Читаем без скачивания Солнечные пятна - Максим Ехлаков

У ворот его ожидал Вишванатан.

— Что нового?

— Вишванатан выяснил кое-что.

Узнав про Гюля, покупавшего в аптеке ядовитые цветы, ан-Надм еще сильнее воодушевился. Значит, Гюль. Похоже, клубок начинает распутываться.

След

Хюсню Гюль как сквозь землю провалился. Никто не видел его после смерти Озхана. Он не появлялся на службе, а дома у него Вишванатана встретила заплаканная жена.

— Хюсню пропал, — заявила она, — я молю Всеотца, чтобы он был жив.

Последний раз Гюль виделся с женой в день похорон. Он был какой-то странный, подавленный и тихий, но ничего не говорил. Просто оделся, как обычно, и ушел — якобы на службу.

Ниточка грозила оборваться.

— Ну и где он может быть? — спросил Вишванатан сам себя, и тут же ответил: — Надо спросить кое у кого.

Кое-кем оказался полноватый тип неопределенного возраста и ужасно невзрачной внешности, одетый в пестрый халат и феску. Он сидел в прокуренной чайной «У Ибрагимбека» один, задумчиво потягивая ароматный отвар.

— Садык-джан, мир тебе, — Вишванатан учтиво поклонился.

— И тебе мир, ищейка, — Садык-джан сверкнул золотым зубом и сделал широкий жест рукой. — Присядь, выпей чаю со мной.

— Я разыскиваю одного человека, — сказал сыщик после того как половой ушел, расставив на столе чайную посуду и мисочки с сушеными фруктами. — Это Гюль, он живет здесь на Шелковой улице.

На стол, еле слышно звякнув, лег небольшой кошелек.

— Как же, Гюль. Хюсню Гюль. Знаю его. Начальник стражи во дворце мудрейшего хана, — кошелек так же бесшумно скользнул в рукав Садык-джана. — Говорят, он проигрался у Назима и попал в долговую яму. Говорят, это было в квартале Плотников. Надо поговорить с тамошним судьей.

Вишванатан собрался было подняться.

— Э-э, дорогой, зачем спешишь? Вместе пойдем, — скользкий типчик остановил его жестом. — Судья Муртафи тебя и слушать не станет. Важный человек. Надо подход знать.

Неспешно допили чай. Дневной жар уже начал спадать, но мозг Вишванатана по-прежнему кипел. Все-таки ночью работается лучше. А еще лучше — в подземелье. А еще у него была мечта уехать когда-нибудь далеко на север, где, говорят, всегда прохладно, а зимой и вовсе выпадает настоящий снег — такой, как бывает только на вершинах самых высоких гор. А на севере, говорят, он покрывает всю землю!

Судья Муртафи как раз проснулся после сиесты и вышел в зал заседаний, где он обычно принимал посетителей и вершил суд.

— Мир тебе, почтенный кади Муртафи! — Садык-джан, а за ним и Вишванатан, поклонились чуть не до пола. — Да будут небеса над тобою всегда чистыми! И да прольется лишь дождь изобилия над домом твоим!

— Доброго дня тебе, Садык-джан. Как сам, как отец?

— Благодарю тебя, все идет своим чередом, — учтиво отвечал Садык-джан. — Я надеюсь, и у тебя тоже, почтенный кади.

— Грех жаловаться, Садык-джан, хвала создателю, — кади кивнул. — А какие нынче погоды стоят! Мои крестьяне уж неделю как отсеялись.

— Да, год обещает быть тучным, если будет на то воля Всеотца.

Разговор, а по сути болтовня ни о чем и обмен приторными любезностями, затягивался. Вишванатан начал нервничать. Он плохо понимал обычаи столицы, даром что прожил здесь почти всю свою жизнь. Единственное, что он уяснил твердо — здесь правят деньги и связи. Недждцы любят взятки золотом, а степняки — дорогим оружием, при этом и те и другие обожают лесть. Если ты знаешь, кому дать взятку, ты можешь все в этом городе. Ну, почти все.

— Ищейка! Подойди!

Вишванатан подошел и поклонился судье.

— Ты из района Лотосов, я погляжу?

— Это левая рука великого вазира, — пробормотал Садык-джан. — Большой человек, — опять легонько звякнули монеты в передаваемом кошельке.

Улыбка жирным слизнем выползла на лицо Муртафи.

— Очень рад принимать вас у себя, — он даже поклонился — немного, чтобы показать, что проявляет уважение, но не настолько, чтоб казалось, что он считает Вишванатана равным себе или — упаси Создатель! — заискивает перед ним.

— А я признателен вам, почтенный Муртафи, что нашли долю вашего драгоценного времени выслушать мой ничтожный вопрос, — смиренно произнес Вишванатан.

— И в чем же вопрос этот?

— Я ищу человека. Это Хюсню Гюль, начальник стражи во дворце. Говорят, он задолжал, и вы разбирали это дело.

— Гюль… — Муртафи деланно задумался. — Гюль… Ах, да, ну конечно! Три, нет, кажется, четыре дня тому назад. Помню такого.

— Мне нужно с ним поговорить. Где он?

— Я присудил ему три месяца работы на Назима, — сказал Судья. — Он проиграл в кости сто золотых!

— Три месяца?!

— Конечно! А как иначе он смог бы вернуть долг? Со службы его выгнали.

— Значит, он у Назима сейчас? Где его дом?

— Нет-нет, — Муртафи улыбнулся, — Гюль сейчас сидит в нашей тюрьме. Он наказан за неуважение к суду и за то, что побил стражников, которые его задержали. А еще, — судья понизил голос и наклонился так, что чуть задел носом ухо, — он напился пьян и клеветал на самого великого вазира! Мол, тот злодейски умертвил нашего наследника.

— Вот как? — Ан-Надм был удивлен. — Клеветал?

— Так сказал кади.

— С Гюлем надо побеседовать. Где он, ты говоришь?

— В тюрьме у Муртафи.

— Хм… Тогда вот что, — ан-Надм вытащил папирус и принялся что-то строчить. — Пойди в караул и возьми двух стражников. Вот грамота, — он протянул исписанный листок, — забери Гюля оттуда и переведи в государственную тюрьму.

«Взять двух стражников» оказалось не так-то просто. Они все были чем-то заняты. Вишванатан битый час препирался с начальником караула, и потом еще два часа ждал, пока назначенные ему люди освободятся, и солнце уж клонилось к закату, когда они, наконец, направились в тюрьму.

Тюрьма судьи Муртафи — то есть тюрьма района Плотников, портового района и района Ткачей — была невысоким круглым зданием почти без окон. Основная часть заключенных теснилась в камерах в подземелье, а верхние этажи занимали склады и помещения для охраны.

Стражник провел их на самый нижний, третий этаж вглубь земли. Свет поступал сюда через колодец в середине здания, но его все равно было недостаточно, а в камерах и вовсе царила мгла. Громыхнула решетчатая дверь, и свет факелов осветил тесное помещение. У дальней стены стоял Гюль. Лицо его перекосилось и посинело, язык высунулся наружу, а шею сжимала петля из скрученной рубашки, привязанная к крюку на стене.

То, что осталось

Утром Вишванатан снова отправился к жене Гюля.

— Плачь, женщина, — сказал он, — ибо муж твой умер в тюрьме, попав туда за долги.

Жена, однако, не ударилась в рыдания, только лицо ее словно превратилось в восковую маску.

— Я ведь чуяла, что он не жив уже, — сказала она тихо. — Никогда так надолго не пропадал. Он у меня ведь сильный, все беды ему нипочем. Всегда возвращался, пусть раненый, но приходил на другой же день.

Она накинула уличный платок и отправилась в Колодец попрощаться с телом Гюля, потому что умерших в тюрьмах хоронили на тюремном же кладбище, закрытом для посещений во веки веков.

Вишванатан же остался в опустевшем доме. Он не сказал женщине, что при осмотре тела обнаружил сломанные ребра и множество синяков — незачем расстраивать ее еще больше.

Вообще смерть Гюля поставила еще больше вопросов. Почему начальник стражи вдруг отправился играть к Назиму, почему напился, почему буянил в суде. Кто убил его — а в том, что это убийство, у Вишванатана не было никаких сомнений — и зачем. А главное — есть ли тут какая-то связь с его расследованием.

Поскольку хозяин дома уже не мог ничего сообщить, сыщик решил осмотреться — быть может, на вопросы сможет ответить сам дом.

Но уверенность таяла с каждой минутой. Вишванатан осматривал комнату за комнатой в немаленьком доме, но никаких зацепок не находил. Да и отыскать что-либо было довольно трудно: весь дом был завален невероятным количеством разнообразного хлама. Едва ли они использовали и десятую часть всех вещей, что заполняли весь дом, покрываясь толстым слоем пыли.

Однако удача одарила его краешком улыбки: в одной из комнатушек на втором этаже он увидел на полке свежий отпечаток в пыли. Небольшая узкая полоска, словно от случайного касания пальцем. Вишванатан проследил ее направление. За рядом бутылок и горшков чистый кружок в сплошном слое пыли говорил: здесь стоял небольшой сосуд, который недавно забрали. Сосуд из аптеки.

Воодушевленный, Вишванатан удвоил усилия, но все было тщетно. Когда последнее помещение в доме было обследовано, едва ли он смог бы похвастаться результатами многочасового труда. Ни документов, ни вещей. Лишь два более-менее подозрительных предмета.

Первым предметом была сабля Гюля. Это была не та сабля, с которой он ходил на службу. Красиво изогнутый клинок покрывали степные письмена, гласившие: «Не будет другого богатыря, подобного ветру и гор?, кроме тебя. Славься, Айгюмюш, да падут злоумышляющие против тебя». Это была цитата из степного эпоса о Лунном богатыре — великом герое древности. Писать эту цитату на мечах было многовековой традицией. Однако здесь надпись была немного другой, будто короче, чем нужно. Вишванатан не знал степного письма, но смутно припоминал правильный вид этой надписи.