Читаем без скачивания Банда - Виктор Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пафнутьев увидел за приставным столиком Анцыферова, в кресле у окна расположился Колов, на стуле, у стены сидел Фырнин. Хотя место ему предложили не самое почетное, он, тем не менее, сумел сесть таким образом, что выглядел независимо и даже весьма значительно — расстегнутый пиджак, приспущенный галстук, нога на ногу, рука легко лежит на спинке соседнего стула. Второе место у приставного столика было, очевидно, оставлено для Пафнутьева.
— Садись, Павел Николаевич, — Анцыферов кивнул в сторону свободного стула. — Вместе отдуваться будем.
— Зачем же вместе? — подхватил Сысцов. — Отдуваться будешь ты, Анцыферов. А Павел Николаевич доложит о своих успехах, — Сысцов приподнялся я с подчеркнутым уважением пожал Пафнутьеву руку. — Говорят, вы с подлинным блеском распутали преступление, которое всех нас поставило в тупик? Расскажите, что же произошло в нашем городе на самом деле. С кем бы мне ни приходилось разговаривать, мнения совершенно различные, противоположные, взаимоисключающие... Звонят из Москвы, а я не могу сказать ничего внятного... Глупейшее положение! Спасайте, Павел Николаевич!
— Да ну! — Пафнутьев махнул рукой. — Какое блеск, Иван Иванович! Рутина. Будни. Суета.
Анцыферов поморщился, склонив голову к столу — не принято было махать вот так рукой на слова Первого. Здесь принято стоять, вытянув руки, с папкой или без, в новом костюме или старом. Всего полчаса назад он достаточно подробно рассказал Пафнутьеву, как надо себя вести в этом кабинете. Но тот, похоже, сознательно все сделал наоборот.
— Позвольте с вами не согласиться, — улыбнулся Сысцов. — То, что для вас рутина и будни, для нас, простоватых — тайна, загадка, мистика. Не томите, Павел Николаевич.
— Не тяни! — свистяще прошептал Анцыферов. — Начинай доклад!
— Спасибо, Иван Иванович, за добрые слова, но должен откровенно признаться, что это первое мое дело, связанное с расследованием убийства. И если бы не помощь, ежедневная, с утра до вечера помощь и дружеские наставления Леонарда Леонидовича, — он поклонился в сторону Анцыферова, — мне бы не скоро удалось распутать это дело.
— Скромничаешь, — улыбнулся Анцыферов. — Прибедняешься.
— Да, с прокурором нам повезло, — кивнул Сысцов. — Его опыт, знания, преданность делу все мы ценим. Думаю, нам не следует бояться столь высоких слов.
— Да, Леонард Леонидович очень активно вмешался в расследование, и мы можем только благодарить его, — солидно произнес Колов. — Это тот случай, когда опыт старшего и напор молодости дали прекрасный результат.
— Должен сказать, что у Леонарда Леонидовича с самого начала мелькнула правильная догадка, — поддержал генерала Пафнутьев, бесстыдно гладя Анцыферову в глаза. — И все дальнейшие его советы отличались необыкновенной проницательностью, которая говорит не только о высоком профессиональном уровне, но и о прекрасном знании человеческой натуры, без чего ни один юрист не может выполнить свои обязанности, — с подъемом произнес Пафнутьев, не сводя глаз с лица Анцыферова. А тот увидел столько издевки в этих словах, столько откровенного пренебрежения, что попросту не осмелился открыть рот. “Тут, пожалуй, меня занесло, — подумал Пафнутьев. — Надо бы сбавить обороты."
— А вы не стесняйтесь, Леонард Леонидович, — поощрительно произнес Сысцов. — Похвала подчиненных часто стоит куда дороже, нежели похвала начальства.
— И заслужить ее труднее, — добавил Колов.
— Благодарю, — Анцыферов поднялся и церемонно поклонился каждому, даже Фырнину, хотя тот и не произнес ни единого слова. Он только улыбался широко и даже как-то радостно, открывая для себя Пафнутьева в новом качестве — бесстрашного и мстительного насмешника.
— Итак? — Сысцов в упор посмотрел на следователя, и тот сразу вспомнил устремленный в потолок мохнатый палец Халандовского. Пафнутьев встал, подвигал плечами, чувствуя себя слегка скованно в новом костюме, задержался взглядом на лице Сысцова, на его старой руке с обвисшей кожей, помолчал...
— Все произошло по старым, но строгим законам детективного жанра, — он бросил взгляд в сторону Фырнина — слушай, дескать, внимательно. — В начале всех происшедших печальных событий стоит Илья Матвеевич Голдобов. Двадцать лет он возглавлял управление торговли. Насколько я могу судить — это прекрасный человек, честный, самоотверженный работник.
— Полностью с вами согласен, — скорбно кивнул Сысцов.
— И вдруг на самом неожиданном месте возникает конфликт. Несколько раз за последние годы Голдобов вынужден был поехать в командировку с экономистом Пахомовой. Сами понимаете, что многие вопросы без экономиста решить нельзя — отчеты, планы, сметы... Но, к несчастью, мужем этой женщины оказался личный водитель Голдобова, некий Николай Пахомов. Человек, надо сказать, не самого лучшего пошиба. И только великодушие Ильи Матвеевича, его терпимость, может быть, даже простодушие, позволяли Пахомову какое-то время оставаться на этой работе.
Сысцов согласно кивнул, а Анцыферов, увидев этот, почти неприметный, кивок, поспешил поддержать Пафнутьева.
— Да-да, совершенно с этим согласен. Прекрасный человек. Что касается Пахомова, у нас есть несколько его писем... Это какой-то кошмар! Вы не поверите...
— Продолжайте, — Сысцов кивнул Пафнутьеву, останавливая не в меру разволновавшегося Анцыферова.
— И этот человек, буквально ошалев от ревности, потеряв всякий человеческий облик...
— Это Пахомов? — уточнил молчавший до сих пор Фырнин.
— Именно! — твердо сказал Пафнутьев. — Он засыпал своими кляузами все мыслимые и немыслимые инстанции. Журналы, газеты, прокуратуру! Здесь присутствует корреспондент “Личности и права” Валентин Алексеевич Фырнин... Он приехал с одним из писем Пахомова и может подтвердить мои слова.
— Да, мы получили письмо Николая Константиновича Пахомова, — кивнул Фырнин. — Это письмо отличалось от многих других... Его невозможно было не заметить.
Сысцов с подозрением посмотрел на Фырнина, видимо, не услышав в его словах безусловного мнения. Склонив голову к одному плечу, что-то чиркнул ручкой на листе бумаги, лежавшем перед ним.
— В этих письмах Пахомов обвинял Голдобова во всех смертных грехах. Взяточничество, поборы, завышение цен, подкуп высших должностных лиц города, строительство сверхдорогих дач, валютные операции... Продолжать не буду, все мы знаем, в чем можно обвинить человека в наше время. Не ограничившись этим, Пахомов начал вымогать у Голдобова деньги.
— Какая наглость! — обронил в тишине Фырнин, и Сысцов опять пристально посмотрел на него. Что-то не понравилось ему в самой интонации корреспондента, не понравилось и замечание — слишком уж оно было категоричным. Где-то рядом таилась если и не издевка, то насмешка. Но Фырнин оставался серьезным, и Сысцов успокоился.
— И надо признать, — продолжал Пафнутьев, — что Илья Матвеевич поступил не правильно — он дал деньги своему водителю. Вместо того, чтобы сразу обратиться к нам, смалодушничал.
— Скорее, проявил неуместное великодушие, — поправил Анцыферов, довольный тем, что смог наконец вставить слово. То, что все внимание было обращено на Пафнутьева, которому именно он, Анцыферов, дал это выгодное расследование, раздражало его и повергало в уныние.
— Может быть, — снисходительно кивнул Пафнутьев. — Как бы там ни было, он дал деньги. Пахомов потребовал новую машину. И Голдобов дал ему новую машину. Но постоянно видеть этого человека, держать его рядом с собой в качестве личного водителя он уже не мог. Это, в общем-то, понятно. Голдобов переводит Пахомова на другую работу, не столь легкую, не столь почетную. Переводит, кстати, в полном соответствии с действующим законодательством. И тут выясняется, что Пахомов действовал не в одиночку, а вкупе со своими давними приятелями — Заварзиным, Махначом, Подгайцевым и Феклисовым. Такая вот сложилась теплая компания. Деньги, преступным путем полученные от Голдобова, они делили между собой. Кроме того, упомянутые лица организовали авторемонтный кооператив. Естественно, им потребовались запчасти. Где их взять? Опять приходит на выручку Пахомов — он свой человек в автобазе управления. Аппетит, как говорится, приходит во время еды.
— Совершенно правильно, — сказал Сысцов. — Полностью с вами согласен. Обратите внимание, Павел Николаевич не вдается в мелкие, незначительные подробности, он мыслит крупно и социально. Это именно то, чего всем нам не хватает в работе с людьми. Путаемся в параграфах, статьях, инструкциях... Да, это все необходимо, но совещания подобного уровня, — он обвел всех отцовским просветленным взглядом, — требует углубленного подхода. Надо видеть суть событий, а не их... — он помялся и, не найдя нужного слова, обернулся к Пафнутьеву. — Простите меня... Продолжайте.
— Как всегда бывает в таких случаях, кто-то нарушает договоренность. Приятели выяснили, что Пахомов их обманывает, что часть денег, предназначенных для всех, попросту присваивает. Они несколько раз предлагали погасить долг, но он не придавал слишком большого значения их требованиям, пренебрег угрозами. И напрасно. Они его убили. Об этом говорить подробно не буду, об этом весь город знает.