Читаем без скачивания Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

После того как письмо отослали к дофине, принц Клевский и господин де Немур уехали. Принцесса Клевская осталась одна, и, как только ее перестала наполнять та радость, которую рождает присутствие любимого человека, она словно очнулась от сна. Она с изумлением наблюдала чудесную разницу между тем состоянием, в котором была накануне вечером, и тем, в котором оказалась нынче; она вспоминала, какую неприязнь и холодность выказывала господину де Немуру, пока думала, что письмо госпожи де Темин адресовано ему, и каким спокойствием, какой мягкостью сменилась эта неприязнь, как только он уверил ее, что письмо не имеет к нему касательства. Когда она думала, что вчерашним днем упрекала себя за те свидетельства неравнодушия к нему, которые могли родиться из чистого сострадания, а потом знаками неприязни дала ему убедиться в своей ревности, которая служит непреложным доказательством страсти, то не узнавала саму себя. Когда же она подумала, что господин де Немур ясно видел, что она знает о его любви, что, несмотря на это, она обходится с ним не более сурово даже в присутствии мужа, что, напротив, никогда еще она не смотрела на него так милостиво, что она побудила принца Клевского послать за ним и что они провели весь день вдвоем, наедине, то решила, что она вошла в сговор с господином де Немуром, что она обманывает мужа, менее всех мужей на свете того заслуживающего, и что, к стыду своему, она оказалась недостойна уважения даже того, кто ее любил. Но что было самым для нее непереносимым – это воспоминание о том, как она провела ночь и какую жгучую боль причиняла ей мысль, что господин де Немур любит другую и что она обманута.

До той поры она не знала мучительных тревог подозрения и ревности; она помышляла лишь о том, как запретить себе любить господина де Немура, и не испытывала опасений, что он любит другую. Хотя сомнения, вызванные этим письмом, и рассеялись, они все же открыли ей глаза на то, что у нее есть риск быть обманутой, и породили неведомые ей доселе чувства недоверия и ревности. Она удивлялась, как это не подумала прежде, сколь маловероятно, чтобы такой человек, как господин де Немур, который всегда вел себя так ветрено с женщинами, оказался способен на искреннюю и прочную привязанность. Она видела, что почти невозможно, чтобы она была довольна его страстью. Но как я могу быть довольна, спрашивала она себя, и как я хочу поступить с этой страстью? Дозволять ее? На нее отвечать? Завязать любовное приключение? Оказаться недостойной принца Клевского? Оказаться недостойной самой себя? Наконец, испытать то жгучее раскаяние и ту мучительную боль, какие несет с собой любовь? Я побеждена, повергнута ниц склонностью, которая влечет меня против воли. Все мои решения тщетны; вчера я думала все то же, что думаю и сегодня, но сегодня я делаю все противоположное тому, что решила вчера. Мне нужно отказаться от общества господина де Немура; нужно уехать в деревню, каким бы странным ни показался мой отъезд; и если принц Клевский будет упорствовать, препятствуя ему или желая узнать его причины, быть может, я причиню боль ему и себе, но открою их. Она остановилась на этом решении и провела весь вечер у себя, не поехав к дофине узнать, что сталось с поддельным письмом к видаму.

Когда вернулся принц Клевский, она сказала ему, что хочет отправиться в деревню, что чувствует себя нездоровой и что ей нужно подышать свежим воздухом. Принц Клевский, которого ее цветущая красота разубеждала в серьезности ее недугов, сначала посмеялся над мыслью о таком путешествии и ответил, что она забыла о приближающихся свадьбах двух принцесс и турнире и что у нее не так уж много времени, чтобы подготовиться и появиться там убранной столь же великолепно, как другие дамы. Доводы мужа не переменили ее намерения; она просила его позволить, чтобы, пока он будет в Компьене с королем, она поехала бы в Куломье, прелестный загородный дом в одном дне пути от Парижа, на постройку которого они положили много забот. Принц Клевский согласился; она отправилась туда, не собираясь скоро возвращаться, а король уехал в Компьень, где должен был пробыть всего несколько дней.

Господин де Немур был очень огорчен, что не видел принцессу Клевскую с того дня, который так приятно провел с нею и который укрепил его надежды. Нетерпеливое желание снова ее увидеть не давало ему покоя, так что, когда король вернулся в Париж, он решил поехать к своей сестре, герцогине де Меркёр[276], жившей в деревне недалеко от Куломье. Он предложил видаму отправиться вместе с ним; видам охотно принял предложение, которое господин де Немур сделал в надежде повидать принцессу Клевскую и навестить ее вместе с видамом.

Госпожа де Меркёр очень обрадовалась их приезду и думала только о том, как их развлечь и доставить им все удовольствия сельской жизни. Во время охоты на оленя господин де Немур заблудился в лесу. Расспрашивая дорогу назад, он узнал, что оказался неподалеку от Куломье. Заслышав это название, Куломье, он не раздумывая и без всякой цели поскакал во весь опор в ту сторону, какую ему указали. Он очутился в лесу и выбирал наугад тщательно расчищенные тропинки, полагая, что они приведут его к замку. Тропинки шли к небольшому домику, на первом этаже которого помещались зала и две примыкавшие к ней комнаты; одна выходила в цветник, отделенный от леса лишь изгородью, а другая – в аллею парка. Он вошел внутрь и стал бы разглядывать красоту убранства, если б не заметил, что по этой аллее к домику идут принц и принцесса Клевские в сопровождении многочисленной челяди. Он не ожидал найти здесь принца, с которым расстался у короля, и потому первым его побуждением было спрятаться; он вошел в комнату, выходившую в цветник, в надежде выбраться из нее через дверь, ведущую к лесу. Но, увидев, что принцесса Клевская и ее муж сели у стены домика, что их слуги остались в парке и не могли приблизиться к нему иначе, как пройдя мимо принца и принцессы Клевских, он не смог отказать себе в удовольствии поглядеть на принцессу и удовлетворить свое любопытство, послушав ее беседу с мужем, который вызывал у него ревности больше, чем любой из соперников.

До него донеслись слова принца Клевского:

– Но почему же вы не хотите вернуться в Париж? Что удерживает вас в деревне? С некоторых пор у вас появилась склонность к уединению, которая удивляет и огорчает меня, потому что она нас разлучает. Мне кажется даже, что вы печальнее, чем обыкновенно, и боюсь, что у вас есть какой-то повод печалиться.

– У меня нет ничего тягостного на душе, – отвечала она в замешательстве, – но при дворе так много суеты, вокруг вас так много людей, что тело и душа не могут не утомляться и не искать отдыха.

– Женщинам ваших лет, – возразил он, – не свойственно искать отдыха. Ваша жизнь дома и при дворе не слишком утомительна, и я скорее готов опасаться, что это мое общество вам докучает.

– Вы были бы весьма несправедливы ко мне, если б так думали, – промолвила принцесса Клевская, смутившись еще больше. – Но молю вас позволить мне не уезжать отсюда. Я была бы несказанно рада, если б вы могли здесь остаться, только бы вы были одни, без этой толпы людей, которые никогда вас не покидают.

– Ах, сударыня! – воскликнул принц Клевский. – По выражению вашего лица и по вашим словам я вижу, что у вас есть причины желать уединения, которых я не знаю и которые молю вас мне открыть.

Он долго уговаривал ее открыться, но так и не смог добиться этого; попытавшись защищаться такими способами, которые лишь разжигали его любопытство, она потупила взгляд и погрузилась в глубокое молчание; а затем, подняв на него глаза, проговорила:

– Не принуждайте меня признаваться вам в том, в чем я не в силах признаться, хотя не раз имела такое намерение. Согласитесь только, что благоразумие требует не подвергать женщину моих лет, вольную распоряжаться своими поступками, всем опасностям жизни при дворе.

– На какие подозрения вы меня наводите, сударыня, – воскликнул принц Клевский, – я не смею их высказать из страха вас оскорбить.

Принцесса Клевская не отвечала; ее молчание утвердило принца в его предположениях.

– Вы не говорите ни слова, – сказал он, – это значит, что я не обманываюсь.

– Коль так, – отвечала она, бросаясь к его ногам, – я сделаю вам признание, какого никогда не делали мужьям; но чистота моих поступков и намерений придает мне сил. Да, у меня есть причины держаться вдали от двора и остерегаться опасностей, которым подвергаются порой женщины моего возраста. Я ни разу не выказала слабости и не страшилась бы ее выказать, если бы вы позволили мне удалиться от двора или если бы госпожа де Шартр была по-прежнему рядом и руководила бы мною. Как ни трудно мое решение, я принимаю его с радостью, чтобы оставаться достойной вас. Заклинаю вас простить меня, если чувства мои вас огорчают, но я никогда не огорчу вас своим поведением. Подумайте, ведь, чтобы сделать то, что я делаю, нужно питать к мужу привязанности и уважения больше, чем кто-либо на свете; руководите мною, сжальтесь надо мной и не лишайте меня своей любви, если можете.