Читаем без скачивания Личный враг императора - Владимир Свержин

Передовой разъезд показался спустя минут десять. Темно-синие мундиры с красной грудью, воротником и оторочками неумолимо свидетельствовали, что передо мной солдаты 7-го драгунского полка 6-й дивизии тяжелой кавалерии, входившей в корпус того самого маршала Груши, которого впоследствии наглый лгун Бонапарт обвинит в своем поражении при Ватерлоо. Но до того часа еще было шагать и шагать, сейчас же этот полк, сформированный еще во второй половине 17-го века, считался полком «с традициями» и потому вполне годился для сопровождения ценного груза.

Я бросил коня в самую гущу всадников и рухнул на руки драгун, поспешивших на помощь раненому комбатанту.

– Там… впереди… у переправы… – Я вяло махнул «здоровой» рукой и закрыл глаза, ожидая, когда же меня доставят к командиру. Когда я открыл глаза, надо мною склонились встревоженные лица ангулемских драгун, как их величали до революции. Судя по начищенным каскам с плюмажами и конскими хвостами, дела в части обстояли вполне недурно, и с дисциплиной все обстояло отменно. Я знал, что пройдет еще две недели, и мало кто из сегодняшних образцовых вояк станет таскать этот роскошный, но тяжелый и холодный головной убор. При первой же возможности сменит его на какой-нибудь неказистый крестьянский треух, а то и вовсе суконный колпак. Но сейчас время этакого падения нравов еще не пришло.

– Надо перевязать его раны, – предложил один из склонившихся.

«Еще чего! – мелькнуло у меня. – Если я не желаю продемонстрировать этой братии случай волшебного исцеления, то нужно действовать как можно скорее».

– Пить, – стараясь не потерять отчетливый польский акцент, прошептал я. К моим губам тут же поднесли объемистую флягу, и в горло, заставляя резко закашляться, ударила струя отменного коньяка.

– Он приходит в себя! – радостно воскликнул кто-то рядом. Я приподнялся, и несколько рук подхватили меня, помогая встать.

– Лейтенант 1-го эскадрона 3-го полка 16-й дивизии Зигмунд Пшимановский, – негромко представился я.

– Капитан Монлери, – отозвался тот, кто протягивал флягу. – Что произошло?

– Впереди казаки. Не слишком много. Я заметил не больше полусотни. Они напали на колонну беженцев. Прикрытие сплоховало.

Капитан Монлери, должно быть, сделавший карьеру уже в годы Империи, а потому искренне полагавший храбрость величайшим достоинством солдата, как и ожидалось, моментально вскинулся:

– Мы должны помочь несчастным!

– Но с нашим грузом мы не можем распылять силы, – отозвался иной голос.

Я постарался не крутить головой и лишь скосил глаза, чтобы увидеть говорившего. Тоже капитан, на этот раз пехотный. И, судя по возрасту, начавший служить еще до первых сполохов революции. Основательный, с густыми седыми бакенбардами, наверняка немало повидавший на своем веку, он четко знал, что такое осторожность, и потому, вероятно, к своим годам так и не стал полковником. Но зато остался цел.

– Там гибнут наши собратья! – возмутился его душевной черствостью Монлери. – Там женщины, дети!

– Мы не можем рисковать, – не сдавался фузилер.

– Вы правы, месье, – тихо сказал я, глядя на пехотинца.

Лихой драгун уставился на меня с неподдельным удивлением.

– Но там впереди не просто гибнут люди. Ни в чем не повинные и по большей мере безоружные, – продолжил я прерывающимся голосом, полным драматического пафоса. – Там единственная в этих местах переправа. Если казаки уничтожат ее, вы со своими возами окажетесь в западне. Кто знает, быть может, эти казаки – лишь малая часть того, что направлено для перехвата вашего обоза. Насколько я могу понять, важного обоза. Если не захватить переправу, риск лишь возрастает.

– Шляхтич прав! – напористо воскликнул Монлери, явно рвущийся на выручку попавших в засаду бедолаг. – Без переправы нас тут сомнут. Сомнут в считаные минуты.

– Хорошо, – скрепя сердце проговорил фузилер, должно быть, возглавлявший конвой. – Берите своих всадников и поспешите, задайте перца этим мерзавцам! И удерживайте мост до нашего подхода.

– Я с вами, месье!..

Капитан Монлери поглядел на мое окровавленное лицо, висящую на перевязи руку и мотнул головой.

– Вы отлично сделали свое дело, лейтенант. Отдыхайте. – Он легко вспрыгнул на коня, поднял его на дыбы и скомандовал драгунам, только и ждущим приказа, чтобы броситься на помощь.

Скорее всего, там, на мосту, его ждали очередные лавры победителя. Казаки редко вступали в схватку с равным, а уж тем более превосходящим по численности противником, если только этого не требовала ситуация. Но в одном он был не прав – мое дело было еще не сделано.

Как я и ожидал, продвинувшись на полверсты вперед, обоз стал как вкопанный, ожидая сообщения от Монлери о том, что мост захвачен и удержан. Именно то, что требовалось. Тут-то и появился в тылу у французов воз, груженный обнаруженной в имении снедью, увитый гирляндами домашних колбас и балыков, как рождественская елка игрушками. На нашу удачу, барские кладовые были рассчитаны на долгую зиму, и мародеры не успели нанести им сколь-нибудь заметный ущерб. Вестфальские мундиры Ротбауэра и его земляков едва виднелись под шубами с чужого плеча, да и все во внешнем облике возницы и сопровождающих его солдат наводило на мысль, что это не фуражиры, направленные какой-либо воинской частью, а шайка отбившихся от полка вояк, удачно пограбившая ближайшее имение. Увидев перед собой застывшую в ожидании колонну, вестфальцы также сочли за лучшее не лезть на рожон и остановились в некотором отдалении.

Как я и предполагал, такое поведение не могло остаться без внимания старшего офицера, и к возу тут же был направлен осанистый сержант с тремя бойцами. Я дорого бы дал за то, чтобы собственными ушами слышать завязавшуюся перебранку, Рольф Ротбауэр был мастером крепкого словца и сейчас явно с удовольствием использовал свои умения, чтобы объяснить чужаку, в каких именно отношениях он состоит с его родней и куда следует отправиться ему, а заодно и его капитану и всем, кто желает его остановить… Возмущенный сержант требовал честного дележа, то есть обещал вестфальцам оставить возок и лошадей. Однако подобный расклад недоучившегося лекаря вовсе не радовал. Закончив с бесполезной руганью, Ротбауэр приказал развернуть ароматно пахнущий возок, будто собираясь ехать в обратную сторону.

Такое хамство командовавший фузилерами капитан снести уже не мог. Он незамедлительно послал на помощь сержанту юного су-лейтенанта с наказом реквизировать продовольствие и арестовать подозрительных смутьянов. Но стоило молодому офицеру с десятком подчиненных направиться к драгоценному возку, «интербригадовцы» как по команде рухнули на колена и дали слитный залп. В тот же миг задний полог возка распахнулся, и по выбежавшим из-за возов фузилерам отрывисто рявкнула поставленная в кузов пушка. Залп картечи в упор буквально выкосил атакующих. В это время с пригорка слева от дороги чечеткой заговорили ружья партизан Афанасия Ильина.

Растерявшиеся фузилеры попытались организовать оборону и открыли беглый огонь в ответ, насколько это позволяла скорострельность дульнозарядных ружей.

– Становись! – крикнул видавший виды капитан. – Сдвой ряды!..

– Не надо. – В затылок ему уперся ствол пистолета. – Я князь Трубецкой. – Прикрыв ему ладонью рот, я отступил в сторону, чтобы не мешать окончательному истреблению конвоя.

Из ельника с противоположной стороны дороги в тыл обороняющимся неслись гусары ротмистра Чуева, тихо, без обычного «ура!», так что французы за грохотом выстрелов обнаружили гусар лишь тогда, когда сабли тех обрушились им на головы.

– Вот так-то будет лучше. – Я похлопал бледного офицера по плечу. – Бросайте шпагу. Отвоевались. Но вы были ко мне добры, отвечу тем же. Могу ли я просить вас о небольшом одолжении? Доставьте, будьте уж так любезны, мое послание императору, не хочу, чтобы он подумал, будто я о нем позабыл.

– А мои люди?

– Им несказанно повезло, они являются пленниками добрейшего ротмистра Чуева, тот, как обычно, отправит их в Главную квартиру, там, в Ставке, уже решат их судьбу. Но если кто-то попался моим, уж не обессудьте, они умрут. Надеюсь, у вас нет сомнений по этому поводу. На войне как на войне.

Казаки, увлеченные грабежом, не ожидали удара, однако назвать их обычной шайкой грабителей было бы несправедливо. Едва завидев блестящие каски драгун, они бросили добычу и, вскочив в седла, пустились наутек. Эта радостная картина тут же разгорячила кровь французских кавалеристов: горя желанием проучить спасающегося бегством противника, они погнали коней. Месть была сладка и расплата близка. Совсем как локоть. И так же, как пресловутый локоть, куснуть бегущих «варваров» не удалось. Проскочив небольшую рощицу, казаки наметом выскочили на широкое поле и, рассыпавшись, будто горох из короба, пустились к темнеющему вдали лесу. Драгуны во французской армии числились тяжелой кавалерией. И хотя, по сути, все же оставались ездящей пехотой, однако в конном строю атаковали монолитным кулаком и потому мало что могли сейчас противопоставить тому рою ос, в который превратилась казачья сотня. Не станешь же гоняться строем за одним-двумя, даже за дюжиной этих чертовски вертких, не желающих вступать в прямой бой головорезов.