Читаем без скачивания Простые чудеса - Павел Астахов

Стиснув зубы, я упрямо тёр свеклу и морковку, перебирал размоченный чернослив и жарил котлетки. У меня была цель – поддерживать любимую женщину физически, морально, всячески. Я ничего не мог предложить взамен, кроме себя самого.

В девять утра я уже был у дверей больничного отделения. Отнес в садик на руках совсем ослабевшую жену бледно-серо-желтого цвета… Ситуация осложнилась еще более. Теперь лечащий врач настаивал на прерывании беременности из-за угрозы жизни не только ребенка, но и матери. Даже ранее «обработанный людоед», обещавший не трогать мою Светлану, разводил руками и долго объяснял мне, что шансов спасти ребенка практически нет и с каждым днем их всё меньше…

– Я вчера допоздна стояла у окна и смотрела на храм… Колокола звонили… А ты не знаешь, почему у крестов на куполе внизу как бы полумесяцы? – неожиданно спросила меня Светлана.

Я не знал. Я вообще ничего тогда не знал о нашей вере. Несмотря на то что все мои предки были христианами, православными, верующими людьми. Они не понимали, как можно жить без Бога, без веры и молитвы. А советских людей всего за полвека уже научили другому.

– Он же может нам помочь?

Полные слез глаза молили меня о помощи.

– Конечно, может! – ответил я, потому что не мог видеть страданий любимой жены и хотел хоть как-то ее успокоить.

– Может… – задумчиво повторила она.

От полного отчаяния у меня потемнело в глазах и в тот же миг наступило какое-то необычное просветление. Я как будто взглянул на ситуацию со стороны. Сидим, обнявшись, и страдаем в ожидании того, как решатся наша судьба и жизнь нашего ребенка. Вокруг одни трагедии, которых моя бедная супруга к тому моменту насмотрелась и наслушалась на всю оставшуюся жизнь и дрожала, как паутинка на ветру, только от слова «больница». Откуда ждать помощи? Ситуация с каждым часом всё хуже и хуже! И чем всё закончится, кажется, понятно. Я так ясно увидел этот возможный конец, что меня пробила дрожь.

Я решительно встал со скамейки и посмотрел в глаза жене:

– Ты мне доверяешь?

– Конечно.

– Тогда посиди пять минут, хорошо? Вот, попробуй салат из морковки с изюмом и сметанкой, а я быстро вернусь.

Через минуту я был в кабинете у моего знакомого «людоеда». Без долгих объяснений я написал расписку, что забираю из больницы беременную гражданку Астахову Светлану Александровну и беру на себя ответственность за все возможные последствия как для нее, так и для ребенка.

Зашел в палату, собрал ее вещи. Забрал ее документы. Вышел из больницы и почувствовал себя легче, как-то свободнее. Возможно, я совершил один из самых опасных и безрассудных поступков в своей жизни, но в тот момент чувствовал, что поступаю правильно. Это новое чувство росло и крепло – появилась уверенность, что всё наладится. Я подошел к скамейке, на которой сидела Светлана. Она подняла на меня осунувшееся тревожное лицо и обреченно спросила:

– Что? Пора идти?

– Да, пора. Поехали домой!

– Как…

– Тебя отпустили. Заверили, что всё будет хорошо.

Я не мог сказать иначе. Потому что нельзя огорчать беременную женщину. Никогда и ничем! Мы все в долгу у наших женщин, должны поддерживать, защищать и помогать им!

– Ты уверен? – недоверчиво посмотрела на меня жена.

– Абсолютно! Вот и документы отдали, и вещи. – Я помахал паспортом и пакетом.

От нашего дома до больницы имени Николая Баумана я обычно шел десять минут пешком и десять ехал на трамвае. Максимум полчаса уходило на дорогу в один конец. В то утро мы добирались домой больше двух часов. Светлана отказалась, чтобы я нес ее на руках по улице, а идти ей было очень тяжело. Стыдно признаться, но денег на такси тогда у двух молодоженов-студентов не было. Как и материальной помощи родителей. Жестоко, но это факт!

Светлана, казалось, приободрилась от своей «выписки». Она даже не пыталась выяснять детали, так мне доверяла.

Потихоньку дошли до трамвайной остановки и только начали заходить в подошедший трамвай, как по всей округе разлился малиновый звон колоколов храма на Госпитальной площади. «Хороший знак!» – подумал я.

– Праздник сегодня. День Петра и Павла, – подсказала внезапно возникшая рядом миловидная старушка.

Она проводила нас долгим задумчивым взглядом, и мне показалось, что подняла правую руку и изобразила крестное знамение вслед уезжающему трамваю.

А мы, обнявшись, сидели в душном трамвае и были счастливы, что уезжаем от этого страшного места, трагических историй соседок по палате, неутешительных диагнозов и прогнозов врачей. Нам так казалось, по крайней мере в тот момент.

– Вот видишь, праздник. Именины мои, можно сказать. Я ведь тоже Павел, – прошептал я на ухо Светлане.

Жена смахнула слезинку. Первый раз за последний месяц она улыбнулась, и в глазах вновь вспыхнул так любимый мною огонек…

Мы не стали никому из родственников звонить и рассказывать о том, что сбежали из больницы, объяснять, что к чему и почему и выслушивать их советы и причитания. Слава Богу, что был период отпусков и моя любимая теща уехала с мужем на отдых, кажется, в Ессентуки. Заслуженный отдых – святое дело! Ничто не может помешать этому конституционному праву работающего советского человека. Но и мы имели право на отдых. И мы им воспользовались в полной мере. А наутро, как по мановению волшебной палочки, Светлана встала бодрая и счастливая. Кровотечение полностью прекратилось, боли ушли, ей стало гораздо легче и спокойнее. Она подошла ко мне и сказала:

– Теперь я точно знаю, что всё будет хорошо. Бог сохранит нашего ребеночка. Он родится здоровеньким и будет самым умным и красивым.

Так и случилось! Господь поверил нам и пожалел нас, еще раз показав, как сильно Он любит всех людей и каждого в отдельности.

Ведь как бы не развивалось наше человеческое общество, но, как и тысячи лет назад, детей родителям посылает Сам Господь, независимо от того, во что они сами верят. Потому что Господь любит всех и дает шанс всем спастись и обрести жизнь вечную. И даже мне, человеку на тот момент неверующему, некрещенному, состоящему в партии, Он сделал такое снисхождение и сохранил нашего сына Антона только ради его будущего и будущего его детей. А случилось это благодаря стойкости и твердости веры моей жены Светланы, мамы Антона, которая, глядя на храм за больничным окном и прихожан, спешащих на службу, молилась и повторяла: «Спаси! Спаси! Спаси!!!»

Не знаю, поймет ли мой старший и дольше всех любимый сын Антон, что мы пережили. Но теперь, став трижды отцом, он может себе представить, как это было непросто, тем более в то время, когда рушилась советская империя. Но факт остается фактом – мама билась за своего сына изо всех сил и сопротивлялась не только врачам, но даже близким людям, которые вместо поддержки пытались склонить нас к избавлению от «проблемной беременности». А значит, и от Антона. Как ожидание ребенка может быть «проблемным»?! Каким бы он ни родился, кем бы ни стал, в любом случае это – ваше дитя, плоть от плоти, кровь от крови, дарованное самим Господом! По вашим молитвам, по вашим поступкам, по вашей вере и жизни…

А храм тот был построен во имя святых апостолов Петра и Павла. Более того, на территории больницы позже появился так называемый приписной храм. Его полное название – храм Воскресения Словущего на территории ГКБ № 29 при общине сестер милосердия «Утоли моя печали». И теперь все женщины, попадающие сюда с проблемами во время беременности, имеют возможность помолиться спокойно, исповедоваться и причаститься, потому что это – лучшее лекарство для души и жизни! Особенно самой маленькой, только начинающейся.

Однажды мы гуляли с Антошей во дворе и неожиданно встретили ту самую врачиху-гинеколога Геннерт из районной женской консультации, которая очень удивилась, увидав нас с детской коляской. Ведь она была уверена и пыталась нам внушить, что «плод не развивается и ребенка не будет»… Слава Богу, она заблуждалась! Спаси, Господи, и ее!

История четвертая

Двадцать первое августа

История, которую хочу рассказать, произошла со мной давным-давно, в юности. Но истоки ее возникли много раньше, и об этом нельзя не вспомнить…

Мой отец был крещен с детства, мама – нет. Отец прожил сложную жизнь. Родился в смоленской деревеньке, которую в первые месяцы Великой Отечественной немцы сожгли дотла и всех, кто уцелел, угнали в Германию, в лагеря. Так в девять лет мой папа стал узником «трудового» концлагеря под городом Хайдельбергом. Четыре года голода, унижений, побоев, каторжного труда и постоянной угрозы «расстрела на месте»… Чудом моя бабушка Акулина и папа выжили и вернулись. Бабушка через несколько лет умерла, оставив отца сиротой. А он очень любил жизнь, держался, цеплялся за нее, карабкался вверх и никогда не сгибался. Старался сделать как можно больше, учился, работал, снова учился, а потом и нас, детей своих, учил. В церковь не ходил, но в сердце всегда Бога держал и любил.