Читаем без скачивания Незнакомка с соколом - Джанет Линфорд

Страж хмуро взглянул на нее и покачал головой, показывая, что не понимает ее. Фрэнсис постаралась сказать то же на испанском. Но он снова покачал головой и взялся за рукоятку своего кинжала.

Фрэнсис тяжело вздохнула. Было ясно, что они ничего не сделают для человека, который нанес им увечья…

Она пошевелилась на твердой подстилке, устав от долгого сидения в одной позе. Голова ее то и дело ударялась о парусину, натянутую между двумя высокими бортами фургона. Глядя во тьму, Фрэнсис в сотый раз спрашивала себя, где допустила ошибку.

Нетрудно было догадаться, что, если она задержится в Париже, испанцы обязательно найдут ее. Почему же она сразу не отправилась к сэру Хэмфри? Там она была бы в безопасности. Но Фрэнсис предпочла постоялый двор, чтобы повидаться еще раз с Пьером и Луи – двумя бродяжками, которых она подобрала на парижской улице и которые оказались самыми верными ее друзьями. Теперь Фрэнсис понимала, что это решение было чистейшим безумием. В результате она пленница, а ее спутник, может быть, поплатится жизнью за ее безрассудство…

– Выслушайте меня! – снова взмолилась Фрэнсис, используя свои скудные познания в испанском языке. – Если этот джентльмен умрет, вы не получите очень важных сведений. Без него я вам не нужна, поскольку почти ничего не знаю.

Испанец, которого остальные называли Диего, нахмурился и, кажется, принял какое-то решение. Он исчез из вида, фургон вскоре съехал с дорожной колеи и остановился. Испанцы быстро переговорили о чем-то между собой, и Фрэнсис с радостью услышала звук льющейся воды.

Мужчина, ударивший Чарльза кочергой, обошел фургон, откинул парусину и ткнул ей в лицо деревянную кружку с водой.

Фрэнсис приняла кружку, не поблагодарив, и первым делом влила в рот Чарльзу несколько капель. Потом она промыла рану и, смочив в воде свой носовой платок, положила ему на лоб.

Чарльз глухо застонал, и Фрэнсис поудобнее устроила его голову у себя на коленях, пытаясь уберечь от тряски. Она знала: им обоим потребуется напряжение всех сил, когда придет время спасаться.

5

Чарльз на секунду открыл глаза и опять провалился в беспамятство. Снова его окружила чернота тропической ночи и жара – невыносимая, обессиливающая жара. Сколько уж раз Чарльз пытался скрыться от этого ночного кошмара, освободиться от чувства вины – и не мог.

Опять перед ним возникают сырые стены испанской крепости, толстые, сквозь которые не пробиться. Кровь из разбитого лба стекает к губам, проникает в рот, оставляя острый горький привкус.

Внезапно душераздирающий вопль разрезает воздух. Чарльз знает, что это кричит Ричард. Потрясенный, он обеими руками сжимает голову, прекрасно понимая, что не может помочь своему другу. Но боль Ричарда становится его болью, и он тоже начинает кричать, умоляя о пощаде. Муки крадут его последние силы. Кажется, еще немного – и он навсегда перестанет что-нибудь чувствовать…

Но неожиданно все меняется. Теперь Чарльза окружает буйная сочная зелень. Океанский бриз ласкает его лицо, как ласкала его когда-то Инес. Ее прекрасный экзотический образ возникает перед ним. Инес прогуливается по саду с пунцовым цветком в черных волосах, опираясь на руку своего отца, а Чарльз тайком следит за ней сквозь листву. Она явно о чем-то просит отца. Тот кивает в ответ, и Инес весело смеется.

Дочь богатого испанского плантатора, она была избалована рабами и ни в чем себе не отказывала. От него она требовала слепого поклонения, и он, да поможет ему небо, закрывал глаза на все остальное.

– Ричард… – шепчет Чарльз пересохшими губами. – Прости меня… Что я наделал?!

Теперь он бежит сквозь джунгли, чтобы спастись от собственной глупости: человек, готовый на все ради женщины, становится беззащитным дураком. Он хочет найти Ричарда, уверить друга в том, что он вырвет его из рук испанцев, но тяжелый плотный туман застилает ему глаза, мешает видеть что-либо, тяжким грузом давит на легкие.

Внезапно Чарльз понимает, что этот туман не имеет отношения к погоде. Его угнетает, не дает дышать ощущение собственной вины. И еще страшно болит голова. Болит так, что, кажется, череп вот-вот расколется.

Но кто-то позаботился о том, чтобы устроить его на чем-то теплом, мягком… и живом.

Инес?

Нет, это не Инес: ведь она отказалась делить с ним его судьбу…

Чарльз открыл глаза и увидел темноту. Его тело подбрасывало, и каждый толчок болью отдавался у него в голове. Моргая, он попытался сфокусировать свой взгляд на странной колеблющейся крыше. Сумеречный свет означал, что наступает ночь. Или это утро?

Над ним склонилась какая-то тень, постепенно обретая форму, и наконец Чарльз разглядел очаровательное девичье лицо. Глаза девушки были широко раскрыты, в них застыла озабоченность.

Воспоминание о давнем прошлом возникло в его сознании – образ тринадцатилетней нимфы, переходящей из солнечного света в тень в осеннем лесу в Дорсете. Как странно: всегда от света к темноте…

Леди с соколом.

Где-то рядом раздался клекот птицы, и действительность ворвалась в его сознание, изгоняя видения прошлого.

Чарльз вспомнил, как он приехал в Париж, чтобы сопровождать в Англию молодую леди, которой оказалась Фрэнсис Морли. Должно быть, это на ее коленях покоится его голова. Они едут в каком-то фургоне… Чарльз понимал, что необходимо вспомнить что-то еще. Ах, да! На постоялом дворе на него напали, он безуспешно сражался с четырьмя громилами. Испанцы…

Чарльз попытался сесть, и тут же огненные стрелы боли пронзили его голову.

– Где мы, черт побери? – выдохнул он.

– Не пытайтесь двигаться, – прошептала Фрэнсис. – Я не знаю, где мы, но скоро это выяснится. Пожалуйста, лежите спокойно.

Такой ответ не предвещал ничего хорошего, но Чарльз откинулся на спину, не в силах двигаться, пока не утихнет боль. Пальцы ее тем временем поглаживали его лоб мягкими, нежными движениями, прохладными и успокаивающими. Может быть, он уже в раю?

Уж очень эта девушка похожа на ангела…

– Они не причинили вам вреда? – пробормотал Чарльз, поймав ее руку и прижимая к своему виску.

– Нет-нет, – заверила его Фрэнсис. – Со мной все в порядке. Постарайтесь отдохнуть.

Чарльз охотно подчинился ей, готовый лежать так целую вечность, ощущая исходящий от нее покой. Но тут он вдруг сообразил, что их дела, должно быть, очень плохи, если она держит его голову на своих коленях и так нежно гладит его лицо. Ничто иное не могло заставить ее делать это.

– Где мы? – снова спросил он, готовый услышать самое страшное.

Его голова раскалывалась от боли, даже слова выговаривать было нестерпимо больно.