Читаем без скачивания Щит дьявола - Лео Кесслер

— Шварц, — закричал генерал Доннер, полностью игнорируя призывы монсеньора, — арестуй эту черную ворону! Немедленно! Этот ублюдок начинает действовать мне на нервы.

— Слушаюсь, господин бригадефюрер! — откликнулся Шварц, чья ненависть к священнослужителям всех рангов и мастей практически равнялась его ненависти к евреям, кровь которых, лишь наполовину разбавленная немецкой кровью, текла в его собственных жилах. Он подбежал к монсеньору и хлестнул его рукой по лицу. Епископ отшатнулся, его пенсне слетело на землю, и Шварц раздавил их каблуком своего сапога. В следующее мгновение он металлическим голосом приказал:

— Штурмшарфюрер Краузе, арестуй этого человека!

Из груди стоявших перед ними женщин вырвался вопль негодования и протеста. Толпа хлынула вперед. Генерал Доннер невольно отступил.

— Фон Доденбург, остановите их — немедленно! — закричал он. Бригадефюрер был явно напуган неприкрытой ненавистью, которую можно было прочитать на лицах женщин. — Я приказываю вам открыть по ним огонь!

— Но, господин бригадефюрер, это же женщины… к тому же все они — немки, — запротестовал было Куно фон Доденбург. Но было уже поздно. Бешено сверкая глазами, толпа разъяренных женщин набросилась на небольшую группу стоявших перед ними мужчин в военной форме. Возникло невиданное месиво из живых человеческих тел — кусающихся, царапающихся, дерущихся, визжащих. Одна женщина из вспомогательного отрядов немецкой армии в стандартной серой униформе набросилась на Краузе и попыталась ударить его ногой в пах. Тому удалось увернуться от этого удара. Изловчившись, он схватился рукой за серую блузку женщины. Одежда разошлась по швам, а вслед за ней разорвался и бюстгальтер, и наружу выскочили огромные белые груди женщины.

Выражение лица Краузе изменилось.

— Какие сиськи! — восхищенно пробормотал он. Но в этот момент другая женщина набросилась на него сзади и, обхватив его шею своей костлявой рукой, принялась душить эсэсовца. При этом она не переставая визжала.

Пожилая дама попыталась ударить Шварца своим зонтиком. Тот сделал нырок, и удар пришелся по его стальному шлему. В ответ штурмбаннфюрера ударил ее в толстый живот своей деревянной рукой-протезом. Женщина переменилась в лице и тяжело осела на землю, словно воздушный шар. из которого внезапно выпустили воздух.

Привлекательная рыжеволосая женщина вцепилась своими ногтями в лицо фон Доденбурга, расцарапав его до крови.

— Ах ты, стерва! — простонал он и попытался схватить ее руки, но промахнулся. Та вновь бросилась на него с растопыренными окровавленными пальцами. Куно поднырнул и сумел обхватить женщину руками. Стисну в руки, он неожиданно ощутил, что сжимает в своих объятиях податливое и гибкое женское тело. В нос ему ударил головокружительный запах целой гривы рыжих волос.

— Отпусти меня, эсэсовская свинья! — с ненавистью завизжала молодая женщина, безуспешно стараясь высвободиться из его цепких объятий. Ее зеленые глаза обожгли фон Доденбурга яростью. Но, пытаясь вырваться, она лишь теснее прижималась к офицеру всем своим телом.

Штандартенфюрер почувствовал, как в нем нарастает возбуждение. Внезапно и сама молодая женщина поняла, что происходит с обхватившим эсэсовцем. Она попыталась выскользнуть из кольца его рук или хотя бы отодвинуться от него, чтобы не ощущать его восставшей плоти. Но все было тщетно. Фон Доденбург только крепче стиснул ее.

— Не убегай от меня, сучка, — хрипло выдохнул он.

— Ты — свинья. Ты — законченная свинья, — выдохнула она. Былая ярость куда-то испарилась из ее зеленых глаз. — Неужели в тебе нет ни капли стыда?

Однако ответ Куно фон Доденбурга потонул в резком хлопке пистолетного выстрела генерала Доннера и в затихающем визге женщины в черной вдовьей одежде, которую сразил своей пулей генерал-майор полиции. Получившая пулю в живот вдова начала медленно валиться на мостовую.

— Чтоб мне провалиться на этом самом месте! Не могу поверить своим собственным глазам! — в полном восторге выдохнул гауптшарфюрер Шульце, обводя взглядом подземное помещение бывшего управления НСДАП в Аахене. Оно было все заставлено бутылками с выпивкой и различными съестными припасами, а на кушетках в ленивых позах разлеглись шлюхи, слушавшие музыку, доносившуюся из допотопного граммофона. — Точно мы попали в турецкую баню в тот момент, когда гам собрались одни женщины!

Он сглотнул слюну и затуманившимся взором посмотрел на семь или восемь девиц, разодетых в вызывающее сексуальное белье, с бокалами шампанского в наманикюренных руках. Они слушали шлягер Йоханнеса Хеестерса[28].

— Бог ты мой, Шульце! — прошептал замерший рядом с ним шарфюрер Матц. — Ты видел когда-нибудь такое аппетитное блюдо, — чтобы было так много мяса, как здесь, и так мало картофеля? Я хотел бы попробовать каждую из этих девочек — попробовать медленно, со смаком!

Внезапно и шлюхи осознали, что в подвале, помимо них, есть кто-то еще. Крупная блондинка в просвечивающем черном пеньюаре, широко раскинув руки, с пьяной улыбкой на губах направилась к Шульце.

— Мужчины, — восторженно выдохнула она, — настоящие мужчины!

Гамбуржец ловко уклонился от ее нетрезвых объятий.

— Потом, моя дорогая, потом. — Он повернулся к упитанному партийцу. — Так ты хочешь сказать, что один жил со всем сонмом этих граций? — В голосе Шульце слышалось нескрываемое недоверие. — Неудивительно, что ты выглядишь таким довольным жизнью!

— Это было нелегко, — признался гемайншафтсляйтер, пытаясь остановить поток крови, который лился из его разбитого носа. — Поэтому мне приходилось часто отдыхать.

— Какая же ты свинья, — фыркнула блондинка. — Все время крутился подле нас. Не знал никакого другого занятия. В голове — ничего, все сосредоточено только между ногами!

— Я бы с огромным удовольствием сам жил так, — мечтательно признался Матц, обхватывая рукой темноволосую шлюху в легкомысленном неглиже и стильных черных шелковых чулках. — Прожив так всю жизнь, я умер бы счастливым человеком.

— Попридержи язык, Матц, — вспылил Шульце. — Ты что, не видишь, идиот, что я думаю?

— Вот как? А я-то думал, ты страдаешь от запора, — хихикнул Матц, тиская правую грудь темноволосой проститутки.

Шульце проигнорировал его чересчур вольное замечание.

— Ну что ж, «фазан», — произнес он, обращаясь к гемайншафтсляйтеру. — Я не буду докладывать о том, что обнаружил здесь тебя и твоих маленьких пчелок. Вы все можете оставаться тут.

Лицо толстяка осветилось радостью несмотря на боль. Полуодетые проститутки с приветливыми лицами встали кольцом вокруг них.

— Спасибо вам, огромное вам спасибо. Я благодарю вас от всего сердца! — пролепетал гемайншафтсляйтер.

— Заткнись и слушай, — оборвал его эсэсовец. — Наша договоренность будет действовать лишь при соблюдении определенных условий. Ты должен поклясться, что больше не будешь прикасаться к этим девочкам своими грязными лапами. С этого момента они будут принадлежать только нам, и больше никому. Тебе ясно?

— Ясно, конечно же, ясно, — поспешил согласиться толстый партиец.

— У тебя здесь полно жратвы и выпивки. Можешь продолжать свободно пользоваться ими, толстяк. Когда все это закончится, мы тут же пополним твои запасы. Все, что нам надо, — это чтобы, когда нам дадут увольнительную, твои цыпочки ждали нас и были готовы.

— Не беспокойся, солдат, — произнесла высокая блондинка, закуривая длинную тонкую сигарету. — Мы всегда готовы с удовольствием попробовать свежатинки, не правда ли, девочки?

— О да, — с энтузиазмом откликнулись остальные. — Мы измучились, постоянно обслуживая эту свинью. Если бы вы только знали, что этот толстый боров проделывал с нами за последние дни!

Матц расхохотался и принялся расстегивать ширинку.

— Вы же еще ничего не видели, прекрасные дамы, — возбужденно бормотал он.

Шульце сильно толкнул его в бок.

— Хватит, Матц! Остановись! Сейчас для этого совсем нет времени. Тебе придется подождать до вечера, до тех пор, пока штандартенфюрер не даст нам увольнительную.

— Неужели я не могу сделать это по-быстрому, гауптшарфюрер? Я бы даже не отстегивал свою деревянную ногу…

— Если ты не заткнешься, я оторву твою глупую башку! — вспылил Шульце. — Мы же обязаны патрулировать сейчас улицы Аахена. А когда ты находишься на службе, то не имеешь права вместо этого трахать кого-то. Давай, Матц, вали по-быстрому отсюда и жди меня снаружи. А ты, мой маленький жирный «золотой фазанчик», — повернулся он к гемайншафтсляйтеру, угрожающе глянув на него, — остаешься ответственным за то, чтобы эти цыпочки были наготове и ждали нас сегодня вечером.

И гауптшарфюрер попрощался с проститутками галантным поднятием шлема: