Читаем без скачивания Шамиль - Булач Гаджиев

В конце письма имам просил быть благосклонным к его парламентерам и «не ввергать их снова в уныние».

В тот же день, 19 августа 1839 года, Шамиль послал второе письмо. Он благодарил Граббе за теплые слова в его адрес, переданные через парламентеров, и уверял генерала, что будет жить в Гимрах и не мешать никому, но что уехать тотчас из Ахульго он не может. Ему нужен месячный срок. Шамиль просил верить ему: «Я вручил Вам моего сына, — писал он. —… Все остальное лично объяснят Вам вторично посылаемые мною поверенные мои». Таким образом, ни та, ни другая сторона каких‑либо новых предложений не сделала. Хотя стояли солнечные дни и было жарко, генерал знал, что скоро начнутся дожди, дороги станут непроходимыми, и тогда его войска могут сами оказаться в ловушке. Условий имама он не принял, решив взять Ахульго штурмом.

21 августа истек срок перемирия. Рано утром по крепости ударили пушки. Защитники гибли в развалинах, но отчаянно сопротивлялись. Солдаты обратили внимание на странное движение людей. Потом узнали, что исполнялся последний приказ Шамиля: всем перейти в Старое Ахульго! Женщины и дети бежали из Нового Ахульго. Поражало, что люди несли с собой имущество. Вероятно, надеялись сражаться и дальше.

Наступающие ворвались в окопы горцев. Первым из них был унтер–офицер Куринского полка Якостецкий, бывший студент Московского университета. Закипел отчаянный бой. Та и другая сторона были ожесточены. Казалось, жизнь потеряла всякую цену для этих людей. Отовсюду слышались громкие крики, проклятия…

Мюриды начали спускаться к мостику над Ашильтинкой, стараясь вслед за семьями перебраться в Старое Ахульго. Их преследовали буквально по пятам. Чтобы остановить солдат, на их штыки бросались безоружные женщины. Но и это не помогало. Лишь 200 горцев добрались до Старого Ахульго.

Шел 79–й день обороны. В 10 часов утра Пулло повел 3–й батальон апшеронцев на штурм Старого Ахульго. Туда же поднялся со своими солдатами майор Тарасевич.

К 2 часам дня 22 августа 80–дневная эпопея сражения на Ахульго была окончена. На обоих утесах в этот печальный день остались лежать около 700 горцев.

Б. Эсадзе писал: «В плен взято до 900 человек, большей частью стариков, женщин, детей. С трудом мирились гордые горцы со своим положением, несмотря на полное изнурение и раны».

Царские войска только 21 и 22 августа потеряли убитыми и ранеными 22 офицера и 645 солдат. Пропитанной кровью и потом каменистой земле Ахульго были отданы и лучшие из лучших горцев: храбрец Алйбек из Хунзаха, ученый муж и отважный человек Сурхай из Кулла, бесстрашный Бабал Мухамме и Мухаммед–Султан из Игали, племянник Шамиля Осман, Гусейн и Магомай из Аракани, Алихан из Арчи, Муртазали, Ал–хал–Гусейн и Саадул из Орода, Омар–Хаджи из Согратля, Султанбий из Дылыма, Муртазали из Чиркаты, Магомед и Магомед–Султан из Рихуни, Магомед и Ибрагим–Гусейн из Гимр, Асхаб из Арадаха, Алихан из Хара–чи, Муртузали из Уркачи, Муртузали из Магада, Магомед–Амин из Хо–тода, Бусийлав из Тинди и многие другие.

Казалось, для восставших нет выхода из создавшегося положения. Шамиль мучился в поисках ответа: что делать? О позорном плене не могло быть и речи. Для того ли пали сотни его отважных мюридов, чтобы ему, после стольких мук, поднять белый флаг и сдаться на милость противника?

Оставался один выход — смерть, но смерть упорно щадила его, хотя наравне с рядовыми бойцами он лежал в окопах и отбивал атаки штурмующих. Видя, что смерть стала для него желанна, мюриды силою увели его в пещеру.

Наконец, Шамиль отобрал 10 добровольцев и двинулся к завалу, где находились солдаты. Дорогу имаму преградил Тагир из Унцукуля:

— Что ты думаешь здесь делать и что нам тут делать?

— Умрем, а не отступим отсюда никуда! — ответил Шамиль.

— Смерти твоей только обрадуются враги… не лучше ли поберечь себя для… дела? — возразил Тагир.

При этом разговоре присутствовали дядя имама Бартыхан и некоторые из приближенных Шамиля. Они поддержали Тагира и опять силою увели имама обратно в пещеру, находившуюся в толще скалы Ахульго. В ней находились и его жена Патимат и сын Кази–Магомед. Гора постоянно содрогалась от взрывов. Недалеко от пещеры также обреченно рвалась и металась река Андийское Койсу. В каменном мешке нечего было есть, не было воды, жажда мучила взрослых, дети плакали. Кое‑кто прикладывался губами к влажным стенам пещеры. Еще раз посоветовались: сдаться противнику, умереть от голода и жажды или попытаться бежать? Остановились на последнем. Из всех личных вещей Шамиль захватил только оружие и книги. Спутникам имам приказал в любом случае бороться до последнего и ни при каких обстоятельствах не сдаваться в плен. Он подбадривал товарищей, приводил имена героев Ахульго, погибших на их глазах, требовал стоять до конца. Договорились: если кого ранят, тот, чтобы не стать обузой другим, должен броситься в реку. На всякий случай попрощались друг с другом еще в пещере. После этого имам благословил товарищей.

Стояла глубокая ночь с 22 на 23 августа. Шамиль осторожно приставил балку к противоположной скале. Она повисла над речкой Ашильтинкой на высоте не менее 20 метров. Упадешь — верная гибель. Первым двинулся вперед Шамиль. К его спине был привязан 7–летний Кази–Магомед. Через несколько минут имам был на другой стороне. Накрепко придавив конец балки к камням, Шамиль велел переходить и другим.

Все обошлось как нельзя лучше. По очереди все покинули пещеру. Темнота скрывала их от врагов. Когда по козьей тропе люди поднялись на вершину скалы, юноша Магомед из Ашильты принял на свои плечи Кази–Магомеда. Первым снова пошел Шамиль. В руках он держал обнаженную шашку, за спиной было ружье. Вскоре пришлось остановиться: впереди что‑то чернело, казалось, сторожевой пост. Раздались выстрелы. И это место горцы проскочили, но переполошили противника. На всех вершинах и других важных точках зажглись огни костров. Но это имело и свои преимущества: давало возможность Шамилю и его товарищам хорошо ориентироваться. Они заметили, как в одном узком месте собралась большая группа солдат. Долго прятались от них за обломками скал. Постепенно все костры потухли. Единственный возможный проход был там, где скопились солдаты. Возвращаться назад было равносильно смерти. Посоветовавшись, подошли еще ближе. Решили действовать хитростью. Горцы закричали, затопали ногами и мгновенно спрятались за скалой. Солдаты разрядили ружья на голоса. Тогда беглецы стремительно понеслись к посту, расчищая дорогу шашками. Противник бежал, забыв обо всем. Шамиль хотел преследовать солдат, но Ахверды–Магома удержал его. И только тут обратили внимание, что не хватает семьи Шамиля. Юнус Чиркеевский немедленно отправился в обратный путь и через несколько минут привел Патимат и Кази–Магомеда. Сын был ранен в колено, погибла сестра Шамиля, бросившись в реку. В отчаянии Шамиль винил в этом только себя. Когда имам немного успокоился, решили пересчитать людей. Из пещеры на Ахульго вышло 30 человек, теперь осталось 24 и среди них — Шамиль, жена его Патимат, сын Кази–Магомед, друг имама чиркеевец Юнус, наиб Ахверды–Магома, юноша Ахмед из Ашильты, мюрид Якуб и девочка Кантурай из Ашильты. Имена других мы не знаем. Из шести погибших, кроме сестры Шамиля, нам известен Султан–бек из Салима…

Остаток ночи шли по тропе. На рассвете следующего дня беглецы уже подходили к месту слияния Аварского и Андийского Койсу.

Заканчивая главу «Ахульго», сделаем небольшое добавление. Хотя 22 августа над горой и селением Ахульго развевались царские флаги, бои не прекращались до 29 августа. Оказалось, что в пещерах, в подземных жилищах, в ямах от снарядов, в траншеях, высохшем бассейне и других крытых местах находились бойцы, не желавшие сдаваться. «Трудно изобразить, — писал участник событий полковник Милютин, — все сцены этого ужасного, фантастического боя».

Во время штурма и Граббе также терял своих людей. «Батальоны ослабели до того, — читаем в книге «История русской армии и флота», — что насчитывали в своих рядах не более 200 штыков. Обувь и одежда были изношены, лошади дошли до полного истощения, и их не хватало под оружие и повозки»[12].

Не менее половины войск 22 августа была занята похоронами погибших товарищей. Братские могилы рыли на возвышенных местах, некогда было высекать кресты из камня, их делали из дерева. Сурхаеву башню и другие укрепления взорвали и сровняли с землей.

30 августа Граббе заторопился. Экспедиционный отряд стал покидать ровавую гору, где оставил третью часть войск, пришедших сюда 90 дней «зад. Полковник Милютин рассказывает, что 30–го утром войска молились. Все были рады, что покидают страшную гору.

После взятия Ахульго Граббе ушел в Темир–Хан–Шуру. Ни в одном месте Дагестана не были созданы опорные пункты, не оставлены гарнизоны, и потому все это пространство оставалось по–прежнему вне власти и влияния царского командования. Роль же Шамиля в этих событиях как нельзя лучше описал один из военных историков царской России подполковник Семен Эсадзе: «Оценивая весь ход этой экспедиции, нельзя не признать, что Шамиль действовал в высшей степени умно и расчетливо; извлек из недоступности гор и приверженности горцев все средства для упорной обороны и так искусно ими пользовался»[13]. А вот признания другого специалиста — Служивого: «Несмотря на страшный погром мюридов в Ахульго, значение его свелось на ничто, ибо Шамилю удалось ускользнуть из наших рук»[14].