Читаем без скачивания Греховная связь - Розалин Майлз

Почти бессознательно рука его потянулась к шее и длинные чуткие пальцы притронулись к непривычно жесткому воротничку. Когда он служил в городском приходе младшим диаконом[7] сразу после рукоположения, ему редко приходилось полностью облачаться в одежду церковнослужителя. В его обязанности входило помогать жертвам городской жизни двадцатого века и стараться не отпугивать их одеяниями, напоминающими о принадлежности к миру власть имущих, которые и были в глазах этих отверженных повинны в их несчастьях. Своим прихожанам Роберт представал скорее в лучах братской заботы, а не как Отец, облаченный в ризы Божьей власти.

В Брайтстоуне роль его совсем иная. Здесь он должен быть отцом, братом, духовным наставником, а с Божьей помощью душепопечителем и утешителем униженных и оскорбленных. С горечью прикасался он пальцами к манишке, тяжелому официальному черному костюму, от которого, наверняка, ему придется страдать уже к вечеру. Может, он чересчур серьезно относится к себе? Поживем — увидим. Про себя Роберт отметил, что этим вопросом надо будет заняться специально в конце недели.

Шоссе, ведущее в Брайтстоун и являвшееся главной улицей городка, разворачивалось перед глазами, как лента, по мере того, как он спускался с мыса. Череда низеньких лавочек из красного кирпича, маленький пыльный банк, а дальше вниз „супермаркеты“ с железными крышами и снэк-бары, разбросанные вокруг возвышающегося над ними кинотеатра — то, что мать называла „бедный конец города“ — все это живо волновало его, как место его будущих действий. Брайтстоун! Итак, да будет! Он припарковался и вышел из машины.

Несмотря на ранний час, по улице сновали люди: одни торопились на работу, другие шли за покупками. Сам того не ведая, Роберт привлекал всеобщее внимание — и своим приятным лицом, и изысканными манерами, и непривычным священническим одеянием. Идущая навстречу женщина внимательно посмотрела на него, будто узнавая. Роскошные соблазнительные формы и платье респектабельной преуспевающей дамы не могли скрыть ее довольно юный возраст. Когда она, улыбаясь, направилась к нему, Роберт совершенно неожиданно вспомнил:

— Дженис Писли!

— У тебя отличная память! — рассмеялась Дженис, продемонстрировав прекрасные острые белые зубы на загорелом лице. — Но если уж на то пошло, я тоже не забыла тебя. — Она облизнула маленьким розовым язычком свои губы. — Я частенько спрашивала Поля Эверарда, куда ты запропастился — все пыталась чего-нибудь вынюхать.

В ее манере было нечто большее, чем простое заигрывание. Ну и ну, подумал Роберт со смешанным чувством изумления и симпатии. Он вспомнил, как бегал за ней в старших классах Поль, и тут же в ушах зазвучала брошенная в досаде фраза самого Поля:

— В голове у нее только ты!

— Ну, вот я и вернулся, — мягко сказал Роберт. — И надеюсь увидеть тебя в церкви, Дженис. С этого воскресенья мы начинаем регулярные службы.

— Если кто и может затащить меня туда, так это ты! — в смехе ее чувствовалась горечь; Дженис пристально посмотрела на него. „Боже мой, какая потеря“, — подумала она. — Нельзя скушать, так хоть послушать. Коль все равно тебя зацапала церковь…

— Никто меня не сцапал, Дженис, — как можно мягче ответил Роберт. — Это мой выбор. Дай мне шанс убедить вас всех. А вообще рад тебя видеть. Ну, до встречи в церкви?

Помахав ей рукой, он перешел улицу и вошел в первое же здание. В этот ранний час в молочном баре „Парогон“ никого не было, коме грустного греческого иммигранта, известного в округе под именем Вик. Детские годы, посвященные греческой православной Церкви, в лоне которой по настоянию набожной мамаши он подвизался совершенно против своей воли алтарником, не прибавили бедняге Вику любви к религии, а потому он не был склонен прерывать обычные утренние занятия даже при появлении нового брайтстоунского пастора, — что уже само по себе могло считаться событием незаурядным.

— Доброе утро!

Вик небрежно кивнул в знак приветствия, продолжая как ни в чем не бывало протирать молочники за стойкой, отмечая про себя по запаху ягодные соки для коктейлей — клубничный, малиновый, ананасный…

— У меня здесь объявления о службах в церкви святого Иуды — не возражаете, если я у вас оставлю немного?

Вик снова кивнул.

— Бросьте их на стойку, преподобный. — Хозяин бара предпочитал не вступать в разговоры.

— Роберт, называйте меня Робертом. У вас здесь, должно быть, полно молодежи — после сеанса, не так ли?

Очередной кивок.

— Я был бы очень признателен, если бы вы обратили внимание на мои приглашения.

— Я скажу. Дочка зайдет с друзьями…

— Премного благодарен, — и Роберт повернулся к выходу. Уже у дверей ему в голову пришла новая идея, и он повернулся: — Если вам нужны еще экземпляры…

В глубине бара, прямо напротив него, стояла девушка. Вероятно, она так бесшумно вышла из задней двери, что он не услышал. Чуть выше среднего роста, очень худенькая, она стояла в потоке солнечного света, отчего ее белокурые волосы сияли, словно нимб над головой. Она была прекрасна в своем детском целомудрии, и, как ребенок, полностью сосредоточилась на том, что собиралась произнести:

— В кладовке осталась всего одна коробка чипсов.

Голос ее был чуть низковатый, по-особому музыкальный, в интонациях явно проскальзывал какой-то акцент. Вдруг она заметила стоящего в дверях Роберта Ясные, спокойные синие глаза лишь на секунду задержались на кем и затем столь же внезапно девушка отвела взгляд.

— Закажи еще, раз так. Больше ничего, преподобный?

— Да, да.

Роберт не мог оторвать от нее глаз. Что она здесь делает? Девушка из другого мира… Вик говорил что-то о своей дочери — но любой отец предпочел бы для своего чада что-нибудь получше бара Может, ей нужна его помощь… С усилием он заставил себя вернуться к делам.

— Ну, если вы разложите эти объявления…

— Девочка положит их на стойку — о’кей?

Она смотрела на него со странным любопытством, словно спугнутая в лесу лань — внимательно, но без страха Несмотря на поразительную белизну кожи и белокурые волосы, миндалевидный разрез глаз, чуть раскосых в уголках, наводил на мысль о какой-то экзотической примеси к англо-саксонской крови. Роберта смущала пристальность ее взгляда. Но когда она отвела глаза в сторону, он чувствовал, что девушка продолжает искоса наблюдать за ним.

— Очень хорошо…

Странно, но он никак не мог решиться уйти.

— Итак, надеюсь увидеть всех вас в церкви. Мы каждого, — он посмотрел прямо в глаза девушки и с удовольствием встретил долгий ответный взгляд, — рады видеть у нас.

У нее была ангельская улыбка.

— Да, да, святой отец, отлично. — „Не пора ли тебе убираться“, — яснее слов говорила манера, с которой Вик произнес их.

Как мог этот шут гороховый, этот чернявый жирный коротышка произвести на свет Божий такое создание?

— Зовите меня Робертом, будьте любезны.

— О’кей, преп… Роберт, идите, идите. Всего хорошего. До скорого. Удачи.

Девушка стояла молча, внимательно провожая взглядом высокую, облаченную в черное, фигуру.

— Вик, кто это был?

— Архиепископ Макариос, черт бы его драл. А теперь берись за стаканы и пошевеливайся.

Предвечернее солнце склонялось к горизонту, бросая длинные тени на сад и заливая все окна дома золотом. Джоан стояла возле жалкой кучки накопившихся за ее жизнь скудных благ мира сего, перевезенных из Брайтстоуна, и думала, что здесь никогда не было так прекрасно. Знакомые каменные ступени, едва проглядывающие сквозь поросли малины, франгипании и фуксии, приглашали ее войти. Призвав на помощь все свои силы, Джоан сглотнула комок, застрявший в горле, и поднялась к входной двери.

— О, вот и ты! Давай помогу! Ну, входи же.

Со своей всегдашней доброжелательностью Клер слетела по ступенькам, подхватила пожитки Джоан и, не переставая говорить, помогла ей войти в дом.

— Ты, наверное, хотела бы в свою прежнюю комнату, правда? Но если передумаешь — не стесняйся, места здесь полно!

Дрожа от волнения, Джоан положила сумку подле узкой односпальной железной кровати и двинулась к старомодному туалетному столику в эркере. За окном простиралось играющее на солнце Тасманово море, сливающееся вдали с горизонтом. На глаза ее навернулись слезы, и все предметы вокруг расплылись.

— Мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь… — Она помолчала и затем продолжила: — Ты не пожалеешь об этом, Клер, я обещаю!

— Джоан! — взрыв смеха поверг Джоан в недоумение. — Ну что за глупости! Да я уже счастлива видеть тебя! Роберт вернулся из Брайтстоуна сам не свой и с тех пор не выходил из кабинета, так что я рада обществу!

— Роберт? — внимательная любовь Джоан жаждала найти себе выход в деле. — Как он? Что делает?