Читаем без скачивания Дочери Волхова - Елизавета Дворецкая

Вскоре Вестмар вышел из дома и остановился перед дверями, хмуро глядя на берег.

– Вот поэтому жители виков обычно заключают договор с кем-то из соседних конунгов, – пояснил он, заметив рядом Велема и будто продолжая ранее начатый разговор. – А он охраняет торговых людей от разных там любителей чужого добра, которые от Праздника Дис до осенних пиров так и рыщут по морям. И еще эти женщины у меня! Некстати я их взял, но уж больно случай выгодный! Лучше бы я мечи вез – их и увезти, и спрятать легче. А этих куда я спрячу?

– Им уже и так не повезло, – согласился Велем. – Это все вдовы? Кто-то поубивал их мужей?

Вестмар сначала его не понял, а потом засмеялся.

– Нет. Это не вдовы. У этих женщин вовсе не было мужей. Викинги разорили какой-то ирландский монастырь.

– Что?

– Это… ну… – Вестмар запнулся. – В Бретланде и Эрине есть такие особые дома, где живут люди, мужчины или женщины, которые ничего не делают, только служат богу.

– Все эти женщины служили богу, живя в одном месте?

– Да. Кристусу.

Велем посмотрел на пленниц, которые сидели на земле и, сложив руки, что-то негромко бормотали. Так много божьих служительниц в одном месте, да еще обиженных разорением их святилища… Это опасно. И уж не этот ли бог в отместку наслал на Ладогу разбойную дружину руси? Велем, нахмурившись, взглянул на варяга. Выходит, Вестмар, соблазнившись выгодной сделкой, сам и привез сюда эту беду?

– Ну, что та, которую мы тебе отдали? – спросил Вестмар. – Умерла?

– Да вон она сидит. Мать ее вылечила.

Велем посветлел лицом и кивнул на свою новую челядинку, которую в доме стали звать Ложечка. Только Никаня, которая вместо «ложка» говорила «лузика», так же называла и ее. Постепенно оправившись, в последние пару дней та уже вставала и часто навещала прежних подруг.

Теперь ее легко было узнать среди прочих. Ее прежняя одежда, порванная в нескольких местах, грязная и пропитанная кровью, пришла в полную негодность, и Милорада сожгла ее вместе с хворью. Взамен Тепляна выделила ей свою старую сорочку, Дивляна – полинявшую свиту, а Велеська снабдила куском тесьмы собственного изготовления, кривоватой и неказистой, но вполне пригодной в качестве пояска. В словенской одежде, в плотно намотанном платке, под которым спрятались короткие волосы, с замкнутым, скорбным и немного растерянным выражением лица она и впрямь напоминала теперь молодую вдову.

– Ну, значит, ее бог о ней все же позаботился, – заметил Вестмар, найдя глазами свою бывшую собственность.

– Это мать о ней позаботилась, – пробормотал Велем и подумал, что без трав и заговоров Милорады чужеземка была бы давно мертва.

Эта мысль успокоила его: не похоже, чтобы нынешняя участь этих женщин занимала бога. И если ей хватит сил, то пусть уходит со всеми, а не то попадет в руки викингов еще раз.

Один раз семейству Домагостя уже приходилось бежать из Ладоги, спасаясь от набега, и по дороге ночевать в лесу. Дивляне тогда было всего три или четыре года, и она совсем не понимала опасности. С того случая она запомнила только, как рано утром бегала по зеленой траве возле шатра и визжала, оттого что роса обжигала влажным холодом босые ноги, как измазала руки о закопченный бок огромного котла, в котором могла бы тогда поместиться целиком, и как потом Молчана отмывала ее в реке, куда пришлось спускаться по крутому, заросшему кустами склону. Девочка тогда и не задумывалась, отчего это мать и все остальные вздумали пожить немного в лесу, и ее ничуть не огорчало, что в шатре так холодно и жестко спать… И теперь она собиралась скорее с любопытством, чем со страхом. Огорошило ее только то, что Милорада, как оказалось, не собиралась ехать со всеми.

– А Никаню я как брошу? – Мать развела руками.

Испокон века свекровь – первая повитуха при молодой невестке, а родная мать Доброни давно умерла. Милорада, заменившая мать растущим пасынкам, никак не могла пропустить появление на свет первого внука своего мужа.

– Ничего, справимся. Вы с Войнятой не пропадете, а мы, даст Макошь, тоже как-нибудь тут…

Она вздохнула и заправила под повой выбившуюся прядь. Несмотря на то, что у нее было уже трое взрослых детей, Милорада оставалась такой красивой и бодрой, что гости на возрасте заглядывались бы и на нее, – если бы не опасались разгневать хозяина.

Когда уложили пожитки и пришла пора прощаться, берег Ладожки снова огласился воплями. Отец, родичи по отцу и матери – всего с три десятка мужчин – оставались здесь, чтобы встречать врага, и женщины висели на них, причитая. Дивляна не могла оторваться от Велема, к которому была особенно сильно привязана, и даже Яромила не удержалась от слез, целуя всех братьев подряд.

– Ну, Леля ты наша ладожская! – Ранята, старший сын Рановида, сам утирал глаза кулаком, поглаживая двоюродную сестру по рыжевато-золотистым волосам. – Нам тебя бы от ворога уберечь, на то мы мужики! А будешь ты жива, новые дети народятся, если что! Ты себя береги! А с нами Перун-Громовик и сам Волхов-батюшка: побьем русь, будь она неладна!

– Еще и Вал-город отвоюем! – добавил его брат Синеберн, или Синята, глянув на юную вдову-воеводшу, которая стояла у волокуши со спящим ребенком на руках. – Наследник у Хранимира есть, вон какой витязь знатный, Даряшка едва держит! Подрастет, тоже валгородским воеводой будет.

Дивляна отвела глаза. Сегодня Даряша выглядела ослабевшей и погасшей по сравнению со вчерашним днем: видимо, здесь, среди родни, она окончательно осознала, что осталась без мужа, без дома и хозяйства. Она ходила, словно глубоко задумавшись, по лицу порой скатывались слезы. Она то погружалась в свои мысли, то вдруг вздрагивала и оглядывалась, точно искала того, кто навсегда исчез за воротами Валгаллы – небесного покоя для славных воинов, о котором муж ей рассказывал. Глядя на нее, и младшие сестры принимались плакать: каждая из них мечтала о замужестве, и жутко было видеть, что эта желанная новая жизнь так внезапно и страшно может закончиться.

Прочие старейшины тоже отсылали своих: кто уже уехал, кто еще только собирался. Оставались мужчины и парни, достаточно взрослые, чтобы держать оружие. Тронулись целым обозом. Маленькие дети сидели на руках у матерей и челядинок, постарше – гомонили, носились взад-вперед вдоль дороги, гоняясь друг за другом. Этим все было нипочем, они даже радовались приключению. Женщины то жаловались и причитали, то вдруг принимались утешать одна другую, чтобы не накликать беды.

Из Ладоги ехали медленно: на юг тянулись пешком, верхом и с волокушами беженцы из ближайших селений, гнали с собой еле-еле бредущий скот, а навстречу торопились мужики, спешно созываемые с ближайшей округи – кто с топором, кто с копьем, некоторые с луками. Лица у всех были суровые. Хвалинка, вытирающая слезы и шмыгающая носом, брела рядом с волокушей, на которой сидела ее хворая старая свекровь. Дивляна шла рядом с Веснавкой, внучкой стрыя-деда Братомера и своей лучшей подругой. Девушки часто оглядывались, ловя ухом звуки позади, и все казалось, что тишину вот-вот могут разорвать крики, вопли, рев боевых рогов, звон оружия…