Читаем без скачивания Газета День Литературы # 126 (2007 2) - Газета День Литературы

Но если верить логике и измышлениям Бар-Селлы-Баймухаметова, то все великие произведения русской литературы должны были фабриковаться в тайной канцелярии да в 3-м отделении. Но, к нашей гордости и печали, самые лучшие интеллектуальные и нравственные силы державы всегда были на всенародном виду и на беспощадном ветру эпохи. Шолохов тут – не исключение, если знать биографию гения, понимать величие его писательского и гражданского подвига. Но это, конечно, на базарном уровне – не достижимо.

В воспоминаниях литературоведа Юрия Жданова, которому, помню, возражал критик Юрий Карякин, написав либерально-программную статью про наступание на одни и те же грабли, есть эпизод спора Шолохова с крупными партийными бонзами. Чтобы прервать надоевший разговор, писатель позволил себе резкость: "Шолохов внезапно посуровел, поднялся и сказал: "Вы все пройдёте, о вас забудут, а я вечен!" И вышел". Эти весомые слова относятся не только к нынешним идеологам и серым кардиналам, но и ко всем авторам и даже членам редколлегии "Русского базара". Их мелкая зависть и последние наступания на шолоховские грабли – понятны.

Алексей Иванов КРИМИНАЛИЗАЦИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

"На просторах литературы всегда орудовали шайки разбойников, но никогда ещё их не наводняла, не эксплуатировала, не объявляла своим законным достоянием столь многочисленная, разношерстная и тем не менее хорошо организованная банда, на знамени которой написано: "Жить за счет пера!" Однако то ли из презрения к ней, то ли из робости все молчат, и зло становится всё более явным; серьёзные умы, украшение нашей эпохи, замкнувшиеся в тесных границах своих научных интересов, обходят молчанием бесчинства, которые они не знают даже, как назвать. Тем временем подлинные высокие таланты, ослеплённые и увлечённые общим примером, уступают напору потока и плывут по течению, не пытаясь бороться с бедствием и приспосабливаясь к нему в надежде, что сами они сумеют спастись, не обесчестив себя". Так говорил Сент-Бёв почти сто семьдесят лет назад о французской литературе. На этом можно было бы и закончить, не начиная статьи, но кажется, пользуясь современным материалом, можно найти несколько свежих акцентов, а кое-какие и переставить.

Начнём с того, что сильно криминализировался современный язык, как в просторечье, так и в литературе. Для сравнения: как часто употребляется блатное выражение "тусовка", "тусня" вместо "общества". Но, говоря словами Бахтина, какая мыслеформа у слова "тусовка"? Гораздо беднее, чем у слова "общество", мыслеформа которого невероятно развита, представляет собой целый мир, вызывает бесконечный образный ряд. В языке возникают слова "расклад", "кинуть", "развести", "поставить на кон", "попал на деньги", даже президент употребляет блатное выражение "мочить". Что стоит за этими словами, какой культурологический образный ряд они могут вызвать, кроме блатных песен? Такими словами думать опасно, приводит к слабоумию и потребительскому мышлению.

В простонародной лексике огромное место сейчас занимает карточный лексикон: "Черви, бубни, вини, а для меня кресты" (А.Розенбаум); расшифруйте, о чём, к примеру, речь в другой песне: "Владимирский централ, ветер северный, пускай я банковал жизнь размеренно, но не очко порою губит, а к одиннадцати туз" (М.Круг). Приведён не частный случай, популярность этой песни неслыханная, ее можно сделать гимном современной криминализированной России.

Немного отвлекусь, и скажу, что сам задор этой песни мне не понятен, как и многим русским людям, предки которых прошли сталинские лагеря, и не по песням знают, что это за место такое – Владимирский централ.

Часто употребляемое слово "пацан" тоже из блатного жаргона, а с ним шалава, лярва, путана, встречаются даже гораздо чаще, чем блядь, шлюха, поскольку последние потеряли свою экспрессию, а первые являются "лингвоэпистемами" блатной романтики, т.е. теми самыми словами, которые из песни не выкинешь. Картёжный лексикон сродни ноздрёвскому "загнул паралипе – и отыгрался". Помните "ноздрёвскую подмену" у Булгакова из "Записок на манжетах", когда на юбилей Пушкина вместо поэта на плакате изобразили Ноздрёва. Можно спорить, что заядлыми игроками были и Пушкин, и Достоевский, и Некрасов, но ведь играли они не скрестив ноги на нарах, здесь же мы наблюдаем смешение фени с игровой лексикой.

Кто ходит в героях? В последнее время приобрел героический ореол образ Чичикова, того самого, Павла Ивановича, дельца. Аферист, не сделавший никому ничего дурного, наживающийся только лишь на недостатках системы налогообложения. Просто святоша, да нет, – человек как человек, как ты да я. Хотя в некоторых странах манипуляции с налогами считаются самым тяжким преступлением против общества. Современные литературные союзы мечтают об услугах подобных чичиковых, и даже делают их своими секретарями, ведь нищете писательской расплатиться с дельцами нечем – отдают бартером, почётным званием, славой, литературной премией. И не беда, что дельца никто писателем не считает. На худой конец, если делец начнет смущаться, совершенно по-чичиковски, можно легко убедить его, что он так-таки писатель. Убежден, и Чичикова легко можно было бы убедить в этом же. Если бы за это дело принялся ради смеха Гоголь, он бы его убедил.

Но современные Союзы не шутят, тут дело жизни и смерти, поэтому готовы реконструировать даже систему художественных ценностей, и незазорно и притвориться перед всеми обманутым из простодушия, якобы вот опять пострадал из-за своих же положительных качеств, а заглянуть в эти качества – пропасть, мерцающая паучьими глазами.

Неплохо устроились авторитеты, писатели в законе, они "крышуют" разных "бакланов", и кто не платит, лишается бизнеса, либо вовсе такового не приобретает. Один известный критик, по "погонялу" "Морж", берёт триста долларов за страничку-предисловие к книге. Брал деньги для раскрутки даже один такой авторитет, умерший семь лет назад в Германии, с мнением которого потомки и через двести лет будут считаться, и ломать голову над "фуфловой" поэтикой какого-нибудь Тютькина, а в итоге делать выводы, что такое г… было модно в то время, а читатели были слабоумны, правда, брезгливо затаив в себе мысль, что великий критик и мыслитель все-таки соврал, поскольку безупречный вкус его известен. Не надо надеяться на то, что у потомков станет меньше вкуса, чем у нас, а ключевая литература будет развиваться по законам красоты, чего бы там ни было. Если ещё интересно, то устное упоминание писательского имени в публичном выступлении тоже не бесплатно, тем более, если на телевидении.

Не подумайте, Бога ради, что кого-то "прессую", тем более, что "не очко порою губит, а к одиннадцати туз". Но кого винить в том, что сейчас происходит в литературе. Литература обуржуазивается, как и было задумано, и криминализируется, о чем я говорил очень давно в статье "О буржуазности нашей литературы". Теперь созрела во всей красе. Но в статье десятилетней давности у меня ещё присутствовала наивная надежда, что писатели старой закалки одолеют мутные волны. Куда там, всё оказалось гораздо хуже.

Мне кажется, что для того, чтобы изменить всю сложнейшую структуру общества, её разрушить, совсем не надо быть Даллесом или Пачеа, или сионским мудрецом, достаточно во главе угла поставить "деньги" – пойдёт цепная реакция спрос – предложение – рынок – конкуренция – криминал – разрушение ценностей – упрощение ценностей. Всё человечество идёт по пути зла и добра, утешения и учительства. Цивилизация противоположна культуре. Католическая церковь – христианской; демократия – монархии; глобализм, т.е. унификация, всеобщее упрощение, – национальной политике; толерантность, политкорректность – совести, внутреннему конфликту; массовая литература – высокой литературе; пресса массовая – прессе качественной; фаст фуд – национальной кухне.

Цивилизация требует упрощения. Какая самая цивилизованная страна? Вот ее портрет: католическая (Папа Римский разрешил браки между гомосексуалистами и освещает "кока-колу"); главное в системе ценностей – политкорректность, однако, разбомбят любую страну за идеи глобализма и демократии; литература преимущественно массовая, пресса – жёлтая, страна сосисок и самых жирных людей. Вот портрет упрощающейся страны, которая навязывает свои ценности нам.

Когда-то Константин Леонтьев говорил, что упрощение наблюдается как в гибнущей цивилизации, так и в обыкновенном трупе. А вот слова Пушкина, по воспоминаниям Гоголя: "Государство без полномощного монарха – автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит".