Читаем без скачивания Порывая с прошлым - Александр Филиппов

Вдруг кто-то тронул меня за руку. Я обернулся. Передо мной стоял невысокого роста, худощавый человек в белой навыпуск рубахе. На смуглом выразительном лице приветливая улыбка.

— Простите, — сказал он, — я проходил мимо и случайно из вашего разговора узнал, что вы советский журналист и что вас никто не встретил. Меня зовут Шахидулла Кайсар, я из газеты «Сангбад». Могу я чем-нибудь помочь?

Что значит журналистское везение! Я знал о существовании этой даккской газеты, являющейся органом восточнопакистанского отделения Национальной народной партии. В этой газете мне не раз приходилось видеть статьи Шахидуллы Кайсара. Сегодня он приехал в аэропорт, чтобы взять интервью у председателя профсоюза рабочих и служащих местного отделения авиакомпании.

Вот так случайно состоялось знакомство с человеком, с которым меня потом не раз сводила беспокойная профессия журналиста. Шахидулла Кайсар вызвал такси, старую потрепанную «тоёту», и мы поехали в гостиницу.

Дождь кончился, над Даккой светило солнце. Первое впечатление от города было удручающим. Едва мы вышли из здания аэропорта, как к нам бросились велорикши. Их оголенные спины, покрытые язвами, еще не высохли от дождя. За ними ринулись нищие. Их было человек пятьдесят — детей и взрослых, оборванных и в большинстве своем калек.

Шахидулла что-то им сказал, и они разошлись. Мне приходилось видеть нищету и в Таиланде, и в Афганистане, и в Бирме, но такой я еще не встречал. Печать нужды и провинциальной отсталости лежала на всем облике Дакки. Разбитые тротуары и шалаши-жилища, сооруженные из металлических ящиков, а то и просто из просмоленных джутовых полотнищ. Дома в грязных подтеках, полуразвалившиеся бурого цвета замшелые заборы, убогие харчевни, освещаемые керосиновыми лампами. Автомашины и мотоколяски с облезшей краской, с ржавчиной на бортах.

Регулировщики, засучив до колен брюки и перебросив через плечо связанные шнурками ботинки, пытаются навести какой-то порядок в движении. Куда там! На них никто не обращает внимания. Люди идут и едут так, как хочется каждому. Продвигаемся среди бесконечного потока велосипедистов, буйволиных упряжек и обшарпанных автобусов.

В отличие от Карачи на улицах много женщин. И у очень немногих лица прикрыты пардой. Этот обычай соблюдается в основном в семьях, переселившихся из Западной провинции. Здесь, как и в Индии, сари — основная одежда женщин.

Тяжко смотреть на рикш. Впрягшись в оглобли, они тянут повозки, груженные кирпичом, дровами или металлическими болванками. Безучастные ко всему лица. Вокруг худых бедер обмотан кусок ткани, это называется «лунги». Босыми ногами люди ступают по камням и грязным лужам.

Проезжаем мимо небольшого пруда, примыкающего к какой-то фабрике. Стоя по пояс в липкой тине, женщины стирают белье. Тут же рядом старик — кожа да кости — моет овощи. Девочка лет пяти, возможно его внучка, полощет водой ротик. И самое жуткое: прокаженный моет другому спину, покрытую незаживающими язвами.

— Удивляетесь? — спрашивает меня Шахидулла. — Это все плоды колониального прошлого и политики нынешних военных властей, которые мало что делают для улучшения положения.

В разговор вступает таксист. Он студент медицинского факультета университета. В свободное время подрабатывает, чтобы платить за учебу и более или менее сносно жить.

— Живем хуже скотины. Для Исламабада мы всего лишь колония, рабы, поставляющие джут, рис и чай.

Проехав несколько минут молча, он добавляет:

— Я не жалуюсь. Я просто констатирую положение вещей. Война с Индией, в которую ввязалось правительство, ухудшила положение населения, особенно бенгальского.

Спрашиваю, что он знает о нашей стране, что думает о Ташкентской встрече.

— О Советском Союзе я знаю, к сожалению, только по радиопередачам из Москвы. Скажу одно: я завидую вашим студентам. Они могут спокойно учиться, избрать любимую профессию, не бояться остаться без работы. Об этом мы часто говорим на своих собраниях. Ташкент знают все. При содействии СССР был прекращен ненужный конфликт с Индией. Ташкентская декларация открыла путь к миру и сотрудничеству в этом районе. Вот только вопрос: воспользуется ли этим военный режим?

Наконец вырываемся на широкий безлюдный проспект. По краям, за кирпичными заборами под кронами баньянов и пальм, прячутся уютные коттеджи. Промелькнул теннисный корт, потянулась ограда большого парка. Это — Дхаманди, где живет местная знать.

Таксист предлагает проехать к университету, посмотреть новый район, где разместились административные здания и банки, строящуюся гостиницу «Интерконтинентал». Но Шахидулла советует вначале устроиться, а уж потом начать знакомство с городом.

А вот и гостиница «Шахбах», это, собственно, пока единственное место, где останавливаются иностранцы. Отель современный, но, конечно, не такой, как карачинский «Интерконтинентал». Это лучшее, что есть в Дакке. Он с кондиционерами, телефонами.

Но устроиться невозможно. Администратор сообщает, что свободных номеров нет. Все места заняты членами Национальной ассамблеи, журналистами, бизнесменами и туристами. Выясняется, что телеграмма из Карачи с просьбой зарезервировать место не получена. Тем не менее администратор берется помочь, звонит куда-то по телефону, потом говорит, что я могу остановиться в «Аль-Хилал». Это недалеко от железнодорожного вокзала. Отель не первоклассный, но жить и работать можно. Есть даже несколько номеров с кондиционерами.

Полчаса езды — и мы на месте. Небольшая, сложенная из кряжистых бревен тика гостиница построена еще в период английского владычества. Она приютилась на берегу пруда, покрытого лотосами. К нему ведет аллея баньянов-великанов, с ветвями, вросшими в землю.

Хозяин гостиницы, он же администратор и кассир, семидесятилетний Ахмад, показывает отведенный мне номер. Чисто и уютно, пахнет рисовой соломой и сандалом.

— Я создам вам все условия для работы, — обещает он, — на днях здесь останавливались советские специалисты. Они ищут газ и нефть в джунглях Джалди и Симутанга. Остались довольны. Смотрите, что они написали.

Он показывает блокнот в тисненом переплете, раскрывает нужную страницу. В нем четким, каллиграфическим почерком по-русски сделана запись: «Мы, советские специалисты, работающие по контракту в Пакистане, провели несколько дней в этой уютной гостинице. Довольны всем. Здесь вкусно кормят. Особенно хороша курица, подаваемая с кари, великолепен плов Владелец гостиницы, мистер Ахмад, стоит за дружбу с нашей страной. Рекомендуем всем нашим останавливаться здесь». Далее следовали подписи.

— Очень хорошие парни, — продолжает старик, — Представьте себе, как-то вышла из строя помпа, подающая воду. Они ее отремонтировали, а денег за работу не взяли. Странные люди. У нас бесплатно никто ничего не делает.

Но пробыть в этой гостинице мне пришлось не более трех часов. Мы сидели с Шахидуллой Кайсаром в не большой комнате, именуемой рестораном, пили терпкий кокосовый сок, беседовали о планах на завтра, как вдруг открылась дверь и вошел средних лет пакистанец в безукоризненно сшитом светло-сером европейском костюме. Без всяких вступлений он заговорил извиняющимся тоном:

— Мистер «Правда»! Приносим глубокие извинения. Я из протокольного отдела министерства информации. Телеграмма пришла с опозданием. Ищем вас по всему городу. Вам отведен номер в «Шахбахе». Там же пресс-центр для журналистов, освещающих работу Национальной ассамблеи. Через час губернатор провинции дает обед в честь представителей прессы. Пожалуйста, вот пригласительный билет.

Старик Ахмад огорчен, что я покидаю его гостиницу. Прощаясь, он спрашивает, не мог бы я подарить ему на память значок с изображением В. И. Ленина. У меня была фотография: Ленин, читающий «Правду». Глаза у старика загорелись.

— Этот снимок я обязательно повешу в рамке на самом видном месте. Пусть все смотрят!

Шахидулла тоже захотел получить такой снимок.

— У нас это редкая фотография, — сказал он. — Мы опубликуем ее в газете вместе со статьей о развитии культуры в СССР.

Забегая вперед, скажу: эта фотография была через несколько дней помещена в «Сангбаде».

…Раннее утро. Здание, где будет проходить сессия Национальной ассамблеи, расположено неподалеку от аэропорта. Оно окружено забором из колючей проволоки. Это временное помещение. Новое, говорят, строится в другой части города.

Тщательная проверка. Особенно бенгальцев. Рослый охранник обыскивает Шахидуллу, выворачивает карманы.

— Демократия по-пакистански, — зло говорит журналист.

Зал заседаний имеет полукруглую форму. В дипломатической ложе представители посольств и миссий. Занимают свои места и индийские дипломаты. У нас в креслах пресс-ложи разложены бюллетени и документы, отпечатанные на урду, бенгали и английском языках. В спинках кресел вмонтированы наушники для перевода.