Читаем без скачивания Повседневная жизнь паломников в Мекке - Зегидур Слиман

Подобно тому, как пламя состоит из бессчетных искр, океан из капель воды, а умма — из отдельных людей, так и судный день образуют множество дней, следующих друг за другом и сливающихся в единстве. И как в глазах Платона время представало изменчивым образом вечности, так для ислама дни представляют собой изменчивый образ дня, а Мекка, расположенная в центре пустыни, — песочные часы. Согласно космологии ислама, время и пространство сгорят, поглотят друг друга в Каабе. Родина пророка навсегда останется лишь каплей времени, точкой в пространстве, ростком и одновременно завершением жизненного цикла. Мекка может быть отделена от мира только Судным днем, вечностью. Бог объединяет и властвует; в конце времен разделение — работа дьявола, так как разделять время означало бы расчленять один из божественных атрибутов — вечность; нарушать же единство — профанация святыни. Не от одного ли корня арабского языка происходят слова «разрешенный» (халялъ) и «распущенный» (инхиляль).[12]

Святой город Мекка живет за счет паломников и для паломников, причем паломничество может быть предписанным религией и коллективным (хадж) или добровольным, совершаемым в одиночку (умра). В Мекке не развито сельское хозяйство, промышленность или даже ремесло, и существует она — не считая, разумеется, милости Всевышнего — благодаря молитвам и деньгам хаджи. Этих «гостей», пришедших в обитель Бога, мгновенно окружают хозяева гостиниц и ресторанов, гиды и торговцы, жажда наживы которых сравнима только с жаждой небесных сокровищ самими паломниками. Мекка — храм Божий и рынок. Но Мухаммед не изгонял торговцев из мечети, ибо сам занимался торговлей.»

«В конце концов мечеть и базар неплохо уживаются», — добавлял «праведный халиф» Омар, второй «заместитель посланника Божия». Во всех традиционных мусульманских городах заключены эти два полюса. Слово торговца — сребреник, а молитвенное молчание — золото. С какой стороны ни взгляни на Мекку, образ ее двоится, и ее секрет, как и ее разгадка, — в изначально присущей ей неоднозначности. Она живет в ритме двух времен и принимает два календаря, мусульманский и григорианский, лунный и солнечный, религиозный и светский. Иные времена, прежние обычаи.

Повседневная жизнь Мекки касается, прежде всего, жителей Саудовской Аравии, затем — рабочих-иммигрантов, наем которых строго ограничен, и паломников, приезжающих со всех концов света. Она касается каждой мусульманской семьи и предполагает, помимо всего прочего, устойчивость и стабильность на всей планете. Умма концентрическими кругами расходится от Каабы, причем ближний к ней круг составляют жители Мекки, авангард, который выступает посредником между верующими, чьи интересы они отражают, принимая во внимание их этническое, национальное и социальное разнообразие и их заботы, и святая святых, отражением света которой они являются.

Если для современной геополитики Мекка является неотъемлемой частью Королевства Саудовская Аравия, то в то же время она остается независимой территорией, на которую никто не в праве претендовать. Но в то же время город, наполненный святостью, всегда был заветной целью для многих завоевателей и становился причиной жестоких войн, порождая неутолимую ненависть. Город слишком мистический, чтобы не быть политическим. Слишком отрешенный, чтобы не вызывать к себе интереса. Слишком экуменический, чтобы не порождать сектантства. Частица небес на земле, облачко святой пыли на небосводе. Мекка — город между мирами сакрального и профанного, обитель Бога, осажденная демонами.

Мекка. Религиозная метрополия ислама, центр и источник политической законности, к которому веками тянулись эмиры, султаны, короли и президенты. Ислам, представляя собой «полную и глобальную» систему, неравномерно наслаивает друг на друга религию, государство и век. Так, претендующие на власть лидеры мусульман прибегают к присяге верности «Господину Двух Миров», чтобы добиться повиновения от своих собратьев по вере. Государственный деятель в исламе, прежде всего, — «тень Аллаха на земле», и дело его — править для тени Аллаха, для света его книги. Президент Турции генерал Кенан Эврен, руководивший республикой, особо подчеркивавшей свой светский характер, счел уместным поездку в Мекку (в Каноссу,[13] шептали злые языки) и совершение паломничества-умры накануне принятия полномочий. В 1988 году его премьер-министр Тюргут Озал пышно обставил свое отправление в большое паломничество.[14] Стать «защитником» — честь, за которую сражались просвещенные деспоты и пламенные революционеры. Присвоить Мекку и править уммой. Мекка — постоянное яблоко раздора.

Нити истории тянутся и соединяют отпадение Мекки от халифата Омейядов при антихалифе Ибн аз-Зубайре[15] в 683 году с бойней, омрачившей хадж в 1987 году. Цепь трагедий. Диссиденты сплачивались в группы в тени Каабы, под ее стенами зрели заговоры, возникали и распадались королевства, но единственным правителем оставался и остается Бог.

Разногласия на политической и религиозной почве, век за веком наслаивающиеся на историю ислама, вытекают из внутренних недостатков уммы: отсутствия единого толкования священных текстов и отсутствия нормативной власти, способной вывести общие правовые знаменатели. Именно влияние догматических интерпретаций питает, воспламеняет и оживляет ислам. В этом смысле захват Мекки в декабре 1925 года эмиром Неджда Абдель-Азизом ибн Саудом означает для нее начало новой эры, эпоху радикальных изменений.[16] В действительности святой город должен был сверять свои часы с часами имама Абд аль-Ваххаба, пылкого богослова-реформатора XVIII века.[17] Многие памятники религиозной архитектуры были стерты с лица земли, объявленным «языческими» некоторым исламским обрядам был положен конец, курение табака и музыка запрещены. На ислам и Мекку надели маску ваххабизма. Теоретически открытая для всех верующих, стучащих в ее врата во имя Аллаха и Его пророка (не считая «сбившихся с пути» и бахаитов,[18] Мекка тем не менее просыпалась, молилась, занималась торговлей, принимала пищу, читала, прогуливалась и ложилась спать на ваххабитский манер. При этом она терпела у себя представителей исламских религиозных меньшинств — шиитов, друзов[19] и прочих «виновных» при условии, что они откажутся от своих «еретических» практик. Ваххабизм получил вид на жительство в матери городов.

Этот город, где развязываются кровные узы и соединяются души, стал символом предтечи современного арабского национализма, первый манифест которого, опубликованный в начале XX века сирийским арабом Абд ар-Рахманом аль-Кавакиби (1849?—1902),[20] был назван прозвищем Мекки «Умм аль-кура» — «Мать городов». Тогда же появилась целая программа. Во время знаменитого восстания арабов против турок-османов Томас Эдвард Лоуренс Аравийский (1888–1935)[21] нарисовал для предполагаемого государства марки с изображением Мекки, его столицы. Но ни светский национализм сирийца, ни мечты Британии о халифате не имели продолжения. Уставшая от осады тех, кто просил у нее защиты и любви, Мекка душой и телом отдалась последнему из них, Абдель-Азизу ибн Сауду, возродившему династию Саудидов.