Читаем без скачивания Пять капель смерти - Антон Чиж

— Ну конечно, я помню этот удивительный снимок! — торжественно заявил Ельцов.

— Так неужели могу надеяться, что…

— Такая жалость, но с ним пришлось расстаться.

Оказывается, сегодня рано утром, как только ателье открылось, зашла дама и спросила негатив. Она пояснила, что на снимке запечатлена ее сестра, трагически погибшая накануне. Приказчик растрогался, не смог отказать, при этом не взял денег с убитой горем женщины.

— Она назвала фамилию заказчика?

— Да, упоминала, кажется…

— Не сочтите за труд вспомнить.

Подняв глаза к потолку, Ельцов поморгал, но не смог вспомнить ничего. Как видно, память совсем девичья.

— А день, когда был сделан снимок?

Приказчик растерянно промолчал. Оставалось поинтересоваться, как выглядела дама. Ельцов мечтательно зажмурился:

— Прекрасное черное платье… Она такая… такая красавица… Сложно описать, на лице вуаль…

— Отчего же вы решили, что красавица?

— Я почувствовал это! — ответил юноша с неподдельным трагизмом.

Горестную атмосферу прервал дверной колокольчик и звонкий голос:

— Какое счастье! Родион Георгиевич! Наконец-то!

Сам хозяин заведения, модный фотограф Смирнов, бросился к Ванзарову. Как-то раз Ванзаров помог ему выйти из затруднительного положения и с тех пор был для фотографа желанным гостем. Переждав бурю восторгов и жалоб, что дражайший Родион Георгиевич совсем позабыл-позабросил, Ванзаров изложил свою просьбу. Возможно, найдется случайная копия снимка.

Смирнов принялся терзать конторскую книгу.

— Помню-помню дурацкое фото… — приговаривал он, листая записи. — Такие странные господа, захотели, видите ли, сделать оригинальный портрет… Да вот оно! Точно, двенадцать дней назад сделали. Прекрасно помню!

— На чье имя заказ оформлен?

— Неразборчиво написано, как курица лапой, что-то вроде Завальный, Навальный, Повальный…

— Быть может, Наливайный?

— О да, вы правы — Наливайный! Еще подумал: какая смешная фамилия… Так вы с ним знакомы?

— В некотором смысле. Не вспомните, как снимок делали?

— Обыкновенно. Я предложил выбрать пейзаж, то есть задник. Они остановились на греческом виде. Дамы сели, мужчины у них за спиной встали. Все как обычно. И тут им вдумалось затеять шутливую фотографию. Местами поменялись и вот такую живую картину устроили.

— Идея была пожилого господина?

— Откровенно говоря, меня попросили выйти, чтобы они могли обсудить. Такие странные! А когда вернулся, уже приняли задуманные позы. Кто это из них затеял, уж не знаю.

— Кому не понравилась обычная композиция? Кто предложил все поменять? Кто-то из барышень?

Смирнов задумался, напряженно стиснув губы, и сказал:

— Вот ведь не могу вспомнить… Но не барышни, точно. Те и рта не открыли.

— Могу ли надеяться на копию?

Фотограф юркнул за портьеру, скрывавшую лабораторию. Вернулся он, победно размахивая мятым клочком:

— Нашел! На ваше счастье, испортил один снимок при печати, а мусор еще не выброшен.

Бумага сильно пострадала и пошла трещинами, в верхнем углу зияла дыра, но лица участников сохранились отчетливо. Не хуже, чем на стене Окунёва.

Ванзаров предъявил фото приказчику:

— Нет ли здесь того, кто забрал негатив?

Ельцов опять затерялся в раздумьях и наконец боязливо выговорил:

— Кажется, это он… — Аккуратный ноготок указал на замерзшего, вскрытого и зашитого господина Наливайного.

— Вы же сказали, что приходила дама, — напомнил Ванзаров.

Под грозным взглядом хозяина Ельцов совсем растерялся и пробормотал:

— Я плохо запомнил…

— Честное слово: выгоню! — пообещал маэстро Смирнов. — Не позорь меня перед господином Ванзаровым! Отвечай толком!

— Темно было… Не разобрал…

— Темно?! У нас?! — поразился Смирнов. — Да ты пьяный никак! Точно пьяный! Весь день как ненормальный какой-то: то смеется, то песни поет. Думал: влюбился. А ты, брат, укушался. Ну конечно, вон морда вся пылает. Ну все… Ну я тебя…

Ванзаров спросил, чья это чашка стоит на конторке. Смущенно потупившись, Ельцов признался, что это его кофе с молоком. Прихлебывает между делом. Маэстро порывался разорвать нерадивого приказчика, но Ванзаров убедил фотографа, что полностью доволен и узнал все, что хотел. Даже выразил благодарность от имени сыскной полиции.

— Да за что же меня благодарить? — поразился Смирнов.

— Во-первых, за бесценную улику. Но самое главное, что на фотографиях ставите подпись ателье яркими золотыми буквами. Издалека видно.

Так вот, Николай, информация был столь срочная, что я решил разыскать начальника. Дежурный чиновник сказал, где Родион Георгиевич может быть сейчас. Хоть он и знаменитость, а обязан оставлять сведения о своем местонахождении. Мало ли что вдруг понадобится. Одно беспокойство, но нельзя иначе — служба. И вот как пригодилось.

Прискакал я в ателье Смирнова, вижу через дверь: Ванзаров допрос с кого-то снимает. Юнец какой-то совсем поник. А рядом господин с бантом на шее бесится. Ну, все понятно. Мешать нельзя. Я на Невском решил ожидать. Принял самый непринужденный вид. Даже насвистывал, хотел огорошить новостью. Не все ему меня в тупик ставить. Выходит он и сразу ко мне:

— Уже сведения раздобыли? Похвально.

Я ему: так точно! И уже хотел огорошить, а он говорит:

— О потере паспорта мистер Санже не заявлял и новый не представлял.

Честно скажу: растерялся. Стоило в министерство ездить да из чиновников душу вынимать, чтобы вот так взял человек и угадал. Не понимаю, как это у него выходит. Просто загадочный талант.

Тут Родион Георгиевич улыбается в усы, думает, незаметно, а я-то все вижу, вытаскивает фотографический снимок, сильно помятый, и указывает на господина, развалившегося на ковре.

— Узнаете? — говорит.

У меня глаз наметанный, такую задачку враз раскушу. Отвечаю: это же наш покойный Санже. Вернее, не Санже, а как назвать — не знаю.

— Верно заметили! — говорит. — Только этот господин сегодня утром, примерно часов в десять, заходил в ателье забрать негатив.

Думаю: опять проверяет. Ладно, не лыком шиты.

— Не может быть, — отвечаю.

— И я того же мнения, — Ванзаров мне. — Лебедев так тщательно произвел вскрытие, что прогуливаться ему крайне затруднительно. Тогда что?

— Врет свидетель.

— Возможно. А возможно, и не врет. И это самое интересное. Курочкина на поиски снарядили?

— Так точно… Все ему передал.

— Благодарю. Тогда еще одно поручение. Отправляйтесь в Бестужевские курсы и выясните, в котором часу вчера вечером к ним на бал приехал профессор Окунёв. Вот он на фотографии в самом центре восседает. Фигура колоритная, его все знают. Вроде бы пригласили почетным гостем.

— Поручение выполнено! — рапортую.

Тут уж Ванзаров попался. Смотрит удивленно:

— Каким же образом?

А я ему:

— Новогодний бал Бестужевских курсов будет… только завтра вечером. Знаю наверняка. У меня там… Меня пригласили. Они и залу только-только украшать начали.

— Интересно, — говорит Ванзаров. — Какое ценное у вас знакомство.

— Скажу больше: не мог господин Окунёв быть там почетным гостем. Она мне… У меня точные сведения: Окунёва на Бестужевских на дух не переносят. Как-то раз пригласили читать лекцию, так он такое начал проповедовать против религии, что сама начальница выставила его вон. Так ведь он в долгу не остался, закатил истерику, кричал, дескать, жалкие обыватели не могут понять великий замысел Фауста, и все в том же духе. Скандал вышел ужасный. С тех пор ни за что его не пригласят. Врет ваш профессор как сивый мерин.

— Может, и врет, — кивает Ванзаров. — Раз вы так хорошо осведомлены, не вспомните ли еще какое-нибудь происшествие, в связи с которым упоминалась бы фамилия Окунёва. В сводки ничего не попадало?

— Еще как вспомню! — докладываю, аж удовольствие испытываю. — В начале декабря было сообщение о странном происшествии в лекционном зале Соляного городка. Помните?

— Нет, не помню…

— На воскресной лекции пьяные приказчики устроили скандал, кажется, хотели побить лектора. Но тут из толпы зрителей возникла дама и хладнокровно выстрелила в хулиганов. Когда прибыл городовой, дамы и след простыл. Кто она такая, установить не удалось. Лектор заявил, что видит ее в первый раз, и устроил форменный скандал в участке. Знаете, кто был этот лектор?

— Профессор Окунёв.

— Так точно!

— Как все интересно, — говорит Ванзаров, а сам о чем-то думает. — Что ж, Мечислав Николаевич, вы превзошли себя. Блестящий результат. Вы очень помогли.