Читаем без скачивания Алый знак воина - Розмэри Сатклифф

В полдень или чуть позже, когда он, пригнувшись, шел вдоль опушки длинной ольховой рощи, он вдруг услышал ритмичный скрипучий звук, одновременно мелодичный и жутковатый, звук, какой издает лебедь при полете. Обернувшись, Дрэм увидел огромную птицу — она летела низко, прямо на него, через полосу изумрудного дерна, разделяющую два разлившихся озерца. Белые перья сверкали на солнце, а тень птицы, словно темное эхо, плыла по земле — две птицы, птица снегов и птица теней… Лебедь летел, вытянув шею, и Дрэм видел разворот сияющих крыльев, бьющих воздух с какой-то ленивой грацией и силой. Все ближе и ближе ритмичные удары. Он, как завороженный, смотрел на птицу, и казалось, она несется прямо на него, застив мир огромностью своих белых крыльев. Дрэм был весь во власти этой слепящей белизны, этого ошеломляющего дивного видения, обрушившегося на него, как гром среди ясного неба, как восточный шквал или внезапный луч солнца в тучах. Он не помнил, как поднялся на ноги, не помнил, как занес руку — копье рванулось назад и вверх, описав свою совершенную кривую. С верещащим звуком оно ударило лебедя в грудь — огромная птица метнулась ввысь и тут же, накренившись, рухнула на землю.

Дрэм выбежал из-за скрывавшей его ольхи и бросился к месту, где упал лебедь. Он был еще жив, но дергался в судорожной агонии. Дрэм стоял меж трепещущих крыльев, которые сейчас, попади их удар прямо, могли переломить ему ноги. Выхватив из-за пояса нож, он прикончил птицу. Она дернулась последний раз и затихла.

Теперь лебедь, огромных размеров самец, был мертв. Он лежал, вытянув шею, как во время полета. Дрэм вытащил копье, все еще торчавшее в груди у птицы, — белые перья окрасились кровью. «Кровь на снегу», — подумал Дрэм. Руки у него были в крови, а трепетная живая красота птицы вдруг куда-то ушла. И его неожиданно пронзило острое отчаяние, такое же ошеломительное, как и видение летящей птицы. Как могло это маленькое копье, брошенное почти бездумно, в одно мгновение уничтожить весь этот блеск, всю эту силу и скорость?!

Но отчаяние прошло, как прошло и видение, уступив место жгучему чувству гордости, ибо перед ним лежал его первый настоящий охотничий трофей. Он воткнул в землю нож, чтобы очистить его от крови, затем сунул за пояс. Надо было решать, что делать дальше.

Глава IV

ЦЕНА БЕЛОШЕЯ

Одно было ясно — он не мог дотащить свою добычу до дома Тэлори. Еще сегодня утром он рисовал в своем воображении картину, как он гордо входит во двор охотника, держа в руке вниз головой убитую птицу — чирка или утку. Ну, а лебедь!.. Такого он даже вообразить не мог! Раздуваясь от гордости, он прошествовал бы по деревне, перекинув лебедя через плечо так, чтобы до земли свисали огромные белые крылья. Но крылья в развороте были почти в рост человека, и, сделав попытку приподнять птицу, Дрэм понял, что без посторонней помощи ему не взгромоздить ее даже на плечо, а не то чтобы нести всю дорогу. Оставалось только надежно спрятать добычу и пойти сказать Тэлори.

Крепко ухватив птицу, он поволок ее в ольшаник, на что ушло довольно много времени, так как, сам того не сознавая он старался не повредить ей перья. Это был его трофей, все еще прекрасный, хотя и бездыханный, и ему хотелось сохранить его красоту чтобы ее увидел Тэлори. Шаг за шагом, он дотащил распластавшуюся по траве птицу до зарослей ольхи, густого тростника и дикого ириса и там, в глубине, сложил, как можно теснее, огромные лебединые крылья, чтобы они занимали места поменьше. Затем он нарвал охапки бурого цветущего тростника и стреловидных листьев ириса и укрыл ими птицу Он сыпал тростник и ирис слой за слоем, пока под их ворохом не скрылся последний кусочек белого оперенья, который мог бы привлечь внимание воронов и сорок.

Закончив, он встал и, подобрав с земли копье, очистил его тем же способом, что и нож, то есть воткнул в дерн. Напоследок он внимательно оглядел все вокруг, чтобы запомнить место, и направился в деревню к дому Тэлори-охотника.

В поисках добычи Дрэм отшагал за день огромное расстояние, но, как оказалось, много раз возвращался на одни и те же тропы, и поэтому не слишком сильно углубился в Болота. Обратный путь сквозь густой орешник с роящейся в нем мошкой и далее вверх по крутым склонам Меловой был утомительным и длинным. Босые, в кровь изодранные шиповником ноги гудели от усталости, когда перед ним открылась наконец деревня и потянуло знакомым запахом.

Это было время сбора дикого чеснока. По берегам речки и на лесных опушках, в местах, где потенистей и попрохладнее, женщины и девушки искали цветущий чеснок и собирали белые с резким запахом звездочки в большие тростниковые корзины. Много дней в деревне и во всех дальних усадьбах стоял этот острый запах белых цветов, которые сушили на южной стороне низких, крытых дерном крыш.

Вчерашний дождь нарушил все планы, но сегодня солнце грело жарко, и ласточки носились высоко в небе, что предвещало ясную погоду. Повсюду на крышах белели пятна уже увядших звездочек; пряный аромат ударил в нос, когда Дрэм пробирался меж деревенских полей к усадьбе Тэлори-охотника.

Ни Тэлори, ни его сыновей не оказалось дома. На пороге хижины сидела толстая добродушная Уэнна и молола в каменных жерновах зерно на завтрашний день. При виде Дрэма она испуганно вскрикнула:

— Что с тобой? У тебя на лбу кровь!

Дрэм удивился. Он, должно быть, испачкал кровью лицо, когда откидывал со лба волосы.

— Нет, я не ранен. Я охотился и убил дичь. Мне надо поговорить с Тэлори.

— Он в долине. Пошел искать теленка.

Теперь, успокоившись, Уэнна улыбнулась Дрэму:

— Хочешь, пойди взгляни на щенков. Гуитно приходил сегодня. И Белу. Но три еще остались.

Дрэм покачал головой. Успеется. Щенок теперь никуда от него не денется.

— Ты, небось, хочешь есть?

Дрэм за целый день ни разу не вспомнил о еде. Но сейчас он вдруг почувствовал, что голоден, — он ничего не ел с утра, кроме лепешки, которую ему дала Блай. Желудок был пуст, как змеиная прошлогодняя кожа.

— Подожди, я сейчас.

Уэнна поднялась и исчезла за дверью хижины, оставив его с девочкой, лежащей на мягкой оленьей шкуре. Девочка сосала бусинки кораллов, висящие у нее на шейке, и смотрела на него черными, как терновые ягоды, печальными глазами. Дрэм осторожно ткнул ее в живот большим пальцем — посмотреть, как она будет реагировать: он был готов тут же сбежать, если бы она вдруг расплакалась, сделав вид, что он совершенно ни при чем. Но девочка задрыгала ногами и одобрительно загулькала. Он ткнул еще раз и быстро отошел в сторону, завидев Уэнну.

— На вот, возьми.

Она протянула ему пшеничную лепешку, густо смазанную темным медом, и снова принялась молоть зерно.

Дрэм сел на солнышко, облокотившись спиной о дверной столб из рябинового дерева, и стал слизывать струйки стекающего золотистого меда. Он ел лепешку и смотрел, как Уэнна насыпает зерно из корзины в отверстие верхнего каменного круга и как желтоватая, крупного помола мука сыплется на специально подстеленную шкуру; когда она крутила жернова, она то и дело останавливалась и ссыпала муку в глиняный кувшин. Дрэм не вызвался ей помочь — это была женская работа, а он — мужчина, охотник, подстреливший сегодня крупную дичь.

Тени постепенно удлинялись, хотя до вечера было еще далеко. Уэнна ушла в хижину и унесла девочку, придерживая ее сзади на бедре. Дрэм так и сидел у порога, когда вернулся Тэлори, таща на веревке маленькую бурую телку, — вид у телки был понурый.

Дрэм поднялся на ноги и пошел ему навстречу. Тэлори уже был между сараем и поленницей. Телка все время дергалась то в одну, то в другую сторону. За ней следом шли три собаки.

— Ну, как дела? — спросил Тэлори, завидев Дрэма, и тут же качнулся назад, так как телка натянула веревку.

— Я пришел за щенком. Я могу отдать тебе выкуп.

Тэлори удивленно поднял брови:

— А где он? Уже в горшке?

— Я не мог один донести его. Он слишком большой.

— Ты что, копьем убил дикого быка? — В голосе охотника появились низкие ноты, как всегда, когда он смеялся. И тут же в углах рта обнажились, как у собаки, клыки. — Но ты помнишь уговор? Это должна быть птица.

— Это лебедь. — Дрэм едва, выговаривал слова — так его распирало от гордости: — Самец такой громадный, как облако.

— Вот это да! Трофей так трофей!

Как только они направились к коровнику, телка сердито замычала.

— Он там, на Болоте, — продолжал Дрэм, — я не мог один донести его и поэтому решил спрятать, а сам пришел сюда. Я думал, мы можем сейчас сходить за ним.

Голос осекся: Дрэм понимал, что это слишком большая просьба — заставить Тэлори куда-то идти на исходе дня.

Тэлори посмотрел на него сверху вниз, выставив ногу, чтобы преградить путь телке. Он устал, ему хотелось спокойно посидеть, вытянув ноги, или отполировать копье, пока Уэнна готовит ужин, но, увидев, как по лицу мальчика, полном гордости и нетерпеливого ожидания, пробежала тень, он сказал: