Читаем без скачивания «Якорь спасения». Православная Церковь и Российское государство в эпоху императора Николая I. Очерки истории - Сергей Львович Фирсов

отметил то, что монастырь отлично содержится, пожелав только проведения в соборе ектеньи. Служба состоялась, причем настоятель стоял рядом с монархом. После этого Николай I попросил благословения, которое и было ему преподано. Архимандрит Фотий протянул императору свою руку для целования, в ответ не поцеловав его руку. Казалось бы, мелкий эпизод. Однако Николай I так не считал: через несколько дней архимандрита Фотия вызвали в Петербург и сообщили, что Св. Синод получил от монарха информацию о хорошем устройстве монастыря и об ошибках его архимандрита: сам не служил ектеньи, не подносил к целованию крест, не поцеловал руку царя, сам протянул руку; был одет в фиолетовую рясу. В результате отца Фотия отдали под начало наместника Александро-Невской лавры для научения и вразумления, как должно встречать царствующих особ[58]. В июне его специально «обучали» (хотя более с царем архимандрит Фотий так и не встретился). Для влиятельного в предыдущее правление настоятеля это был тяжелейший удар, а для императора, вероятно, вполне оправданное «вразумление» провинившегося клирика.

Годом ранее, в феврале 1834 г., Николай I устроил разнос епископу Смоленскому и Дорогобужскому Иосифу (Величковскому), который, как уже говорилось, принимал участие в коронационных торжествах самодержца и, очевидно, был лично ему известен. История была в духе николаевского правления. В феврале Николай I посетил Смоленск и епископ Иосиф приготовил торжественное слово по этому случаю. Однако при виде императора владыка так оробел, что вместо проповеди начал кропить его святой водой. Государь, вместо того, чтобы свести случившееся к шутке, гневно закричал на епископа: «Что вы делаете, Владыко, бесов из меня выгоняете, видно? Вы совсем облили меня водой!» В тот же день епископ Иосиф был уволен на покой с повелением жить в Киево-Печерской лавре[59].

Разумеется, не стоит преувеличивать приведенные примеры, хотя забывать или игнорировать их было бы неверно. Главное состояло в том, что император считал вполне естественным и в отношении духовенства вести себя так же, как и в отношении представителей других сословий. Он мог «казнить» и «миловать» по своему усмотрению любого – в этом и состояло дело. Показателен случай с протоиереем Герасимом Павским, выдающимся ученым-богословом, в 1826 г. повелением царя назначенным законоучителем наследника престола великого князя Александра Николаевича. Он также обучал Закону Божьему великих княжон Марию, Ольгу и Александру. Отца Герасима ценили, наградив бриллиантовым наперсным крестом, алмазными знаками ордена св. Анны 2-й степени, орденом св. Владимира 3-й степени и двумя бриллиантовыми перстнями. Однако написанные отцом Герасимом для наследника программы стали поводом к обвинению его в неправославии и неблагонамеренности[60].

Все выяснилось в 1835 г., и, дабы потушить разгоравшийся скандал, протоиерей подал прошение и был отставлен от всех должностей, но не потерял благоволения императора. Назначенный настоятелем Крестовоздвиженской церкви Таврического дворца, он получил высочайше пожалованный бриллиантовый крест и сохранил прежнее жалованье (и как духовник высочайших особ, и как профессор духовной академии). Императрица определила дочерям отца Герасима солидную по тем временам ежегодную пенсию (до их замужества). Насколько оправданны были выдвигавшиеся против отца Герасима обвинения, в данном случае менее принципиально, чем то, что доверие к нему в глазах Николая I не поколебалось, а «неправильно» учившийся основам православной веры наследник престола в том же 1835 г. едва не стал присутствовать на заседаниях Св. Синода![61] Отметивший этот факт исследователь не смог удержаться от замечания о том, что не склонный к мистицизму и не размышлявший на высокие темы император «распоряжался, однако, высшим церковным управлением воистину, как командир, с бесцеремонностью удивительной, руководствуясь исключительно интересами полицейской государственности, им утверждаемой столь последовательно»[62].

Не будем объяснять все действия Николая I «по церковной части» лишь стремлением утвердить интересы «полицейской государственности», но лишний раз обратим внимание на то, что для него идея государственного служения всегда стояла на первом месте. Ей в жертву император считал возможным приносить буквально все, даже т. н. «здравый смысл». Неслучайно даже иностранцы (например, князь О. фон Бисмарк) называли его идеалистом. Во внешней политике, как и в политике внутренней, Николай действовал в соответствии с с ранней юности усвоенными принципами: он государь «волей Божией». Однозначно понимая свой долг, он стремился не допустить того, что считал вызовом самодержавной власти и установленному порядку. Причем под понятие порядка подпадало все: и внешняя дисциплина, и сдерживание революции. Однако считать это банальным проявлением «гордыни» и безмерного самомнения будет не вполне правильно. Николай I во всех своих действиях был самодержцем; известен случай, когда он так крикнул на офицера, уснувшего на посту, что тот скончался. Осознав, что его окрик привел к трагедии, царь принял решение о выплате особой пенсии семье скончавшегося[63]. Не желая зла, он стал причиной смерти подданного. Случай не типичный, но показательный.

Однажды Николай I посетил столичную первую гимназию, выразив свое неудовольствие увиденным. Что же послужило раздражителем самодержца? Мелочи. Один из лучших учеников класса слушал урок истории облокотясь о парту. Это восприняли как нарушение дисциплины. Та же картина наблюдалась и на уроке Закона Божьего: мальчик сидел, прислоняясь спиной к заднему столу. Священник получил выговор, но не смолчал и ответил грозному монарху: «Государь, я обращаю внимание более на то, как они слушают мои наставления, нежели на то, как они сидят»[64]. Прошел год, и император вновь посетил эту гимназию. На сей раз все ему понравилось, и провинившийся ранее священник был исключительно возвышен: вернувшись во дворец, Николай I сказал, что нашел законоучителя детям, и уже 2 февраля 1835 г. священник Василий Бажанов был представлен в новом качестве императорскому семейству, став вместо протоиерея Герасима Павского также духовником наследника и великих княжон. Постепенно доверие Николая I к новому священнослужителю возросло настолько, что отец Василий, по его собственным словам, «входил во дворец, как в свое семейство». Лишь в начале 1840-х гг., из-за интриг обер-прокурора Св. Синода графа Н. А. Протасова, произошло некоторое охлаждение отношений. (Граф Протасов опасался, что в случае смерти протопресвитера Николая Музовского священник Василий Бажанов займет его место, войдет в состав Св. Синода и не будет полностью ему, обер-прокурору, подконтролен.) Мнение об отце Василии как о неуживчивом и самоуправном человеке, впрочем, не помешало ему после кончины протопресвитера Николая получить временное управление придворным духовенством. При этом ни он, ни его воспитанники – дети Николая I, не надеялись, что последует высочайшее повеление о назначении его духовником царя. Однако это произошло 5 декабря 1848 г., одновременно с награждением отца Василия митрой. Тогда же он стал обер-священником гвардии и гренадер, заняв место в Св. Синоде. Как и его предшественник, отец Василий