Читаем без скачивания Лучшие страхи года - Эллен Датлоу

Дэнни ударила куда-то вправо. Липкая грязь впиталась в нее, залепила волосы, потекла из носа и рта. Она закашлялась, поперхнувшись, руки терзали противника, и тот исчез в туманной зыбкости болота. Ее ногти, ломаясь, скребли заледенелую щеку смутно различимого женского лица; незнакомка полностью потеряла человеческий облик под медленным и постоянным действием клещей гравитации и времени. Дэнни застонала. Где-то начал петь козодой.

Хриплые и пронзительные голоса звали ее сквозь деревья. Отзвук был слабый, как эхо из глубины колодца. Несомненно, голоса живых. Сердце Дэнни глухо застучало, вновь запущенное всплеском адреналина, вызванным этим ее почти смертельным опытом. А еще едва ощутимо пробивалось зарождающееся чувство вины, будто она совершила что-то невообразимо глупое. Дэнни с трудом поднялась на ноги и побежала.

Маслянисто-черная ночь затопила лес. Где-то плакал мальчик: «Мама, мамочка!» Плач смешивался с заунывным пением козодоя. Дэнни выбралась из сада, иссеченная ужасом и сожалением. К тому времени, когда она отыскала дорогу во тьме и, спотыкаясь, набрела на группу поисковиков с их сигнальными фонарями, она уже почти полностью забыла, откуда пришла и что там делала.

Дэнни снова открыла глаза в больнице, в мрачной комнате, и встретилась с неумолимым любопытством доктора Грина.

Она спросила:

— Мы можем пока оставить эту тему? Только на время. Я устала. Вы не представляете насколько.

Доктор Грин снял очки. Его глаза были налиты кровью, взгляд казался жестким, но все-таки очень человечным.

— Дэнни, с вами все будет в порядке, — сказал он.

— В самом деле?

— «И до ночлега путь далек»,[11] и все в таком духе. Но да, я верю в это. Вы откровенны, и это очень хорошо. Это прогресс.

Дэнни закурила.

— На следующей неделе мы обсудим дальнейшее лечение. Есть несколько лекарств, которые мы еще не пробовали. Может, вам стоит завести собаку. Я знаю, что вы живете в квартире, но специально обученные животные умеют творить чудеса. Идите домой и отдохните. Это лучшая терапия, которую я могу вам рекомендовать.

Дэнни сделала последнюю затяжку и держала догорающий огонек поближе к сердцу. Затем она опустила окурок в пепельницу. Вдохнула легкое облачко дыма и подумала, не так ли выглядит ее душа, души ее любимых. Точно не зная, что сказать, она не сказала ничего. Пленка в кассете перестала вращаться и остановилась.

Е. Майкл Льюис

ГРУЗ

Ноябрь 1978 г.

Мне снился груз. Тысячи ящиков из неоструганных сосновых досок, о которые можно занозить себе руки даже через рабочие рукавицы, были сложены штабелями в грузовом отсеке самолета. Штампы с непонятными цифрами и странными аббревиатурами сердито мерцали тускло-красным цветом. В этих ящиках должны были лежать покрышки для джипов, но некоторые из них оказались огромными, как дом, а другие — маленькими, как свеча зажигания, и все они крепились к поддонам с помощью ремней — таких, как на смирительных рубашках. Я пытался проверить каждый из них, но их было слишком много. С глухим скрипом ящики начали сдвигаться, а потом весь груз обрушился на меня. Я не мог дотянуться до переговорного устройства, чтобы связаться с пилотом. Самолет качало, и груз вдавливался в меня тысячами острых граней. Он выжимал из меня жизнь, даже когда самолет резко пошел на снижение, даже когда он начал падать, и звонок интеркома орал словно резаный. Но кроме этого звука был и другой — он доносился из ящика рядом с моим ухом. В нем копошилось что-то гнилое и влажное, оно стремилось выбраться наружу, и я знал, что лучше мне его не видеть.

Этот звук сменился постукиванием планшета по металлической спинке кровати. Я открыл глаза. Надо мной с планшетом в руках стоял рядовой ВВС (недавно в Панаме, судя по намокшему от пота воротнику) и выглядел так, будто боялся, что я оторву ему голову.

— Техник-сержант[12] Дэвис, — сказал он, — вас срочно вызывают на стоянку.

Я сел и потянулся. Парень протянул мне планшет с прикрепленной к нему декларацией: вертолет HU-53 в разобранном виде, экипаж, технический и медицинский персонал следуют в… а это что-то новое.

— Аэропорт Тимехри?

— Это рядом с Джорджтауном, в Гайане. — Видя, что мне это название ни о чем не говорит, он продолжил: — Бывшая британская колония. Раньше там была авиабаза Аткинсон.

— А задание-то какое?

— То ли массовая эвакуация, то ли вывоз беженцев из местечка под названием Джонстаун.

Американцы в беде. Большую часть своей летной карьеры я только тем и занимался, что спасал американцев из горячих точек. Но все-таки это приятнее, чем перевозить покрышки от джипов. Я поблагодарил парня и поспешил переодеться в чистую форму.

Я ждал очередного Дня благодарения на авиабазе Ховард в Панаме — с фаршированной индейкой в столовой, футболом по армейскому радио и кучей свободного времени, чтобы попить-погулять. В последнем рейсе с Филиппин все прошло как по нотам, и пассажиров, и груз мы благополучно доставили. И вдруг такой облом.

Впрочем, неожиданности для бортоператора — дело привычное. С-141 «Старлифтер» был крупнейшим военно-транспортным самолетом, способным перебросить в любую точку земного шара семьдесят тысяч фунтов груза или двести солдат в полной боевой выкладке. Длиной он был с половину футбольного поля, а его стреловидные крылья нависали над бетонной площадкой перед ангаром, как крылья летучей мыши. Благодаря Т-образному хвостовому оперению, двухстворчатому люку и грузовой рампе «Старлифтер» превосходил любой из транспортных самолетов. Ну а я совмещал на нем обязанности грузчика и стюарда и отвечал за компактное и как можно более безопасное размещение грузов.

Я уже закончил с погрузкой, заполнил все ведомости и занимался тем, что распекал местных ребят из наземной команды за то, что они поцарапали мне обшивку, когда меня отыскал все тот же рядовой.

— Сержант Дэвис! Планы поменялись, — проорал он, пытаясь перекричать визг автопогрузчика. И протянул мне новую декларацию.

— Дополнительные пассажиры?

— Новые. А врачи здесь останутся. — Он добавил что-то неразборчивое о постоянно меняющихся приказах.

— Ну и кто эти люди?

И снова мне пришлось напрячься, чтобы расслышать ответ. А может, я и расслышал, но от испуга мне захотелось, чтобы он это повторил. Потому что я продолжал надеяться, что неправильно его понял.

— Служба погребения и регистрации могил, — прокричал он.

По крайней мере, так мне показалось.

Тимехри оказался самым что ни на есть обычным аэродромом страны третьего мира: достаточно большой, чтобы принять «Боинг-747», но весь в колдобинах и со сборными арочными ангарами из проржавевшей гофрированной стали. Летное поле, окруженное полосой джунглей, выглядело так, словно его час назад в этих джунглях вырубили. Повсюду взлетали и садились вертолеты, по перрону бегали военные. Тут-то я и понял, что дела плохи.

Асфальт снаружи был раскаленным — я боялся, как бы подошвы не расплавились, пока ставил колодки под колеса шасси. Потом пришли солдаты-американцы из наземной команды, чтобы выгрузить и собрать вертолет. Один из них, голый по пояс и с завязанной вокруг талии рубашкой, передал мне декларацию.

— Не расслабляйтесь, — сказал он. — Как только вертолет будет готов, мы сразу же вас загрузим. — И он кивнул куда-то в сторону.

Я посмотрел на залитую ярким светом рулежную дорожку. Гробы. Нескончаемые ряды одинаковых алюминиевых ящиков под безжалостным тропическим солнцем. Такие же я видел в Сайгоне шесть лет назад, когда только начал летать бортоператором. У меня что-то екнуло внутри — то ли потому что я не успел отдохнуть перед вылетом, то ли потому что не возил жмуриков вот уже несколько лет. Я судорожно сглотнул. А потом взглянул на место назначения. Дувр, штат Делавэр.

Когда ребята из наземной бригады погрузили все необходимое в бытовой отсек, я узнал, что обратно с нами полетят два новых пассажира.

Первый был совсем молодым парнем, судя по виду, вчерашним школьником, с жесткими черными волосами и в солдатской форме с чужого плеча, чистой, накрахмаленной и с нашивками рядового ВВС первого класса.

Я сказал ему:

— Добро пожаловать на борт, — и шагнул вперед, чтобы провести его через дверь в кабину, но он отшатнулся и чуть головой о притолоку не ударился. Наверное, упал бы, если б было куда падать. От него сильно пахло лекарством — мазью для растираний при простуде.

За ним шла армейская медсестра — воплощение профессионализма в каждом слове и жесте, и ей тоже моя помощь не понадобилась. Я поздоровался с ней как ни в чем не бывало. На самом деле я ее знал: когда-то в самом начале моей карьеры я летал с ней из Кларка на Филиппинах в Дананг и обратно. Лейтенант медицинской службы с серебристо-белыми волосами и стальным взглядом. Она тогда высказалась пару раз, что любой недоучка, выгнанный из школы за неуспеваемость, и то бы лучше справился с этой работой, чем я. На ее форме была нашивка с фамилией Пембри. Она приобняла паренька и повела его к креслам, а если меня и вспомнила, то не подала виду.