Читаем без скачивания Три капитана - Александр Зорич

Зеркало — это очень важно, да.

И все-таки главное — это инжекторы потоков материи и антиматерии. Которые с точностью, фантастической даже по меркам самых прогрессивных технологий нашего века, совмещают в крошечном объеме пространства порции субатомного топлива.

Думаете, инжекторов два? Один для материи (электронов), а другой для антиматерии (позитронов)?

Нет. Их двенадцать. Каждый инжектор имеет только один стационарный режим работы, но у разных пар агрегатов этой группы мощность разная. Таким образом, включая разные пары инжекторов в разных сочетаниях, можно варьировать фотонную тягу в весьма широких пределах.

И вот инжекторы проверять — не перепроверять…

Ну а кроме того, наша ГЭУ имеет так называемый Закрытый Режим работы.

Что это такое — знают на корабле лишь трое.

Закрытый Режим напрямую связан с целью нашей экспедиции, с Кричащим Крестом в системе Вольф 359.

Проверка Закрытого Режима назначена на День-21, когда корабль будет проходить мимо заранее подготовленного мишенного поля…

В целом же, Первый Протокол чересчур оптимистично оценил цикл послестартовых проверок в 20 дней. Потому что сейчас уже День-18, а с полной прогонкой всех подсистем маршевых возни еще на неделю, не меньше.

Благо, мы никуда не торопимся: до Сатурна путь неблизкий.

Глава 5

Герострат

Апрель, 2614 год

Город Громов

Планета Ружена, спутник планеты-гиганта Эмерсон, система звезды Барнарда

Все-таки в чем не откажешь моему шеф-редактору, так это в остро заточенной, прямо-таки дьявольской интуиции. Скандал поджидал меня на Площади Ветров отменный, на девять баллов по шкале Рихтера.

Не успели отзвучать фанфары, как огромная площадь зашумела, загудела, в небо взметнулись сотни бумажных голубей и стилизованных звездолетиков.

Мэр Громова, вылитый огненноглазый бородатый бандит из индийского синема, подал величественный знак и зааплодировал первым, пока брезент тяжело сползал к подножию стелы. Я тут же окрестил его Кошмар-Сингхом, не подозревая, что форменный административный кошмар, по крайней мере, для мэра, поджидал впереди.

Едва брезентовые одежды пали с пьедестала, как площадь разразилась громом оваций, достойным римских амфитеатров.

Но уже в следующую минуту аплодисменты увяли — лишь несколько жидких хлопков прошелестели в наступившей тишине. И только Кошмар-Сингх судорожно глотал воздух, вцепившись в бархатный подлокотник и опасно балансируя на ватных ногах.

Мне даже показалось, что я слышу, как булькает воздух в его горле, побагровевшем как сырое мясо над белоснежным воротником рубахи. И лишь после этого я обратил взор на злосчастный монумент.

Композиция была отменна, в меру помпезна и выдержана в стиле «раннего экстрасолярного ампира», как давно уже окрестили острословы-газетчики скульптуру ближайших звездных колоний, гордых своим статусом первых во Вселенной аналогов Земли.

Стела была выполнена в виде стилизованной хвостатой кометы с ядром, точь-в-точь копировавшим носовую часть Х-звездолета «Васко да Гама». Именно этот знаменитый корабль открыл в далеком 2164 году Ружену, и не случайно в основании колонны был помещен барельеф «деда Арсения» — Арсения Ивановича Львова, командира «Васко да Гама», известного сегодня каждому первоклашке.

За его плечами толпились каменные профили старших офицеров корабля — всех поголовно Героев России или кавалеров ордена Почетного Легиона. Над головой контр-адмирала Львова красовались одетые камнем каллиграфические буквы мемориального текста:

СЛАВА РУЖЕНЕ — ПЕРВОЙ ЗЕМЛЕ ВНЕЗЕМЕЛЬЯ!

А внизу буквами помельче было выложено:

«Открыта в 2164 году».

Признаться, текст был недурен даже на мой репортерский вкус. Однако красоту этой метафоры в районе третьего слова сейчас размашисто перечеркивала светящаяся черта.

Над перечеркнутым словом «ПЕРВОЙ» кто-то вывел «ВТОРОЙ». Всего одно слово, а сколько нового смысла!

Я лихорадочно огляделся.

Инспектор Сазонов сидел по другую сторону площади, там, где возвышались огороженные пуленепробиваемым стеклом места для приглашенного начальства и дипломатов. Мне не удалось привлечь его внимания: Сазонов, привстав, медленно обводил взглядом передние ряды гостей, цепко фиксируя какие-то одному ему понятные детали и ориентиры. И я невольно последовал примеру инспектора, постепенно осознавая логику его поведения.

Перечеркнувшая памятную надпись световая черта и злополучное слово появились на монументе не сразу. Лишь спустя секунд двадцать вспыхнули они на стеле.

Значит, либо кто-то спроецировал надпись прямо с площади, что вызывало у меня большие сомнения из-за технических сложностей, либо заранее нанес крамольное слово на поверхность камня и сейчас просто активировал его. Точно включил пультом дистанционного управления.

Я окинул взором толпу, гудящую потревоженным ульем. А потом еще раз — и повнимательней.

Первые ряды зрителей ощетинились медиакамерами, изредка слепяще мигали вспышки. А мои коллеги, репортеры-новостники, те так просто осатанели, норовя пробиться ближе к монументу, сквозь оцепление милиции, в мгновение ока окружившей стелу.

Мне на ум сразу пришли вспышки света под брезентом минувшей ночью. Значит, Сазонов предвидел нечто подобное…

Да что там «предвидел»! Скорее всего, инспектор обнаружил нанесенную на него корректуру Герострата, о чем красноречиво свидетельствовал его чемоданчик, набитый анализаторами на все случаи мемориального вандализма под завязку.

Выходит, он специально оставил проделки Герострата в целости и сохранности, рассчитывая поймать наутро ничего не подозревающего злоумышленника с поличным?

Инспектор тем временем проворно сновал меж гостей в первых рядах публики, цепко оглядывая зевак. Неподалеку от него толпу деловито бороздили еще несколько человек, по расчетливым и экономным траекториям движения которых я тут же определил подчиненных Сазонова. А злополучное слово по-прежнему светилось на стеле, дурашливо лишая целую планету статуса первой среди равных, а всю торжественную церемонию тем самым автоматически превращая в забавный фарс.

— Господи, да поставьте же перед нею экран! — Плачущим голосом взмолился какой-то высокопоставленный чиновник, вытирая потную от волнения лысину.

Думаю, многим зрителям тоже казалось странным, что это эффективное средство не использовали еще в первую минуту инцидента. Ведь существуют же на такой вот случай экраны синтезированной реальности!

Но власть инспектора Сазонова, очевидно, была такова, что экранов не было и в помине, и нахальное слово продолжало торчать на стеле, точно неприличное ругательство на заборе. А Герострат явно и на этот раз ускользнул от всемогущего Управления по надзору и сохранению исторических, культовых и мемориальных памятников архитектуры.

Через пять минут злополучное слово задрожало и угасло: перед мемориалом наконец-то включили экран СИР — синтезированной реальности.

Тут же вновь ожили микрофоны, зазвучали торжественные речи и здравицы, но в интонациях начальственных ораторов явственно прослеживались раздражение и легкая оторопь. Оркестр Военно-Космических Сил уже дважды сыграл бравурные марши, а в момент церемониального перерезания красной ленточки едва не оглушил достопочтенного Кошмар-Сингха и всю его свиту громогласными фанфарами.

К тому времени Сазонов куда-то исчез…

Я же, поглазев с четверть часа и сделав нужное количество снимков для репортажа на сто строк, — все-таки скандал галактического значения! — решил прогуляться к автомату с прохладительными напитками, стараясь не терять из виду стоянку, где был припаркован инспекторский КЛАП, он же «подушка».

После всех треволнений глоток натурального яблочного сока — то, что доктор прописал!

По соседству за ротанговым столиком сидела с высоким стаканом лимонада миловидная девушка из ГАН (Грозненского Агентства Новостей), логотип которых на приятной округлости ее джинсового комбинезона я сумел разглядеть лишь с третьего раза. Равно как и марку длиннофокусной медиакамеры («Киев-500»), которой она периодически фиксировала всё происходящее вокруг мемориала.

Репортерша повернулась вполоборота ко мне, и я невольно залюбовался ее вздернутым носиком и коротко подстриженными каштановыми волосами, дерзким каре под огромным козырьком стильного кожаного кепона.

Кепка делала ее немного похожей на Нильса Хольгерсона из знаменитой сказки про путешествие с жареными гусями. А меня — навязчивым зевакой с повадками курортного лиса-ловеласа.

К счастью, моя футболка и на этот раз возымела должный эффект. Репортерша покосилась на Грозного Журналиста в Работе и шутливо козырнула, морща носик, я же милостиво сделал ручкой: все в эфире, коллега, занимайтесь! А потом отвернулся, лениво отыскивая взглядом инспектора, дур-р-рак!