Читаем без скачивания Так все и было, или рассказы бывалого одессита - Леонид Яровенко

— Такие грузовые «Москвичи» у нас «пирожками» называют, — вмешался я.

— Лёнь, не перебивай, рассказ очень интересный, — под­мигнул мне Витек.

— Да, да, — отпив еще несколько глотков шампанского, Эльвира продолжила, — да, подъехал этот «москвичек», открывается дверь и он довольный, громко сигналя кричит: «Садысь, дорогая!» Ну, что делать, сажусь. А он мне говорит: «Это почти «Феррари», тоже двухместный и красный». В общем, как начал этот «горячий человек» гонять по этой Пицунде. То в одну сторону, то в другую. Голова кругом. Я ему то так, то эдак объясняю, что очень поздно, мне в санаторий, домой надо, а он ни в какую не унимается.

— Так, Эльвира Степановна, у меня тост — за женщин! Я имею в виду, за самых, самых красивых женщин, — Витя как умел, так и сказал.

Мы выпили еще шампанского, закусив московским «Ассорти». Наше «предприятие», как будто бы стало налаживаться.

— Да, вот, — Эльвира задумалась, — ага, в общем, вез он меня, вез и заехали мы куда-то, не знаю куда. Там какой-то то ли лес был, то ли кусты какие-то, ну прямо джунгли. Мне даже показалось, что я увидела обезьяну.

— На двух ногах обезьяны были? — пошутил я.

Мы снова рассмеялись.

— Может и на двух, — продолжила Эльвира.

— А, чё дальше, то было? — Витя всерьез заинтересовался рассказом.

— Дальше, дальше, — Эльвира сделала возмущенное лицо, — дальше, дальше что? Ну, стал он ко мне приставать.

— Как приставать? — будто бы не понимая, о чем идет речь, поинтересовался я.

— Ой, да как приставать, — Эльвира начала жестикулировать руками.

— Пошли воздух подышим, на пирироду посмотрим, — говорит он мне.

Какая природа-то, темень, ночь на дворе, хоть глаз выколи, а он меня тянет в какие-то заросли. А я ему говорю, мы так не договаривались. А он мне: «Ти же вино пил, шашлык ел, на машина я тэбя катал? Тэбэ пириятно было, а тэпэр и я хочу, чтоб мэнэ пириятно било».

А я его спрашиваю, как это хочешь, чтоб приятно было?

А он мне: «Тэбэ хочу, Элвира, как женщина хочу».

Горячий такой попался. Все говорит и говорит и кавказский акцент у него такой... В общем, страшно мне стало. Кругом ни души, ну, думаю — все. В общем, обнимать он меня стал, а я ему коленом в пах, раз, два… Тут он скрутился и жалобно говорит: «Люблю я тэбэ, женьшина».

А я-то думаю, если бы любил, так в нормальное место бы повел. А вообще-то он неплохой был. Хлюпенький такой, маленький, нос орлиный, но место было сильно страшное. Сами подумайте. А вдруг он маньяком оказался?

— Эльвирочка, давайте шампанского, — поднял я бокал, в виде белой чайной чашечки с желтой розочкой на боку, — за вас, Эльвира, за ваше мужество, за женщину, которая всегда за себя может постоять. Можно я вас поцелую, как педагога?

Я поцеловал Эльвиру Степановну. Широкая улыбка не сходила с ее лица.

— А чё дальше то было? — Витя потребовал продолжения истории.

— Дальше вообще ужас был, — Эльвира сжала губы и покачала головой, — ну «джигит» этот сел в этот, как вы говорите, «пирожок» и уехал.

— Ты же меня в город завези! — кричу я ему в след.

— Раз любов нэ хочешь, здэсь останешься, — кричит он мне, — отсюда ешо никито нэ вибралас.

Только я огоньки его «Феррари» и видела. Ну, что, выби­раться-то надо. А идти куда? Неизвестно. Что делать? И пошла я наугад. Иду между кустами, между каких-то деревьев, по кочкам, всего боюсь. Какие-то собаки меня облаяли. Ни людей, ни души. Ноги все себе исцарапала. Страшно, аж жуть. Взяла какую-то палку в руки, думаю, если кто-то нападет, хоть отбиваться будет чем. Иду час, иду полтора. Жутко, мороз по коже. Вот ненормальный, на край света меня завез, что ли? Кричу: «Люди! Люди!» Никто не отвечает. Вдруг слышу крик чаек и приближающийся шум прибоя. Выхожу к берегу. Ни вправо, ни влево — никого. Поворачиваюсь назад, чаща, какая-то и горы. Ну, думаю, все, идти не знаю куда, тут мне и конец.

Стало светать. Туман с моря. Ничего не видно. Чувствую себя как на необитаемом острове. Я так отчаялась, что опять закричала: «Люди! Люди!» И вдруг вижу: прямо из воды, выходят вроде бы люди, высокие такие, здоровенные силуэты, как мужики в огромных, длинных плащах, на головах у них огромные шляпы, на ногах высокие ботфорты, а в руках, ну эти, длинные, ну как это…

— Та чё ж там за люди были? — Витя, по-настоящему веря в мистику, перепуганно посмотрел на Эльвиру.

— Да, кстати, кто же это был? — закусывая конфетами, всерьез поинтересовался я, — странно, люди в огромных шляпах, в гигантских сапогах и плащах, в руках у них длинные, как вы говорите, копья, наверно были?

— Да нет, не копья, — возмутилась Эльвира Степановна, допивая свое шампанское.

— Ну, тогда, шпаги, — добавил я, — тогда получается, это были водяные мушкетеры, — подколол я Эльвиру, — мы же все читали у Пушкина:

«В свете есть иное диво:

Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Разольется в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор».

— Лёнь, ты чё, наизусть всего Пушкина знаешь? — Витя поднял «бокал», — за вас Эльвира Семеновна, — сдуру перепутав отчество Эльвиры, но на это уже никто не обращал внимания.

— Эльвира, так кто же там вышел из воды? — мне было действительно интересно, — если не мушкетеры и не дядька Черномор, то кто?

— Эльвира Степановна, — Витя не на шутку интересовался финалом истории, — чё ж у них в руках-то было? Может флаги, какие или бердыши длиннющие?

— Да нет, мальчишки, — Эльвира чуть охмелела, — ну, как это называется, ну длинное такое, на плече оно у них лежало, и перчатки у них большие были…

— Перчатки большие? Так может это средневековые рыцари с «Летучего голландца»?

— Нет, нет, — Эльвира не понимала шуток, — длинное и легкое и канат там был.

— А-а-а! — Витя встрепенулся, — лук и стрелы это были.

Мне даже показалось, что он не шутил.

— Да нет. Ну, вот эти они были… Когда ближе подошли, ну как же они называются? А! Вспомнила! Ну, удочки у них были.

— Это чё, рыбаки, что ли были? — наконец понял Витя.

Я громко засмеялся. Мне было смешно смотреть на Эльвиру, которая не понимала, чего я смеюсь, и на Витю, который так глубоко проникся мистическим эпилогом рассказа и был недоволен, что на месте мушкетеров с «Летучего голландца» оказались простые рыбаки.

— Ну, вот, — закончила свой рассказ Эльвира Степановна, — эти рыбаки мне дали воды, пожалели меня и показали, как выйти на дорогу.

Мы допили шампанское. Еще немного посидели и, поговорив о том, о сем, стали собираться. На прощание я протянул Эльвире Степановне две наши зачетки. Мы обменялись прощальными поцелуями и довольные разошлись. В гостиницу мы шли пешком и дружно обсуждали довольно странный и смешной рассказ «строгой» Эльвиры. Как оказалось, историю КПСС не так трудно сдавать. Даже если твой преподаватель очень строгий, если у тебя есть бутылка «Советского» шампанского и московские конфеты «Ассорти» — зачет тебе обеспечен. Утром я послал Витю на кафедру забрать зачетки. У Вити в зачетке стояло «хорошо», а у меня — «отлично». Витя тогда даже обиделся на меня, потому что вердикт Эльвиры Степановны, по его мнению, был неравнозначен. Это зародило между нами некий спор. Витя говорил, что это из-за того, что я ее первый поцеловал и потому что шампанское принес я. А я говорил ему, что она ему не поставила «отлично» потому, что он все время по-дебильному «чёкал». В конце концов мы набрались наглости, подошли к ней и попросили разрешить наш спор. Мы зашли к ней в аудиторию и задали интересующий нас вопрос, как говорится — прямо в лоб. Она встала и, как настоящий строгий педагог, прямо и четко сказала:

— Объясняю, Виктор, для вас. Я совершенно честно поставила вам оценки: у Лёни «отлично», только по тому, что у него, как мне показалось, в отличие от вас больше знаний.

— Больше знаний? — удивился Витя, — по истории КПСС?

— Да, — дерзко ответила Эльвира Степановна, — когда я говорю знания, то я имею ввиду общую подготовку студента.

— Как это? — Витя удивленно посмотрел на Эльвиру.

— Историю КПСС вы знаете одинаково, — уже более мягким голосом объяснила Эльвира Степановна.

— А в чем же тогда разница? — Витя явно ничего не понимал.

— Разница, — Эльвира ткнула указкой Витю в плечо, — разница в том, что Леонид, в отличие от вас, знает наизусть Пушкина. Вот и все.

Вот поспорь после этого. Мы вышли из института. Я был доволен Эльвирой, а Витя, конечно, не очень. Я успокоил его буйный нрав, предупредив его, что красный диплом он все равно не получит, но зато я сегодня проставляюсь за историю КПСС. Мы дружно зашагали в маленькое гостиничное кафе, где нас ждала бутылочка трехзвездочного коньяка, пара бутылок газировки «Байкал» и два бутерброда с красной икрой, которые за определенную плату для нас припасла милая и «бескорыстная» буфетчица. Да, в этот день мы хорошо погуляли. История КПСС была отмечена на ура.