Читаем без скачивания Корсар - Клод Фаррер

Кердонкюф отступил на шаг и опустил руку. Все так же презрительно Тома продолжал:

- Если ты хочешь меня зарезать, ладно! Если нет, скажи, чего ты хочешь! Ты меня расспросил, и я тебе ответил. Теперь я тебя спрашиваю, а ты отвечай!

Но Винсент Кердонкюф не в состоянии был сразу заговорить. Он продолжал тяжело дышать и заикаться. Наконец к нему вернулась способность говорить.

- Сестру... - сказал он. - На сестре... женишься ты или нет?

Тома Трюбле по-прежнему стоял, скрестив руки на груди.

- И это все? - ответил он холодно. - Это все, что ты желал изречь? Нечего было и огород городить... Женюсь ли я на Анне-Марии, ты хочешь знать? Нет. Я на ней не женюсь. Впрочем, я ей столько же нужен, как и она мне. Между нами кончились всякие глупости. И я тебе уже сказал и снова повторяю: ты, Винсент, в это дело не вмешивайся! Твоя сестра выйдет замуж, за кого пожелает. Она смазливая девчонка, богатая, и, уверен, дурного про нее никто не скажет! Я же ни на ком не женюсь Такова моя причуда, и это разумно: жениться - не дело для корсара.

Винсент снова поднял руку. Тома снова увидал направленное на него острие шпаги. Но невозмутимо и отчетливо он повторил:

- Нет! Я на ней не женюсь! Нет и нет!

- Берегись, - пробормотал Винсент, дрожа всем телом.

Но Тома начинал терять терпение.

- Берегись-ка сам! - резко ответил он, все еще стараясь сохранить спокойствие. - Берегись, потому что я не люблю угроз. И, клянусь Богом, ты зря мне угрожаешь!..

Почти против воли, Винсент напряг левую ногу и вынес правую вперед, как делают дуэлянты, начиная фехтовать.

Полусогнутая рука его медленно распрямилась, и, так как Тома не отступил, шпага достигла подставленной груди и коснулась камзола.

Тогда они разом вскрикнули. Винсент произнес почти нечленораздельно:

- Женись на ней или умри!

Тома, слишком долго сдерживаемый гнев которого разом прорвался, вскричал как разрывается граната:

- Убирайся с моей дороги или оставайся тут навсегда!

То, что затем последовало, длилось не дольше минуты.

Винсент сделал выпад, Тома отскочил в сторону, но успел получить царапину в плечо. Шпага Винсента сверкнула красным. Тогда Тома взревел от ярости и, выхватив шпагу из ножен, тем же взмахом отразил рапиру противника, вытянул руку и всадил свой клинок на три фута в правый бок Винсенту, который без единого звука повалился наземь, как оглушенный бык.

IX

- Пресвятая Дева Больших Ворот! - вскричал Тома, держа шпагу в руке.

С опущенного к земле острия, капля за каплей, стекала темная кровь. На мостовой лежало, запрокинувшись, тело Винсента Кердонкюфа со сложенными накрест руками.

- Пресвятая Дева Больших Ворот! - вторично произнес Тома.

Он машинально вытер окровавленное лезвие. Вложив шпагу в ножны и опустившись на колено, он склонился над своим противником.

- Без сомнения, он умер...

Было похоже на то. Рана была двойная: рапира вошла с правого бока под мышкой и вышла через левое плечо. Кровь текла густым ключом из обеих ран.

- Умер.

Тома, приподнявший покрывшуюся уже мертвенной бледностью голову, выпустил ее из рук. Очевидно, это сотрясение сдвинуло какую-то внутреннюю пружину, потому что посиневшие веки вдруг приоткрылись и в потускневших зрачках слабо затеплилась жизнь. Измученный Тома Трюбле снова склонился к неподвижному еще лицу. Тогда бескровные губы зашевелились, и Винсент Кердонкюф очень тихо заговорил:

- Тома Трюбле, ты меня прикончил. Но я честный человек. Я тебя сам вызвал. Иди же с миром, так как я тебе говорю: ты не повинен в моей смерти.

Он закашлялся, и кровь окрасила его тубы; на минуту они стали похожи на губы живого человека. Видя это, Тома заклинал его молчать, так как было ясно, что каждое слово, исходящее из этого кровавого рта, приближает и без того близкую смерть.

Но Винсент все же снова заговорил. Он сказал:

- Тома Трюбле, на сестре моей Анне-Марии ты женишься?

В почти потускневших глазах теплилась жгучая тревога. Тома невольно поднял в удивлении брови. И Винсент ответил на его немой вопрос, с усилием, от которого на окровавленных губах появился черноватый сгусток.

- Да! Я не хотел тебе говорить... И был не прав... отчего теперь и умираю!.. Тома Трюбле, Анна-Мария, сестра моя... она в положении... четыре месяца... и ровно столько прошло со времени твоего отъезда... Тома Трюбле... клянусь Богом, который сейчас будет меня судить... Анна-Мария, сестра моя... Ты один ею владел. Да, кроме тебя, тебя одного... она со всеми хорошо себя держала. Тома Трюбле, женишься ты на ней?

Снова глаза его помутнели. На этот раз Винсент Кердонкюф взаправду умирал. Тома Трюбле почувствовал, как во все тело его проникает большое смятение. Надломленная, растворенная, размягченная воля его не выдержала мольбы этого полутрупа. Последним усилием Винсент Кердонкюф, опираясь обеими руками о мостовую, тянулся к Тома Трюбле, у которого все тело сжимало, как щипцами, от усталости, которой он не мог больше противиться. Тома уступил. Наклонив голову в знак согласия, он произнес:

- Хорошо. Ступай же и ты с миром, Винсент. Потому что, если верно, что у сестры твоей из-за меня ребенок, как ты говоришь, я действительно женюсь на ней, клянусь в том Равелинским Христом и Богородицей Больших Ворот. Иди с миром, Винсент, если ты мне прощаешь от чистого сердца.

- Аминь, - попытался сказать умирающий.

Но ему это не удалось. Второй сгусток крови, больше первого, застрял в горле и душил его. Из обеих ран текло Уже меньше крови. Она остановилась, а руки, опиравшиеся о землю, подались, и тело, лишенное поддержки, грузно рухнуло. Легкая дрожь пробежала по его членам. Потом все стало недвижимо.

И Тома, обнажив голову, перекрестился, прежде чем благоговейно начал те немногие молитвы, которые помнил об усопших.

Через час луна, стоявшая теперь высоко, ярко посеребрила все Доброе Море. И Тома Трюбле с городской стены, возвышавшейся над Старой Набережной, искал глазами среди всех этих мачт - целого леса - свой новый фрегат, "Горностай", стоянку которого указал ему Готье Даникан. Он нашел его.

- Так! - сказал он тогда. - С моей стороны, полагаю, было очень умно, что я ударил по рукам с кавалером!

В мощных руках Тома Трюбле бренные останки Винсента Кердонкюфа без особого труда перешли по ту сторону невысокой ограды Трех кладбищ. Теперь, значит, труп был там, где и следует быть трупам. А кусты, в которые Тома его положил, скроют его до поры до времени. Однако же ненадолго. Теперь было не так, как в старину: нынешний магистрат поднимал всякий раз много шума вокруг убитого, хотя бы и честным образом, в открытом бою.

Для Тома Трюбле, оказавшегося, правда, при самозащите, убийцей, это не предвещало ничего хорошего.

Но на темной воде, по которой луна разбросала свое новенькое серебро, четыре мачты "Горностая", перекрещенные десятью реями, покачивались весьма приветливо. И Тома Трюбле, взглянув на них, еще раз улыбнулся.

- Нет, не в воскресенье, - прошептал он, - а завтра же... завтра же, да, с вечерним приливом... если угодно будет моему святому угоднику, я снимусь с якоря!

В это время прозвонил колокол "Хоремма". И чае был очень поздний. На песчаном берегу, осушенном отливом, сторожевые псы Сен-Мало ответили колоколу протяжным завыванием. И Тома снова начал креститься, так как ему почудилось, что собаки воют об убитом Винсенте Кердонкюфе.

Но собаки, вволю поскулив, замолчали. И Тома Трюбле вздохнул:

- Не повезло парню, упокой его, Господи!

Ибо Тома Трюбле, корсар, не был ни жесток, ни черств сердцем.

КНИГА ВТОРАЯ - КОРСАРЫ

I

Сигнальщик, забравшийся в "воронье гнездо" ("Воронье гнездо" - из которого сигнальщик следил за горизонтом, а также за цветом воды, рифами и подводными скалами, - было простой бочкой, открытой сверху, которую крепили как можно выше на фок-мачте.) над форбрам-реями, обозрев горизонт, нагнулся к палубе фрегата и закричал, держа руки наподобие рупора.

- Земля! На три румба впереди по левому борту! (На три румба впереди по левому борту означает точку горизонта, находящуюся влево от того места, куда направляется судно, и на 34 градуса в стороне от него. Моряки, для удобства глазомерной оценки, делят окружность (360 градусов) на 32 румба, из которых каждый, следовательно, равняется 11 градусам и 15 минутам. В общем это составляет четверть от полчетверти окружности, - четверть от половины прямого угла, - долю, легко определимую на глаз.)

Услышав это, баковый, с топором в руке, бросился с бака к грот-люку, через который также со всей силы закричал, так чтобы всем было слышно - от батареи и до нижнего кубрика.

- Земля впереди, по левому борту! Земля!..

После чего все сбежались, и многие матросы взобрались на ванты, чтобы лучше видеть.

Со времени ухода из Сен-Мало прошло ровно два месяца вдали от берегов. А два месяца на переход в полторы тысячи морских миль, отделяющих остров Тортуга от Сен-Мало, - срок небольшой. Это доказывало, что "Горностай" очень быстроходный парусник.