Читаем без скачивания Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев

А на совещании, то ли от расстройства, то ли от досады, что все так случилось, он и засадил:

– Я же был с Сысоевым в Туле, видел, какие велосипедисты выпивохи.

Мне, естественно, доброжелатели тут же обо всем доложили. Я вне себя пришел к начальнику международного управления Владимиру Ивановичу Ковалю, который был на этом совещании, и сказал: «Работать с ним не буду!».

Коваль пытался остудить, уговорить меня не делать резких движений, но я уже завелся. В тот же день пошел в отдел кадров и подал заявление на увольнение.

По-человечески я просто не мог поступить иначе. Смерть Толи стала для меня серьезной трагедией. Я знал, что у него неспокойно в семье, что есть проблемы в отношениях с женой, но есть и дочь, которую Черепович безумно любил. На этом эмоциональном фоне слова Павлова выглядели чудовищной, огульной несправедливостью.

Разумеется, Сергею Павловичу доложили, что я написал заявление, он вызвал меня к себе, пытался отговаривать, продавливать, даже угрожать: мол, наши дорожки еще пересекутся. Но я был не настроен что-либо с ним обсуждать. Сказал:

– Сергей Павлович, вы – большой уважаемый руководитель, а кто я? О чем может быть разговор? Давайте не будем ворошить эту историю. Решение я уже принял, отпустите меня – да и ладно.

Вот и ушел. Молча. Хотя могу признаться: не было у меня в жизни ситуации, когда я сильнее хотел бы наговорить в лицо человеку все, что о нем думаю.

Ушел я тогда в «Динамо». Председателем Центрального совета общества был Алексей Андреевич Куприянов, он же возглавлял Всесоюзную федерацию велосипедного спорта, а я в той федерации был у него генеральным секретарем. Куприянов и позвал меня к себе – начальником отдела прикладных видов спорта. Я согласился с удовольствием: аттестованная должность, материальная сторона, интересная работа, словом – совпало все.

Куприянов был из старой когорты руководителей. Сам был велосипедистом, чемпионом Спартакиады народов, заслуженным мастером спорта, двадцать с лишним лет входил в Международную федерацию велоспорта – вице-президентом. Меня он значительно превосходил в возрасте, но я всегда с огромным удовольствием с ним общался. Алексей Андреевич обычно был немногословен, но всегда умел выслушать. При этом у него блестяще получалось очень быстро суммировать услышанное и кратко дать исчерпывающее и очень четкое заключение по обсуждаемой теме.

При всем своем опыте и многочисленных регалиях, он оставался очень доступным человеком, реально ощущающим жизнь. Мог спокойно предложить подчиненным пойти вместе пообедать, но не дай бог было пробовать за него заплатить: в этом отношении у него были железные устои, причем они не казались какой-то демонстрацией. Просто человек даже в мелочах не допускал, что можно жить за счет каких-то подношений.

Но отношения с Павловым были у него напряженными: Сергей Павлович уже понимал, что эту возрастную категорию сотрудников, сколь бы профессиональными они не были, надо отправлять на пенсию и намеревался это сделать. Сам он, кстати, болел за «Динамо», возможно поэтому стремился сделать общество сильным и современным – с передовыми идеями и активным ядром в руководстве. Думаю, что обо всем этом он не раз говорил с высшими динамовскими чинами.

Другой вопрос, что заменить руководителя на той позиции, которую занимал Алексей Андреевич, оказалось не самым быстрым делом. Министр внутренних дел хотел, чтобы ЦС «Динамо» возглавлял человек из МВД, Куприянов же был аттестован по линии КГБ. А два этих ведомства постоянно внутренне конфликтовали между собой.

Я много тогда размышлял о фигуре Павлова. Несмотря на то, что мы с ним расстались далеко не лучшим образом, как руководитель он дал мне очень многое. При всех острых углах своего характера, он был потрясающим примером, на который хотелось равняться.

Как уже сказал, у него были уникальные отношения с тренерами. Возможно, ему помогало физкультурное образование: постигнув основы спорта, в том числе, методические и организационные, он никогда не перешагивал грань, за которой начинается насилие, диктат. Скорее, постоянно пытался понять, что действительно нужно для того, чтобы работа была максимально плодотворной. И как только понимал это, моментально принимал решение. Тренеру ведь далеко не всегда бывает просто прийти к руководителю и рассказывать, почему он тренирует так, а не иначе, зачем нужна дополнительная смета, поездки, соревнования, обосновывать свою методику перед человеком, который «не в теме», бывает нудно и противно. Не все к тому же умеют просить.

Павлов же понимал тренеров с полуслова. И так же реагировал: «Я тебе верю, все понял, все сделаем».

Наверное поэтому мне было до такой степени тяжело разговаривать с ним в его кабинете, уходя из Спорткомитета. Мозгами я и тогда понимал, что с моей стороны это всего лишь эмоциональный зигзаг, болезненный процесс роста, которого не избежать, когда соприкасаешься с подобной категорией великих тренеров и великих руководителей.

Было ли то мое решение ошибкой? Не хочется так думать, хотя можно, наверное, рассудить и так. Я предпочитаю называть его творческим поиском, поиском собственного пути. Просто тот излом отношений с Павловым стал отправной точкой всех моих дальнейших размышлений о том, как правильно строить свою собственную работу с людьми. Позже, когда я снова и снова принимался размышлять о том конфликте, я вдруг вспомнил, как еще во времена моей работы в ЦК профсоюза «Средмаша» Александр Кузьмич Кузьмин как бы исподволь старался учить меня никогда не рубить сплеча. Мы с ним довольно много ездили по разным объектам – тогда была принята такая форма взаимодействия с подведомственными организациями: приезжаешь на завод или в институт, как инструктор ЦК профсоюза, там собирают актив, состоящий из пары-тройки сотен человек, ты выступаешь, тебе задают вопросы.

В одной из таких поездок Кузьмин, который сидел в аудитории и слушал мое выступление, сказал, когда мы остались одни:

– Позволь дать тебе совет. Если ты, разговаривая с людьми, вдруг почувствовал, что в чем-то сомневаешься и не уверен в своих словах, объяви перерыв. Выйди на улицу. Погуляй минут пятнадцать, подумай, все взвесь, побудь наедине со своими мыслями. Если есть кому позвонить – позвони, в этом нет ничего унизительного. А уже потом возвращайся к людям.

Когда я немного остыл после конфликта с Павловым и стал заново прокручивать в голове тот наш разговор, до меня вдруг начало доходить, что смысл всех слов Сергея Павловича, пусть они были высказаны в крайне эмоциональной форме, сводился к тому, чтобы любым способом удержать меня от ухода. Ведь в начале нашей встречи Павлов реально меня уговаривал. Он ведь первым делом тогда спросил: «Зачем ты это делаешь?» То есть дал понять, что не одобряет мой поступок, а значит – верит в меня, раз пытается удержать от резких шагов. Возможно, признать собственную неправоту ему просто не позволяло самолюбие, ведь тот мой поступок реально его задел. А я, молодой дурак, решил показать, какой крутой и непреклонный.

Еще я часто думал после того случая о том, как важно уметь вовремя сбить с себя внутреннюю спесь. Это сложный и малоприятный процесс. Когда сбить спесь с человека пытаются другие, любой сразу взбрыкивает, и это понятно. Но если ты работаешь с большой массой людей, если претендуешь на то, чтобы к тебе относились с уважением, должен уметь сам ставить себя на место. В этом отношении история с Павловым стала для меня уроком на всю последующую жизнь.

Глава 4. «Динамо»

Когда я уходил из Спорткомитета в «Динамо», с одним из моих коллег – тоже Виктором Капитоновым, но не нашим, велосипедистом, а из конькобежного спорта – у меня случился интересный диалог. Он мне сказал, желая хоть как-то поддержать, наверное – все ведь были осведомлены о причине, по которой я ухожу:

– Ну, теперь зато будешь генералом.

Я ответил:

– Не буду никогда.

– Почему?

– Сам подумай: на освобожденной комсомольской работе я никогда не был, на партийной – тоже, ну, как с такой биографией я могу стать генералом?

По тем временам даже высшая динамовская должность, то есть председателя Центрального Совета – была полковничья. Генеральской она стала позже, когда Куприянова сменил на этом посту Петр Степанович Богданов. С его приходом в ЦС поменялась административная структура, поскольку страна уже вовсю готовилась к Олимпиаде, и должность стала генерал-майорской.

Структура «Динамо» вообще была уникальной. По юридической сути регистрации, оно было общественной организацией, но президиум состоял исключительно из государственников. Начальники войск, заместители министров. То есть вся формула динамовской жизни была сугубо государственной, хотя документально «Динамо» стояло в государственном плане последней строкой – после православной церкви.

Впрочем, дожить до генеральских погон мне предстояло не скоро. Генерал-майором я стал, когда сменил на посту председателя Богданова, вернувшись в общество из Спорткомитета СССР, с должности заместителя тогдашнего председателя Марата Грамова. Хоть и говорил, уходя от Павлова, что в государственную систему управления не вернусь больше никогда, история все-таки повторилась – в 1983-м.