Читаем без скачивания Башня из черного дерева - Джон Фаулз

- А Мышь-то - ваша поклонница, Уильямс. Она вам говорила?

- Да, мы с ней уже учредили общество взаимного восхищения.

- Очень разборчивое создание, наша Мышь.

Дэвид улыбнулся.

- По стопам Пифагора, да?

И старик продолжал поглощать суп. Дэвид взглянул на Мышь, как бы взывая к ней о помощи.

- Генри спрашивает, увлекаетесь ли вы абстракцией.

Дэвид слышал, как старик, уперев взгляд, в ложку с супом, пробормотал:

- Обструкция.

- Да. Боюсь, что это… правда.

Еще не успев поймать быстрый взгляд Мыши, он понял, что допустил ошибку. Старик ухмыльнулся:

- Почему же боитесь, мой друг?

Дэвид небрежно ответил:

- Это всего лишь риторическая фигура.

- Говорят, очень умственно. Мышь сказала: вызываете большой восторг.

- Als ich kann,46 - пробормотал Дэвид.

Бресли поднял глаза.

- Повторите?

В это время у стола вдруг появилась Уродка. В руке у нее были три розовые хризантемы, вынутые из вазы, которую Дэвид видел на камине. Один цветок она положила рядом с ним, другой - со стариком и третий - с Мышью. Потом села на стул и сжала руки на коленях. Бресли протянул руку и отечески потрепал ее по плечу.

- Так что вы сказали, Уильямс?

- Работаю в меру своих способностей. - И поспешно добавил: - Я скорее надеялся бы идти по стопам… - Но тут же понял, опять с опозданием, что делает вторую ошибку.

- По чьим стопам, мой друг?

- Брака?

Это была уже явная ошибка. У Дэвида перехватило дух.

- Вы имеете в виду его кубистскую бессмыслицу?

- Для меня она имеет смысл, сэр.

Старик помолчал. Еще поел супа.

- Все мы в молодости - отродье ублюдков. - Дэвид улыбнулся и хотел было возразить, но прикусил язык. - Много зверств видел в Испании. Невыразимые вещи. На войне бывает. Не только они. Наши - тоже. - Доев суп, он положил ложку, откинулся назад и устремил взгляд на Дэвида. - Бой окончен, мой дорогой. Думали хладнокровно прикончить меня? Я на это не иду.

- Как меня и предупреждали, мистер Бресли.

Старик вдруг расслабился, в его глазах блеснул веселью огонек.

- Тем более если знали, мой мальчик.

Дэвид развел руками: он знал. Мышь спросила:

- Хочешь еще супа, Генри?

- Слишком много чеснока.

- Вчера было ничуть не меньше.

Старик что-то буркнул и потянулся к бутылке. Уродка подняла руки и прочесала пальцами волосы, словно боясь, как бы они не прилипли к коже; потом, не опуская рук, слегка повернулась к Дэвиду:

- Нравится вам моя татуировка?

В подмышечной впадине у нее синело изображение маргаритки.

До конца ужина Дэвид, по молчаливому уговору с Мышью, старательно избегал разговора об искусстве. В этом ему помогала сама еда: quenelles23 из щуки под соусом beurre blanc24 (таких блюд он ни разу еще не пробовал), баранина pre sale25. Беседовали о французской кухне, потом о Бретани, о характере бретонца. Дэвид узнал, что Котминэ находится в Верхней Бретани, а не в Basse26, то есть не в Bretagne Bretonnante27, что дальше к западу и где местный язык еще не вышел из употребления. "Кот" (coet) означает дерево или лес, а "минэ" (minais) происходит от слова "монахи". Окружающие леса принадлежали некогда аббатству. Эту часть истории они опустили - говорили лишь о той, которую обозначает слово "coet". Беседа шла главным образом между Мышью и Дэвидом, хотя Мышь время от времени поворачивалась к Бресли, как бы прося его подтвердить или дополнить сказанное. Уродка не произнесла почти ни слова. Дэвид уловил разницу в их положении: Мыши позволялось иметь свое "я", Уродку же просто терпели. Как выяснилось в процессе разговора, она тоже когда-то изучала искусство, только занималась графикой, а не живописью. Познакомились они в Лидсе. Но она производила впечатление человека, который не слишком высоко ставит свои познания, - эта компания была ей не по плечу.

Старик, казалось, был доволен своей маленькой победой и настроился предстать перед Дэвидом, насколько возможно, таким же, каким тот видел его до ужина. Но если Мыши удавалось направлять разговор в безопасное русло, то ей не удавалось мешать Бресли пить. Сама она пила очень мало, Дэвид тоже потерял надежду угнаться за хозяином. Из armoire извлекли вторую бутылку, но и она к концу ужина опустела. Глаза Бресли помутнели. Пьяным он не выглядел, бокал держал уверенно - лишь взгляд выдавал, что стародавний демон снова овладел им. Фразы, которые он время от времени бросал, становились все короче - казалось, он никого уже не слушал. Когда Мышь пожаловалась, что они совсем не бывают в кино, беседа переключилась на фильмы, которые Дэвид видел в последнее время в Лондоне. Но старик оборвал разговор на полуслове.

- Еще бутылку, Мышь.

Девушка посмотрела на него, но он отвел глаза в сторону.

- В честь нашего гостя.

И тем не менее Мышь колебалась. Старик уперся взглядом в пустой бокал, поднял его и поставил на стол. Не резко, не раздраженно, но с некоторой долей нетерпения. Мышь встала и пошла к armoire. Очевидно, настал момент, когда лучше было уступить, чем настаивать. Бресли развалился на стуле и уставился из-под нависшей на лоб седой челки на Дэвида, на лице его застыла почти добродушная улыбка. Уродка, глядя в стол, спросила:

- Генри, можно мне пойти прилечь?

Бресли продолжал смотреть на Дэвида.

- Зачем?

- Книгу почитаю.

- Ты чертова кукла.

- Ну, пожалуйста.

- Ладно, проваливай.

Он даже не удостоил ее взглядом. Мышь принесла третью бутылку. Уродка с мольбой посмотрела на подругу, словно требовалось и ее разрешение. Та едва заметно кивнула, и в тот же миг Дэвид почувствовал, как пальцы Уродки на секунду сжали его ногу выше колена. Она протянула руку под столом, явно желая его подбодрить. Потом встала, пересекла комнату и пошла по лестнице наверх. Бресли придвинул бутылку к Дэвиду. Это был не жест вежливости, а вызов.

- Благодарю, с меня хватит.

- Коньяк? Кальвадос?

- Нет, спасибо.

Старик наполнил свой бокал до краев.

- Марихуана? - Он кивнул в сторону лестницы. - Это и есть книга, которую она будет читать.

Мышь спокойно возразила:

- Она этим больше не занимается. Ты же прекрасно знаешь.

Он сделал большой глоток.

- А по-моему, все вы, молодые сопляки, этим занимаетесь.

- Ко мне это не относится, - как бы между прочим сказал Дэвид.

- Мешает пользоваться логарифмической линейкой, да?

- Возможно. Но я не математик.

- Тогда как же вы это называете?

Мышь сидела опустив глаза. Помочь Дэвиду она уже не могла - разве что в роли молчаливой свидетельницы. Не было смысла притворяться, будто не ясно, что старик подразумевает под словом "это". Дэвид встретился взглядом с Бресли.

- Мистер Бресли, большинство из нас полагает, что термин "абстракция" утратил смысл. Учитывая, что наше представление о реальности сильно изменилось за последние пятьдесят лет.

Старик, казалось, задумался над тем, что услышал, но ненадолго.

- Я называю это изменой. Величайшей изменой в истории искусства.

От вина его щеки и нос покраснели, глаза сделались почти матовыми. Он по-прежнему сидел развалясь, только повернул свое кресло так, чтобы смотреть в лицо Дэвиду. В то же время он таким образом очутился ближе к девушке. За ужином Дэвид, слишком увлекся беседой с нею, был слишком внимателен… это он теперь понял, да к тому же старик, должно быть, следил за их беседой и до ужина. И теперь решил показать себя ее хозяином.

- Триумф евнуха. Вот так-то.

- Но это все-таки лучше, чем триумф кровавого диктатора?

- Ничем не лучше. Все дерьмо. И Гитлер дерьмо. Или ничтожество.

Мышь, не глядя на Дэвида, пояснила:

- Генри считает, что абстрактное искусство есть бегство от ответственности перед человеком и обществом.

Дэвид решил было, что Мышь солидарна с Бресли, потом догадался, что она просто взяла на себя роль переводчицы.

- Но разве философии не нужна логика? А прикладной математике не нужна чистая форма? Так же и искусство должно иметь свои основы.

- Бред. Не основы. Зады. - Старик кивнул на Мышь. - Пара сисек и… И все, что положено. Такова реальность. А не ваши дурацкие теории и педерастические краски. Я знаю, Уильямс, против чего вы все ополчились.

Мышь тем же ровным, невозмутимым тоном перевела:

- Вы боитесь человеческого тела.

- Просто меня больше интересует разум, чем половые органы.

- Да поможет бог вашей жене.

- Кажется, мы говорили о живописи, - спокойно заметил Дэвид.

- Сколько у вас было женщин, Уильямс?

- Это не ваше дело, мистер Бресли.

Наступила напряженная пауза, старик глядел неподвижным взглядом, соображая, что сказать в ответ; сцена эта напомнила поединок фехтовальщиков, снятый замедленной съемкой.

- Кастрация. Вот ваши правила игры. Разрушение.

- Есть более страшные разрушители, чем нефигуративное искусство.