Читаем без скачивания Телохранитель поневоле (СИ) - Серебрянская Виктория

Избегая взгляда серых глаз, я принялась торопливо смазывать гелем царапины. Неловкость за свое дурацкое поведение душила. Щеки горели огнем. Кажется, от пережитого я повредилась умом! Иначе как объяснить то, что я постоянно таращусь на этого психа? Словно… Словно пытаюсь выучить его наизусть, проникнуть под кожу, узнать, чем он живет и дышит.

Неожиданно от этой мысли мне стало легче дышать. Да, точно! Вот и объяснение моему странному поведению! Я просто хочу попытаться втереться в доверие к Диллону, а потом сбежать от него! Вот и все!

Найдя логичное объяснение странностям, я облегченно вздохнула и с легким сердцем закончила оказывать медицинскую помощь тому, кто меня едва не угробил.

Диллон молчал. И пока замазывала ему гелем царапины, и пока закрывала тюбик с ним колпачком, и пока убирала гель и оставшиеся неиспользованными спонжи обратно в аптечку. Когда я закрыла кейс у него на руках, он молча поднялся, давая мне возможность закинуть ненужное в утилизатор. Потом так же молча положил аптечку в шкафчик за зеркалом. И только когда я, ополоснув руки под краном, направилась на выход из санузла, за спиной раздался его тихий и невыразительный голос:

– По крови я тенриец, но родился здесь, на Кахелии. Так же, как и мой отец. Землянкой была мать Чада. А я в детстве много проводил времени с ней. Ольга была для меня кем-то вроде няни.

Запнувшись на пороге, я изумленно оглянулась через плечо. Какая совершенно неожиданная откровенность! Хотя теперь хоть немного понятны перепады в его настроении: тенрийцы, особенно молодые, славятся своим темпераментом и непримиримостью к врагам.

Диллон, остро следивший за каждым моим движением, неожиданно горько усмехнулся:

– Удивлена?

Я кивнула. Потом, чуть подумав, пояснила:

– Никак не могла понять, почему ты на меня так зол, ведь мы не просто не знакомы, но и никогда ранее не виделись…

– Ошибаешься, – ехидно перебил меня он. – Мы не только встречались. Нас даже знакомили! Но бесишь ты меня не поэтому. В моей жизни полно пустоголовых дурочек, претендующих на звание моей супруги и на мое состояние. Злиться на них всех никакой нервной системы не хватит. Ты вызываешь мой гнев другим: – на вид такая кроткая овечка, беспомощный цыпленок, шейку которого я мог бы свернуть двумя пальцами, и такая прожженная интриганка! – В словах Диллона снова начало просачиваться ожесточение. Я открыла рот возмутиться, какая я ему интриганка? Но меня ядовито перебили: – Молчи! Если бы не интриговала, то не оказалась бы с Чадом в дендропарке! – Я густо покраснела, ощущая свою вину. – И брат не пострадал бы, пытаясь защитить твою никчемную жизнь!

Брат?!

Некоторое время мы просто стояли и смотрели друг на друга. Я, как самая последняя дурочка, приоткрыла от шока рот, таращась в серые, как грозовое небо глаза Диллона, пытаясь осмыслить услышанное. Потрясло не то, что меня в очередной раз назвали пустышкой. И не то, что считают интриганкой. Больше всего меня шокировало то, что Диллон назвал моего телохранителя братом. Это же он образно, верно? Потому что подобное просто не может быть правдой! Он же сам сказал, что по крови тенриец! А тенрийцы все поголовно снобы! Кичатся чистотой крови и родственными связями, семьи создают только между собой. А с другими расами могут разве что короткую, ничего незначащую интрижку затеять. И уж точно не допустят рождения полукровок. А ведь Диллон, кроме прочего, сказал, что мать Чада – землянка…

Первым не выдержал наших гляделок именно Диллон. Нахмурился, сжал губы в тонкую, едва различимую линию. Такую острую, как лазерный луч. И поспешно покинул санузел, задев на выходе меня плечом так, что я отлетела к стене. Впрочем, удар был несильный, его силы как раз хватило, чтобы привести меня в чувство, но оказалось недостаточно, чтобы причинить боль. Опомнившись, я уставилась в спину парня, уже натянувшего темный тонкий свитер с высоким горлом, а сейчас поспешно и неаккуратно стягивавшем растрепанные волосы в хвост на затылке.

– Я сейчас выйду, – глухо и нервно сообщил мне Диллон, не оборачиваясь в мою сторону, – а ты сиди тихо, поняла? Чтоб ни звука мне! Не то пожалеешь, что на свет родилась!

Наблюдая за его рваными, судорожными движениями, я неожиданно даже для себя невпопад спросила:

– Зачем ты меня сюда притащил? Почему не вернул домой сразу? Тебе бы в первую очередь было бы проще. В чем смысл происходящего? Отправь домой, и не придется больше нянчиться со мной…

Диллон замер на месте с поднятыми руками, еще не закончив завязывать хвост, и все так же не поворачиваясь ко мне лицом. Почему-то показалось, что он колеблется: ответить или снова проигнорировать этот вопрос? Очевидно, что-то все-таки было, что заставляло парня избегать разговора на эту тему. Что-то неприятное или раздражающее для него лично. Тенрийцы не особо терпимо относились к тем, кто пытался вторгнуться в их личное пространство без разрешения. А тут я со своей раздражающей настойчивостью. Но я кожей чувствовала: просто так никто бы не стал возиться с незнакомой девицей, к тому же действующей на нервы.

– Не пришлось бы нянчиться, говоришь, – медленно протянул Диллон, затягивая в последний раз резинку на волосах и проверяя, насколько надежно она стягивает хвост. – Твоя правда. Не пришлось бы. – Он повернулся ко мне лицом и цепко впился взглядом: – Вот только твой папаша ввязался в очень опасную игру с целью отобрать у моей семьи сферы влияния. И все бы ничего, нас не так просто подвинуть. А даже если бы и получилось, то твой отец, даже с помощью этой жирной жабы Монтриалли, мнящей себя великим экспертом, все равно очень быстро бы сдулся. У него не хватило бы ни капитала, ни ресурсов, чтобы соревноваться с нашей империей. Но вот беда, – глаза Диллона снова превратились в два смертоносных лазерных луча и сейчас сверлили во мне дырки, я поежилась под этим неприятным взглядом, – твой… неумный папаша обратился за помощью к тем, кого на арену честного бизнеса вообще выпускать не следует. Кто опаснее диких зверей. Разнюхав, что и к чему, эти… существа решили избавиться от твоего папаши и твоего женишка, и самим попытаться отжать у нас бизнес и территории. Понимаешь? – Я ничего не понимала. Но кивнула утвердительно. Пусть договаривает, я потом все обдумаю. – Ну вот, – удовлетворившись моим кивком, продолжил Диллон, – если помнишь, что тебе крикнул исполнитель в дендропарке, то поймешь: зачистка лишних игроков уже началась. Эти твари, которым твой отец так необдуманно дал карты в руки, не перед чем не остановятся, раз почуяв запах наживы. А Чад, которого мы внедрили в твой дом, воспользовавшись его десантным прошлым, успел к тебе привязаться, и вырвал у меня обещание, что я сберегу тебе жизнь. Поэтому пришлось тащить тебя сюда и, как ты изящно изволила выразиться, нянчиться. – Диллон вдруг неожиданно сжал переносицу двумя пальцами и поморщился: – Я не спал двое суток, закидываясь энергетиками и пытаясь разобраться в интригах твоего папаши. И теперь еще и вынужден возиться с бесполезной истеричной девицей. Так что окажи услугу себе и мне: веди себя тихо, и с твоей шкурки не упадет ни один волос. Поняла?

Истерики я этому хмырю точно не катала, но заострять на этом моменте внимание не стала. Вместо положительного ответа на поставленный вопрос я тихо спросила:

– Но ведь тот коробок, что ты положил Чаду на грудь… Он… – Выговорить «взрывчатка» я не смогла. Как и обвинить Диллона в попытке убийства телохранителя. Просто язык не повернулся.

Диллон вздохнул:

– Это был маяк для нашей службы безопасности. Парни должны были быть поблизости, но не попадаться на глаза. По идее, сразу после нашего с тобой ухода, они должны были забрать Чада и доставить его к медикам…

– А почему мы не могли дождаться этих твоих парней там, возле Чада? И убедиться лично, что с ним все в порядке?

– И второй попытки покушения на убийство дождаться заодно? – Диллон скривился. – Чад вырвал у меня слово, что я тебя спасу. А своим словом я дорожу и привык его держать. Отбиваться же от боевиков подпольного синдиката у меня было нечем. А даже если бы и было, то количество жертв возросло бы в разы и неминуемо привело бы к скандалу. Все, не морочь мне больше голову, подробности тебе без надобности. Сиди тихо, и я принесу поесть. И новости о брате, раз тебе интересно.