Читаем без скачивания Ружье - Эд Макбейн

– Откуда вы знаете?

– Я видела его внизу, возле дома.

– И что же он там делал?

– Садился в желтый автомобиль.

Они снова поехали в центр – такой уж сегодня выдался день – и установили, что добраться от Южной Второй до квартиры Лейденов на Саут-Энджелс-стрит можно минут за двадцать (опять-таки если сделать десятиминутную поправку на ночное движение). Это означало, что Дамаск мог выехать от своего дома примерно в половине четвертого (проведя час в обществе загадочной рыжеволосой девицы) и приехать к Лейденам без двадцати четыре. Если добавить пять минут на езду в лифте или подъем на третий этаж на своих двоих, можно считать, что убийство произошло в три сорок пять. Глубокой ночью кто-то четырежды выстрелил из ружья, и ни одному из жильцов не пришло в голову заявить об этом в полицию!

Тут было о чем подумать.

Было уже полвосьмого, и оба сыщика сильно устали.

Они решили, что раздумья можно отложить до утра. Карелла позвонил в следственный отдел и сообщил, что они заканчивают смену. Детектив Мейер Мейер, дежуривший у телефона, сказал на это: «Короткая сегодня смена». Впрочем, так он говорил всегда, независимо от того, кто во сколько звонил, чтобы сообщить, что заканчивает работу.

Его работа только начиналась.

Дело в том, что зарезали женщину.

Никакой пикантности, никакой эротики. Просто в грудь ей вонзили хлебный нож – самое заурядное убийство. Нападавший, судя по всему, нанес удар снизу вверх, а не сверху вниз, потому что нож был воткнут под левую грудь.

Пол кухни был в крови, женщина лежала у раковины в осколках битой посуды. Похоже, убийца напал на нее в тот момент, когда она мыла тарелки. В общем, заурядное убийство, из тех, что случаются вечером в понедельник. Просто женщина лежала на полу в луже собственной крови, а в груди у нее торчал хлебный нож.

Мейер Мейер прибыл на место преступления в три минуты первого ночи.

Патрульный Стюарт Коллистер позвонил в участок в 23.55, после того как на улице к нему подошел человек и сказал: «Извините за беспокойство, там наверху лежит мертвая птичка!» Этой птичкой и оказалась женщина лет пятидесяти с хлебным ножом в груди. Ее потускневшие карие глаза глядели в потолок, большой рот был искусно уменьшен помадой. На ней было черное платье, черные чулки, черные лакированные туфли и нитка жемчуга. От нее уже попахивало, так как лежала она давно. Цвет лица нельзя было назвать очень уж свежим, потому что радиаторы отопления работали вовсю и в такой жарище разложение шло полным ходом. В общем, самая обыкновенная смерть от удара ножом.

Мейер вышел поболтать с ребятами из отдела по расследованию убийств, затем пообщался с фотографом и только после этого отыскал патрульного Коллистера, который допрашивал человека на улице.

Тот выглядел слишком уж лихо для своих лет. Мейер решил, что ему шестьдесят с небольшим. На нем был синий блейзер с медными пуговицами, бежевые отутюженные брюки, голубой свитер-водолазка, а на ногах – коричневые замшевые сапоги. Седые волосы он причесывал так, как это, наверно, делал Юлий Цезарь до того, как начал лысеть и пристрастился к лавровым венкам.

Свидетеля звали Барнабас Коу, и он сгорал от нетерпения рассказать Мейеру, как обнаружил труп.

– Во-первых, как ее зовут? – спросил Мейер.

– Марджи Ридер. Маргарет.

– Возраст?

– Пятьдесят два года.

– Это ее квартира?

– Да.

– Итак, я вас слушаю.

Они стояли у входа в квартиру, а мимо них сновали криминалисты со своим оборудованием. Приехал судмедэксперт; из квартиры вышел фотограф, чтобы взять лампу-вспышку из кожаной сумки, которую оставил в коридоре. Появился сотрудник окружной прокуратуры, поздоровался с Мейером и направился к ребятам из отдела по расследованию убийств, чтобы вместе с ними предаться воспоминаниям о незабываемых убийствах, которые им довелось расследовать. Мейер был высоким голубоглазым человеком, и свою лысину он не пытался скрыть под шляпой. Императорская прическа Барнабаса Коу приходилась ему как раз по подбородок. Коу говорил, глядя в глаза Мейеру, голова его тряслась от возбуждения, голубые глаза сверкали.

– Мы с Марджи были друзьями. Жили на одной лестничной площадке. Когда, кстати, это было? В шестидесятом году, нет, в шестьдесят первом. Никаких амуров, но дружить дружили. Безумная женщина эта самая Марджи. Мне она нравилась. Потом ей пришлось уехать, потому как здесь жить гораздо дешевле, а денежный ручеек иссяк.

– То есть?

– Страховка за мужа. Он сыграл в ящик сразу после войны. Я имею в виду ту большую войну.

– Отчего он умер?

– Рак легких, – сказал Коу и, помолчав, добавил: – Хотя в жизни не выкурил ни одной сигареты.

Мейер кивнул. Он с восхищением рассматривал пеструю одежду Коу, слушал его бойкую речь и ждал, когда же тот стянет с себя резиновую маску шестидесятилетнего старца и покажет миру свое юношеское лицо.

– Так или иначе, – продолжал Коу, – мостов мы не сжигали, даже когда она перебралась сюда. Квартал, что и говорить, не рай, можно сказать, это просто выгребная яма. Верно я говорю? Дешевка – она всегда дешевка. Что за радость жить в свинюшнике? Не понимаю.

– Никакой радости, – согласился Мейер, глядя на морщинистое, усталое лицо своего собеседника. А тот, поблескивая глазами, продолжил рассказ:

– Марджи, конечно, не жила в свинарнике. У нее очень даже симпатичная квартирка. Для этих мест, – уточнил он.

– Само собой, – отозвался Мейер.

– Она время от времени заезжала ко мне, когда бывала в центре, ну и я иной раз заглядывал к ней. Она, после того как переехала, завела себе новое хобби – стала писать стихи. Представляете?

– Угу, – ответил Мейер.

– Когда я к ней приезжал, она всегда угощала меня своей писаниной. «О, город-великан, твои объятья душат, и терпкий запах твоих сточных канав – твой едкий пот – пьянит и вызывает отвращение...» Лихо?

– Еще как, – согласился Мейер. – А вы, собственно, что здесь...

– Сегодня у меня было свидание с маленькой пуэрториканской птичкой, у нее гнездышко на Эйнсли. Прелесть, просто прелесть! Огромные карие глаза, маленькое упругое тело. Конфетка!

Мейер промычал что-то неопределенное.

– Должен был доставить ее домой в целости и сохранности к половине двенадцатого. Родители строгие, как не знаю кто. Слава Богу, они не послали с ней дуэнью. Ей только девятнадцать, а когда имеешь дело с сеньоритами, всего можно ожидать.

Коу улыбнулся и подмигнул Мейеру. Тот чуть было не подмигнул ему в ответ, но вовремя взял себя в руки.

– Времени у меня оставалось – девать некуда, вот я и решил нагрянуть к Марджи. Узнать, как она поживает, послушать ее новые вирши. «Твой волосатый инкубус вселяет ужас» – это еще один ее перл. Жуть, да?

– Жуть. Что же вы увидели, когда пришли?

– Я постучал в дверь. Никто не ответил. Я снова постучал, опять молчание. Потом повернул ручку. Сам не знаю зачем. Обычно ведь как бывает: стучишь – не открывают. Значит, никого нет дома. Ты поворачиваешься и уходишь. Верно?

– Верно.

– Но я повернул ручку, и дверь открылась. Я окликнул ее: «Марджи!» Мне никто не ответил. Я заглянул в квартиру. Запашок – будь здоров! Это меня удивило. Марджи всегда была такой чистюлей, что просто кошмар. В общем, я взял и вошел. И увидел ее в кухне на полу с ножом в груди.

– И что вы сделали?

– Закричал.

– А потом?

– Побежал вниз.

– Потом?

– Нашел патрульного и сказал ему, что в квартире наверху – убитая. Я сказал, что Марджи убили. – Коу помолчал и спросил: – Вам нужно имя сеньориты?

– Зачем?

– Чтобы проверить мой рассказ. – Коу пожал плечами. – Чтобы удостовериться, что я провел с ней вечер, а не зарезал бедняжку Марджи.

– Судя по виду бедняжки Марджи, – сказал Мейер, – мне следовало бы поинтересоваться, что вы делали неделю назад.

Глава 5

Его прогноз не подтвердился.

Впрочем, он не был судмедэкспертом. Увидев лицо убитой, Мейер предположил, что она лежит здесь уже неделю.

Судмедэксперт придерживался другого мнения. В квартире вовсю работало отопление – большая редкость в октябре для таких трущоб. Владельцы домов в этих районах приберегают топливо на январские и февральские холода и до конца декабря стараются лишнего не тратить. Но окна квартиры были наглухо закрыты, в квартиру никто не входил, и никто из нее не выходил, а значит, она не проветривалась, и в тепле бедная Марджи Ридер плохо сохранилась.

По мнению судмедэксперта, это случилось в пятницу вечером.

Несчастную птичку отправили на тот свет именно тогда, а может, чуть раньше или чуть позже, если принять во внимание, что температура в квартире – величина переменная. Мейер не мог взять в толк, как городские власти надеются справиться с демографическим взрывом. Обитателям трущоб после одиннадцати вечера остается единственная радость – забраться под одеяло и попробовать согреться. Он спросил судмедэксперта, не пыталась ли Марджи Ридер в пятницу вечером согреться известным способом, на что тот ответил только, что следов спермы во влагалище покойной не обнаружено. Кроме того, бедняжка была полностью одета. Кто-то просто взял и всадил нож в несчастное создание – самое что ни на есть заурядное убийство.