Читаем без скачивания Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества - Александр Конторович

– Стоп-стоп-стоп! Я знаю! – кричит Ермилов. – Я мультик смотрел, прикольный такой, там этот чувак еще на слоне ездил!

– Какой чувак, Сережа?

– Ну, этот, богатырь!

Краем глаза замечаю на подоконнике голубя. Белый… кажется, породистый. Вторая мысль – только бы в комнату не залетел, такое начнется!..

– Сергеич!

Громкий голос из-за окна враз вырвал меня из сладкого сна. Мысленно обматерив кричавшего, я приподнялся с кровати и кое-как доковылял до окна.

– Ну? Чего тебе?

– Давай собирайся! Машина пришла!

– И что? Это повод для радости? Только я, понимаешь, задремал, так уже и будить надо? Мало ли этих машин тут ходит, что, каждую встречать теперь необходимо?

– Ну что ты такой сердитый? – Андрей укоризненно покачал головой. – Мину в городе нашли, кто-то к зданию УВД чемодан подбросил. Говорят – мина там. Вот тебя и вызвали.

– Другого времени не нашли, чтобы мины подбрасывать? Засунуть бы ее им в…

– Эт точно! Вот и займись!

– Ага, как снимать – так это я. А вот как засовывать, так тут от желающих не протолкнешься… Вечно вы самое вкусное себе оставляете. Ладно, сейчас иду.

Продолжая ворчать, я быстро зашнуровал на ногах «Маттерхорны», надел разгрузку, пояс с пистолетами. Прихватил из шкафа «ВСС». Задумчиво посмотрел на кейс с боезапасом к винтовке. Тащить – не тащить? А, хрена ли тут думать, не на горбу же! Я снова дотопал до окна. Андрей сидел на лавочке и курил.

– Бросай свою коптильню и топай сюда!

– За каким хреном?

– Кейс с патронами возьмешь.

– Ну хоть до двери-то донеси, а? Я уж во дворе тебе и помогу, хорошо?

– Вот черт ленивый! Ладно, отольются вам мои слезки…

Злорадно хмыкнув, я вместе с кейсом прихватил еще и ящик с теми же патронами, пускай теперь все это волокет! За спину повесил футляр с «Блесной», став сразу похожим на вокзального носильщика. Ладно, вниз по лестнице спущусь, а дальше уже не моя забота.

Спустившись по лестнице, в сердцах пнул дверь со всей силы…

Частая дробь стружки фрезера сменилась противным зуммером бесперебойника. Опять погас свет. В районе пошаливают. И откуда только таких ловких взялось… Беру телефон, звоню в электросбыт – их ли это деяния? Черт, не отвечают. Значит, одно из двух. Или это выключили электрики, или… Или народец тырит провода. А если провода уйдут, по времени нынешнему, восстановят их после войны, которая, кажется, собирается, иль как кризис закончится. Ну, или как мы новые купим, что вернее. Потому хоть линия не наша, беречь ее будем мы.

Хватит беллетристики, снимаю фартук, очки и, щелкая автоматами электрощитка, поднимаюсь в дом. Придется ехать. Ну что ж, поеду. Так, домашне-рабочие штаны долой, галифе, тренькнули шпорами сапоги, теперь сбрую, в основном для устрашения, но если что, и не только. Придерживая ножны, немного задумался перед неприметной полкой с оружием. Супруге тут и помпы достаточно, «сайгу» возьму себе. Там много народа может быть. А вот на то есть в бывшем АК на месте все детали и пара бубнов в сумке. Нарушение, конечно, но где та милиция, а где супостаты?

Чмокнув жену в щечку и проверив, как работает рация, выхожу во двор. Так, где эта лошадь? Ору во всю глотку: «Болгария!!! Иди сюда, прелесть моя…» Хм, действительно прелесть. Даже залюбовался. Вон она несется, увидев, что на нее смотрят, высоко взбрыкивая и швыряя выше головы комья земли. Вороная англобуденновка, от которой и конногвардеец не отказался бы. Блин, фокусница, еле успел увернуться от фонтана земли. Игрунья, как обычно, за два метра с галопа тормозит всеми четырьмя. Ладно, хоть догадывается на мягком. Но все равно отряхивайся потом.

Работать тебе придется. Смахиваю щеткой пыль и опилки, вальтрап… Ой! Я же со вчерашнего вьюк не разобрал. А, пусть его, съезжу с полным вьюком, отстегивать некогда. Подпруги, подперсье… Ага, помню, оголовье забыл. Ну а мы и так можем. Так, скажи «ааа». Звякнув мундштуком, оголовье встает на место. Да, знаю, ездить в колхозе на мундштуке – пижонство. А кто сказал, что мы не пижоны и не стиляги?

К делу. Опускаю левое стремя. Ну, вы, может, и вспрыгнете на эту гору, 182 сантиметров в холке. Выше меня, кстати. А мы по-стариковски. Так, в седле, стремя на место, штаны вроде без складок, все в порядке. Поехали. Шенкель привычно чуть сдавил бока. Кобыла пошла со двора широким шагом, схватив на пути яблоко.

Так, вот линия, пошли-ка рысью, а то к шапочному разбору приедем. Не надо сильно на дорогу лезть, люди всякие быть могут, поэтому – по кустикам, вдоль линии. Это что за… Рука вперед мыслей направляет в кювет, заворот головы и шпора роняют кобылу в овраг. Лежи, девочка, лежи, кладу руку на голову, не давая подняться. Стало светло сквозь закрытые веки…

Я вылез из автобуса и пошел на рыбалку. Так, покидать спиннинг, написать кое-что, отдохнуть от окружающих. Ибо достали. Инет в трансе, англоязычные сервера наполовину отрублены, родной сайт объявлен фашистским. Все одно к одному. И работы толком нету. Какие на фиг компьютеры ломаные и скотина полудохлая, когда вот-вот сломается вообще все?

До реки было недалеко – километра полтора. Устье Большого Зангинсана. Порог, скала, хариус. Благодать. В городах оно, конечно, паника – все тупо затариваются чем попало и линяют в туман. А смысл? Все равно случись что – выживанию лишний килограмм гречки поможет мало. Шибанет так, что дешевле сразу застрелиться. Если партизанить – так, слава богу, кой-какие заначки есть. И сейчас вот – с виду обычная тулка 16-го калибра с собой, а в рюкзаке вкладыш на 7,62 и три патрона. Больше все равно в этом месте не выстрелишь, а потом и на трофейное перейти можно…

В кармане зазвонил телефон.

– Да, алло, Смольный на проводе. Слушаю, дед. Да, понял, утром буду. Не волнуйся.

И тут ГРЯНУЛО…

Русский не умирает Он кончается Заканчивается, как роман о любви Вот они еще танцуют На террасе отеля Но ты понимаешь Осталось три страницы И все. Русский не умирает Он подходит к концу Как боеприпасы У защитников форта Кто-то говорит слово все Достаются финки И все. Русский не умирает Он просто выходит Из дома Окопа Из тела И растворяется. Все-таки лучше, если в метели.

(Стихи Юрия Смирнова ака begle)

Часть 2

Все мы дети окопных баллад партизанской страны,

Дети мглистых широт, горький северный эксперимент.

Мы учились любить по учебникам прошлой войны,

И на западном фронте по-прежнему без перемен.

В полночь ливень блицкригом сминает полки тополей,

Слышишь, осень нажала на кнопку звонка у двери?

Мы остались одни на огромной холодной Земле,

Значит – все, теперь можно…