Читаем без скачивания Укус Паука - Дженнифер Эстеп

Руну-снежинку я нарисовала первой, затем изобразила вьющуюся лозу, символизирующую изящество — руну своей старшей сестры, Аннабеллы. И наконец примулу — символ красоты и моей младшей сестренки Брии.

На каминной полочке отсутствовала моя собственная руна — руна паука. Маленький круг, от которого на равном расстоянии друг от друга отходили восемь линий, не слишком затейлив или интересен, чтобы заслужить место в моем итоговом проекте. Конечно, у меня больше нет медальона с руной паука, но если бы я захотела освежить в памяти чертову побрякушку, достаточно было бы взглянуть на шрамы на ладонях.

Я стряхнула с себя оцепенение. Осенью воспоминания всегда более болезненны. Именно в это время года элементал Огня убил мою мать и Аннабеллу, обратив их тела в прах. Бриа избежала той же участи лишь затем, чтобы оказаться похороненной заживо под обломками нашего дома. От моей сестренки остался лишь кровавый след на каменном фундаменте.

Чистый морозный воздух, ярко-голубое небо, густой запах влажной земли, близость зимней стужи, замедляющей шепот камней под ногами, — все напоминало мне о них, даже сейчас, семнадцать лет спустя.

Но руны на каминной полке не вернут мою семью. Ничто не вернет. Не знаю, зачем я вообще нарисовала эти чертовы руны. Мне на самом деле нужен отпуск. Или же разговоры Флетчера об уходе на покой встревожили меня больше, чем я думала.

Я сжала пальцы на папке, отвела глаза от рисунков, пошла в спальню и закрыла за собой дверь, чтобы больше не видеть руны.

С глаз долой — почти из сердца вон.

* * * * *

Следующим вечером ровно в восемь я стояла на самом верхнем балконе эшлендского оперного театра, огромного здания из серого гранита и мерцающего белого мрамора. Старомодный шедевр архитектуры занимал три квартала в центре города. Каждое из трех крыльев оперы венчала башенка, из-за чего здание всегда казалось мне похожим на кукольный домик. На каждой из башенок на тихом сентябрьском ветерке развевался черный флаг с серебряной нотой — руной оперы.

Двадцать минут назад я вошла в здание театра через главный вход. В белой рубашке, черных брюках, туфлях на низком каблуке и с футляром для виолончели я ничем не отличалась от десятков музыкантов, ожидающих выхода на сцену. Никто не обратил на меня внимания, пока я шла через холл, поднималась по парадной лестнице и преодолевала несколько этажей. Я использовала магию Льда, чтобы создать пару длинных тонких отмычек, которыми отперла дверь, ведущую на балкон. Хотя я и зашла через главный вход, но, закончив работу, сбегу через, так сказать, задний.

Хотя фасад здания оперы выходил на одну из оживленных улиц в центре Эшленда, с тыльной стороны открывался вид на зазубренные скалы, спускавшиеся к реке Анейрин. Скалы, по которым я буду спускаться на веревке примерно через час.

Оставаясь в тени, я открыла футляр для виолончели и вытащила пластмассовую имитацию классического музыкального инструмента. Под ней находился потайной отдел с подручными средствами для сегодняшнего задания, включая шестидесятиметровый альпинистский трос. Я прикрепила его к латунному флагштоку, закрепленному у основания балконной стены, и сбросила трос вниз, к скалам. Серая веревка потерялась на фоне неровных камней, и не зная, что она там, никто не смог бы её заметить. Но я все равно собрала с пола несколько сухих коричневых листьев и рассыпала их у основания флагштока, прикрывая веревку. Непохоже, что сюда кто-нибудь выйдет, учитывая происходящее внутри здания веселье, но никогда неизвестно, кому взбредет в голову подняться на балкон ради короткого перекура или ещё более короткого секса. Лучше не рисковать.

Во время работы я касалась камней здания. Гранит пел под кончиками пальцев. Музыка живого оркестра давно пропитала камень, и теперь пронзала его, как золотая жила. Я закрыла глаза и приложила ладони к грубой поверхности камня. После безумной какофонии сумасшедшего дома звук казался таким плотным, чистым и красивым, что я вызвала магию.

Я направила силу в камень, отдавая ему мягкий приказ. Отдельные кусочки гранита поднимались и опускались волнами один за другим, будто я пробегала пальцами по клавишам фортепиано. Затем кусочки встали на свои места, а я позволила себе слабо улыбнуться. Магия элементалов может быть как смертоносной, так и забавной.

Закончив работу, я взяла футляр, открыла балконную дверь и вновь скользнула внутрь здания.

Балкон служил продолжением верхнего этажа оперы, серого неприметного пространства, где располагались административные кабинеты. На этаже было пусто, горел приглушенный свет. Я юркнула на пожарную лестницу и спустилась на несколько пролетов, прежде чем выйти на второй этаж здания.

Я словно шагнула в иной мир. Второй этаж представлял собой круглую комнату диаметром в несколько сотен метров. Парадная лестница вела на первый этаж, над которым нависала огромная хрустальная люстра, похожая на изысканный ансамбль из сосулек. Ковер был теплого винного цвета с изящным золотым восточным узором. На стенах висели высокие звуконепроницаемые драпировки того же цвета, перемежавшиеся зеркалами и блестящими картинами. В холле внизу сверкал пол из белого мрамора с редкими вкраплениями черных и бордовых плиток.

В паре кварталов отсюда вампирская шлюха за пятьдесят баксов обслуживает клиентов прямо в машине, а бездомные роются в мусорных баках в поисках пригодных для ужина объедков. Но здесь грязь и тьма обретаются лишь в следах от помады на бокалах с шампанским и в душах людей, наслаждающихся искрящимся пузырьками напитком.

Гости толпились в фойе и стояли по обе стороны широкой лестницы. Будто пытаясь соответствовать элитному дому искусства, посетители оперы нарядились в дизайнерские платья цветов драгоценных камней, великолепные черные смокинги и прочие подходящие случаю дорогие вещи, столь же изысканные, как и сама обстановка. Мелкие, средние и крупные драгоценности сверкали, подмигивали и блестели на шеях, запястьях и пальцах. Камни гордо шептали о своей красоте и роскоши. Некоторые гости попивали шампанское и коктейли, другие пробовали куриные шашлычки, овощные рулетики и прочие миниатюрные закуски на один укус с подносов официантов. Воздух дрожал от разговоров, перемежаемых раскатами смеха и резким грубым хохотом.

Так как я ничем не отличалась от музыкантов, бомонд уделял мне не больше внимания, чем ковру, позволяя легко пробираться в толпе в поисках своей жертвы.

В толпе заахали, и я обернулась в поисках того, кто вызвал такой ажиотаж. И впилась глазами в Мэб Монро. Элементаль Огня прошествовала по холлу и теперь поднималась по парадной лестнице. Все глаза смотрели на неё, а разговоры прекратились, как прерванная на полуслове песня. На большинство людей Мэб оказывала именно такое воздействие. Её уложенные мягкими волнами рыжие волосы сверкали, как начищенный пятак, а темно-красное платье с низким вырезом открывало кремовую плоть декольте. На лице сверкали бездонные черные глаза. Сера и огонь — вот о чем я думала каждый раз при виде Мэб.