Читаем без скачивания Репортажи со шпилек - Жанна Голубицкая

Едва услышав, что я из России, престарелый синьор, к моему большому удивлению, переходит на хороший английский и весьма деловой тон:

— So, what do you think if we spend time together? (Итак, как вы смотрите на то, чтобы провести вместе время? — Авт.)

— What do you mean? — удивляюсь я. — And when? (Что вы имеете в виду? И когда?)

— I mean sex. Right away, ‘cause I have siesta-break now. I’ll give you a gift. (Я имею в виду секс. Прямо сейчас, так как у меня перерыв на сиесту. Я вас отблагодарю.)

— Shame on you! Look at the mirror! (Как вам не стыдно! Посмотритесь в зеркало!) — восклицаю я в сердцах, совершенно забыв, что я теперь сговорчивая и небрезгливая челночница.

— Strange! (Странно!) — пожимает плечами синьор. — Аll Russian girls are usually happy to do this for gift! (Обычно русские девушки счастливы сделать это за подарок!)

Обескураженная, бреду со своими бананами назад в отель. Соня уже освободилась, хвастается мне, что за час заработала триста евро:

— Я ему сразу сказала: не меньше двухсот пятидесяти и деньги вперед. Он сразу, как в номер вошли, три сотенных бумажки мне отсчитал. Я ему: сдачи нет! А он: и не надо! А сам уже ручонки шаловливые мне под юбку тянет. И не мучил меня особенно, только слюнявый очень. Всю облизал с головы до ног. А потом дернулся туда-сюда по-быстрому — и опа! — три сотни евро в моем кармане! Удача!

В ответ с возмущением рассказываю про престарелого ловеласа:

— Ему уже о душе надо думать, а он все туда же — перепихнуться в обеденный перерыв за гифт!

— А какой гифт? — деловито осведомляется Соня.

— Да я как-то не спросила…

Сокамерница смотрит на меня внимательно:

— Слушай, а раз ты такая цаца, зачем ты вообще к нам прибилась, а?

— Да я не цаца, — пытаюсь оправдаться я, — я бы сама с удовольствием… Но не с дедом же! И не с жирдяем с красным носом! Боюсь, меня стошнит прямо на него.

— А я всегда в этот момент глаза закрываю и думаю о том, сколько всего смогу на эти деньги купить, — делится Соня. — И так сразу хорошо становится, прямо до оргазма!

Милан: «целевая» на дороге

Подлинный Милан — это не именные бутики и не Неделя моды, а то, что от них осталось. И это — то самое «добро», за которым мы, челноки, сюда приехали. «Добро» продается в аутлетах — магазинах, торгующих нераспроданными остатками дизайнерских коллекций с существенными скидками. Аутлеты сосредоточены за пределами города — на огромном пространстве под открытым небом. Все это похоже на «Диснейленд» для шопоголиков. Но цены в нем не низкие. Это хоть и распродажа, но все-таки одежда от именитых кутюрье. Милан — наша последняя точка шопинга, денег отчаянно не хватает, так как все «целевики», кроме меня, уже изрядно закупились во Флоренции и Болонье.

Вечером наши «целевички» Катя и Вера ведут нас с Соней в местный салон красоты, они бывают тут каждый приезд.

— Да у меня уже денег почти нет, какой на фиг салон! — упирается Соня.

— Пойдем, не пожалеешь! — настаивают коллеги.

Хозяин салона (он же, судя по всему, и парикмахер, и маникюрщик в одном лице) смахивает уже не на пьянчужку Джузеппе, а на самого Буратино. Мелкий, нескладный, вертлявый и носатый, зовут Дино. Он сразу же начинает втолковывать что-то на итальянском нашей Кате, Соня напряженно прислушивается. На неискушенный слух в плавной итальянской речи постоянно выскакивает русская фамилия — Ломакина.

— А кто такая эта Ломакина, что он о ней постоянно говорит? — наконец не выдерживает Соня. — Она что, дешевле сдает товар?

Среди продавцов итальянских магазинов полно русских теток, поэтому Соню можно понять: она подозревает наличие между Буратино и Катей коммерческого секрета, как-то связанного с русской гражданкой Ломакиной. Но все оказывается куда проще:

— Тундра! — повторяет свое коронное в отношении Сони определение наша продвинутая Катя. — Не Ломакина, а lomaccina. Это по-итальянски машина. Дино говорит, что у него на примете несколько синьоров на дорогих машинах. Он может познакомить — условия как всегда.

Через какое-то время из контекста беседы я отчетливо понимаю: Буратино — натуральный сводник! И промышляет подкладыванием русских челночниц под обеспеченных итальянских мужиков за небольшую мзду. Впрочем, обеспеченные — это громко сказано. Двести пятьдесят евро в Италии найдется даже у безработного. А уж на русскую красавицу и подавно. Так что наш Дино — эдакий миланский Петя Листерман со скидками, стоковый вариант.

— И почем он берет за выгодное знакомство? — любопытствую я у Кати.

— Да ерунда, — откликается Катя, — двадцатку евро пришлешь ему. Ну или обслужишься в салоне на ту же сумму. А то к бедняге никто не ходит, кроме нас.

В салоне у Дино, и правда, посетителей не наблюдается, хотя мы сидим у него уже почти час.

— В прошлый приезд Дино мне такого жирного итальяно на новой «Ауди» подогнал, тот мне с ходу пятихатку отвалил, — мечтательно вспоминает Вера. — Я сразу хорошую партию джинсов «Труссарди» взяла. А я за это только маникюр у него сделала и укладку, на 25 евро всего.

— Дино, но молто векья ломакина! — строго говорит Катя Буратино.

— Что такое векья ломакина? — любопытствую я. — Вековая что ли? Старинная?

— Ну почти, — смеется Катя. — Я ему говорю, что у мужика должна быть не очень старая машина. Итальянец при деньгах никогда не станет ездить на развалюхе, у них это позором считается.

— Ага, а потом прямо в этой ломакиной можно все и обтяпать, — добавляет Верка. — Неудобно, зато быстро.

— А я не люблю в машине, как-то даже неприлично, — говорит Катя. — А ты, Верка, прямо не «целевая», а плечевая! Как можно в машине? Фи!

Дино-Буратино вертится вокруг нас, ожидая, когда Катя переведет ему хотя бы слово. Интересно, в курсе ли он, что девушки абсолютно не стесняются своей «смежной работы»?

Из салона, сопровождаемые парикмахером, мы отправляемся в местную пескаторию — рыбный ресторан. Дино уверяет, что это самый популярный среди коренных миланцев ресторан. Там, по обещаниям сводника, нас найдут те самые «синьоры на дорогих ломакинах». Я не оставляю надежды все же устроить в Италии личную жизнь, хотя в результате полученных впечатлений уже не уверена, что осилю синьора в постели.

Как только мы входим в заведение, все его посетители, как по команде, поворачивают головы в нашу сторону. Нарядные итальянки смотрят недобро, расфранченные синьоры — заинтересованно. Вообще модная миланская пескатория напоминает мне пресловутую харчевню «Трех Пескарей» из той же сказки. Если приглядеться, лисы алисы, коты базилио, дуремары, карабасы, пьеро и мальвины тут за каждым столиком! Не зря же Буратино на самом деле — Пиноккио, а историю про него Толстой не сочинил, а перевел с итальянского.

Мы садимся за столик, через некоторое время начинается шоу-программа. Дино оставляет нас одних, сказав, что рекомендованные им господа скоро подъедут. Мы с Катей, Верой и Соней остаемся вчетвером, сидим, пьем вино. После номера со стриптизом одна из танцовщиц, не дождавшись от посетителей приглашения на консумацию, вдруг садится за наш столик:

— Привет, я Майя.

Майя оказывается из Липецка, в Милане уже третий год. После короткого разговора о природе-о погоде в Италии и России, Майя заявляет:

— Русских челночниц тут никто не любит! Видите, как смотрят, особенно бабы. Итальянки вас ненавидят, потому что вы их мужей раскручиваете. Мужики вас не любят, потому что вы денег просите. Но делать им нечего: в осенне-зимний сезон курортниц, которые дают за ужин и бокал вина, тут нет. И даже мы, русские, вас не любим, потому что, когда вы в городе, у нас нет спроса на консумацию.

Расспрашиваю Майю и выясняю: только в этой харчевне в стриптизе работают три русские девушки, а в целом по Милану наших — пруд пруди. В итальянском стриптизе консумация после выступления (приглашение девушки к приватному общению за отдельную плату) официально подразумевает интим, в то время как, например, во Франции консумация — это, действительно, всего лишь беседа тет-а-тет, а все остальное называется иначе.

Минут через сорок подъезжают четыре обещанных сводником синьора. Какие у них ломакины, остается за кадром: наверное, они оставили их у входа. В остальном на всех четверых без слез не взглянешь. Все, как на подбор — обрюзгшие, волосатые. Тоже походят на персонажей из «Золотого ключика» — на бульдожек-полицейских.

Вы будете смеяться, но на сей раз того из них, который кладет глаз на меня, натурально зовут Карло! И этот Карло, видимо, не привык получать отпор от русских протеже парикмахера-сводника, потому что он сразу же и очень уверенно начинает меня лапать. Пытаюсь убрать его руку из-под своей блузки. Но Карло уже возбужден и только бормочет: «Перке? Перке?» (Почему? — итал.) и знай, подливает мне вина. Но глядя на его лоснящееся порочное лицо, я отчетливо понимаю: столько я не выпью!