Читаем без скачивания Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ - Симон Шноль

Дегтярев преподал лошади еще несколько уроков в таком роде и в характере „Сан- Суси" произошел перелом. Строптивая лошадь стала довольно покладистой. В Сельхозе удивлялись - „Мексиканец перевоспитал лошадь!" Владимир Николаевич, как бы он не был занят, всегда находил время для многих, практически бесполезных дел. На реболдовской дороге, неподалеку от Варваринской часовни он нашел место, где когда-то стоял монашеский верстовой столб. - Надо посадить у дороги яблоню. Ей будет здесь хорошо! Осенью Дегтярев посадил на этом месте яблоньку. На это ушел целый день. Для чего он это сделал? Пожалуй, самым заветным желанием двух мечтателей с „Грюн-лейк" (так Дегтярев иногда называл „Зеленое озеро") было возможно скорее окончить устройство землянки и подготовиться к зимовке. Землянку вырыли на косогоре. Из земли выходила часть бревенчатого сруба с дверью и небольшим оконцем, обращенным в сторону Зеленого озера. „Жилая площадь" - 20 квадратных метров, четыре метра в ширину и пять в длину. Пол - утрамбованная земля. Потолок и крыша - накат из сосновых бревен, покрытый дерном. Отопление - „голландское", сложили небольшую кирпичную печку с дымоходом из круглой железной трубы с „настоящей заслонкой". Достать эту существенную часть дымохода было очень трудно. — Весною, в оттепель нам не придется здесь страдать от сухости воздуха, — говорил Владимир Николаевич. Кузнецов, по своему обыкновению, молча улыбнулся, а про себя подумал: у нас будет капать с потолка как в бане. Предвкушение таких „удобств" не пугало друзей. - Перезимуем отлично! - Они работали от зори до зори не жалея себя. Построить и подготовить землянку к зиме! Но... перезимовать здесь не пришлось... Наше повествование о двух деятельных мечтателях близится к концу. Остается рассказать о пережитой трудной зиме, о неудачах постигших весной, да еще, в самых общих чертах, о дальнейшей судьбе двух друзей. Да, зимовать у Зеленого озера не пришлось. Начальство неблагосклонно относилось к обособленной жизни двух заключенных, из которых один был достаточно известен строптивым характером. Приказали зимовать на Реболде. Работа по устройству землянки остановилась, надо было готовить к зиме часовню, в которой разрешили поселиться. Мы затрудняемся дать описание этой часовни, так как не знаем даже была ли она каменная или деревянная. Наше воображение рисует каменную часовенку. Войдем внутрь. - Небольшая комната с сохранившимися нишами, в которых когда-то были киоты с иконами. Нашим друзьям снова пришлось складывать кирпичную печку. Они сначала хотели на зиму взять трубы из землянки, но передумали. — Придем сюда встречать Новый год! - По обычаю лесного гостеприимства оставили в печке сухую растопку и коробку спичек. - Может забредет сюда неведомый путник пусть найдет здесь тепло и пищу! Оставим котелок, мешочек бобов, немного муки... Жаль, что нет пеммикана, но мы можем оставить банку мясных консервов... Вот так и сделали! Но возвратимся в часовню... Мы говорили о печке. Она вышла отличная, даже с кирпичной трубой. На Реболде что-то строили и не достроили - обстоятельство весьма удачное для новоселов в часовне. По знакомству на механическом заводе сделали железный шкаф, а заслонку для дымохода Дегтярев подобрал где-то на мусорной куче. Вот какая удача! Но это еще не все! Над трубой на крыше часовни укрепили, изготовленную так же на механическом заводе, железную флюгарку в виде флажка. Флажок, с легким скрежетом поворачивался по ветру. Стенки печи расписали клеевыми красками, орнаментом в русском стиле. Над окнами прибили кусок фанеры с изображением Сирина на ветви райского дерева. На этот раз друзья изменили экзотике американского искусства и украсили свои апартаменты росписями в русском стиле.

Для утепления чердак часовни набили сеном. Нашли, где-то в лесу, беспризорный стог и перетащили сено „браконьерским способом". Пустые ниши выглядели мрачно и их решили чем-нибудь завесить. Дегтярев раздобыл в ВПЧ (Воспитательно-Просветительной Части) большой плакат с надписью „Орнитология". На нем был изображен огромный воробей и надписи со стрелками указывали части его тела. Плакат был один, а ниши - четыре, поэтому пришлось изготовить еще три самодельных плаката с надписями: „Ботаника", „Зоология", „Метеорология". Эти плакаты, с учеными надписями, вызывали почтительные чувства у простодушных реболдян, которым случалось заходить в часовню. Иногда к ним заглядывал, провести время и выкурить цигарку, начальник местной команды надзора. Наука и в нем вызывала почтение. Обстановку „зимней квартиры" было бы трудно назвать роскошной и тем более изысканной. - Два грубых топчана, самодельный стол, да еще два обрубка вместо стульев. Когда кто-нибудь приходил, сажали к столу с почетом на „стул", а Сергей сидел на топчане. Если принимали двух гостей, то и Владимир Николаевич садился на топчан рядом с „Квазин- дом". Часто захаживал Иван Кузьмич, старый рыбак, большой специалист по вязке сетей. О сетях он мог говорить без конца. Дело свое знал отлично, и слушать его было интересно. На зиму произвели заготовку дров. Натащили из леса бурелома, распилили и сложили рядом с часовней. „Сан-Суси" с телегой, на зиму, отправили в Сельхоз. Что стало с лошадью дальше нам неизвестно. Когда установился санный путь стали, ходить на лыжах. Дегтярев сначала ходил плохо, потом приспособился, стал бегать быстро, но только „не как все" а каким то своим, своеобразным стилем. Медленно тянулось время. Зимние соловецкие дни коротки, а ночи долги. Ходили на лыжах в Кремль, брали в библиотеке интересные книги. Сергей читал „на двоих". Владимир Николаевич видел только одним глазом, чтение сильно утомляло зрение. Вспоминали и рассказывали друг другу разные истории. Кузнецов с интересом слушал Дегтярева и если бы запомнил больше, это повествование было бы длиннее. Новый год решили встретить в своей землянке. 31 декабря, во второй половине дня, стали на лыжи и двинулись к заповеднику. Добрались без особых приключений, легко раскопали в лесу вход в землянку, вошли, зажгли свечу и увидели, что продукты и растопка, оставленные для „неведомого путника" остались нетронутыми. Быстро затопили печь и... очень скоро поспешно выскочили на свежий воздух — печь отчаянно дымила. Осенью топилась отлично, а теперь дым ел глаза и захватывал дыхание. Несколько раз безуспешно пытались растопить печку. Тщательно проверили, не забита ли чем труба. Нет, труба свободна, но землянка быстро наполнялась густым, едким дымом. Кашляя и ругаясь, крайне раздраженный Дегтярев много раз „покидал пределы, заполненные дымом". Кузнецов досадовал, но внешне сохранял спокойствие. Время шло, приближался час Нового года. Опечаленные друзья решили встретить 1928 год у костра под открытым небом. Быстро принялись за дело. Неподалеку от землянки вытоптали небольшую площадку. На месте для костра расчистили снег до самой земли. Кузнецов сложил шалашиком последние остатки сухой растопки и осторожно зажег спичку. Огненные змейки охватили тонкие сухие веточки, от них загорелись ветки потолще, потом чурки. Костер разгорелся. Раскаленные угли шипели от подтаивавшей промерзшей земли. „Красный цветок" - мы заимствуем это образное наименование огня у Киплинга - веял теплом, а дым легко и радостно стремился в небо к звездам и мерцающим вспышкам северного сияния. Над костром повесили котелок с чаем. Достали из заплечного мешка жестяные кружки и еду. У огня стало веселее на душе. После неудачи в землянке „робинзоны" уже не чувствовали себя бесприютными - с ними был старый друг человека огонь. „Счастливые часов не наблюдают" - эти избитые, но все же мудрые слова, вполне справедливо отнести к нашим друзьям, у которых не было часов. Как определить торжественный момент наступления Нового года? Возможно, произошел такой разговор: Дегтярев - Почтенный великий вождь Квазинд, как ты думаешь, не пора ли нам откупорить шампанское и поднять бокалы? Кузнецов - нет еще рано. Звезды показывают, что надо сосчитать до ста, прежде чем наступит полночь. Дегтярев — ну так давай считать. Нечетные числа твои, четные мои. Начинай! Попеременно, не спеша, досчитали до ста. Потом подняли кружки с чаем и поздравили друг друга с Новым годом. Пожелали счастливых охот и голубого неба. А потом пили чай, разговаривали, шутили, смеялись, пели песни. Быть может, даже исполнили вокруг костра „Танец Нового Года". В деталях нашего повествования допущены домыслы, так как, зная фактическую основу, мы не знаем подробностей жизни наших героев и их взаимоотношений. Направляя челн повествования по течению фантазии, мы могли бы, например, упомянуть, что Кузнецов исполнил, немного грустную, но очень милую, эскимосскую песню или темпераментную негритянскую - „Заклинание дождя". Он знал эти песни и, действительно, мог их исполнить. Нам хотелось описать, как, после „Заклинания дождя" стали падать снежинки и как два мечтателя радовались - заклинание подействовало, только с поправкой на место, время и климат! Быть может, это было бы интересно, но, по мере возможности, мы старались ограничивать элемент вымысла. К утру вернулись на Реболду с беспокойным чувством — новый год начался не так как бы хотелось... И тогда друзья приняли решение устроить елку. Основную массу населения Реболды составляли заключенные. Но с давних времен жило здесь несколько семей поморов-рыбаков. Сколько было ребят, нам не известно. Знаем только, что все юное поколение Реболды уместилось на празднике в маленькой часовне. Было тесновато, но радостно. Ребята, должно быть никогда раньше не видели елки со свечами и украшениями. Ничего что свечи были самодельные. Звездочки из золотой и серебряной бумаги, показались ребятам просто великолепными. И еще подвешенные на ниточках конфеты, кусочки колбасы и печенье! Робкие, тихие ребята не сразу почувствовали себя непринужденно, но праздник прошел хорошо, и все остались довольны. И было это последним ярким событием в совместной жизни наших друзей. Медленно тянулось время, но все же пришел конец зиме. Уже стали готовиться к переселению в питомник, но злой рок снова смешал все карты. - Пришел приказ отчислить заключенного Кузнецова Сергея Владимировича в распоряжение Отдела труда. Вскоре его отправили на лесозаготовки на Мягостров. Дегтярев остался один... Мы не знаем, встречались ли после этого герои нашего повествования. Когда окончился трехлетний срок заключения в концлагере, Кузнецова отправили отбывать ссылку в Нарымский край — Дегтярев к тому времени, отсидел только половину своего срока. Сергей писал ему и получил два или три ответных письма. Затем переписка оборвалась... Не скоро дошел слух о том, что Владимир Николаевич был тяжко болен и умер. Оканчивая наше повествование, мы снова и снова вспоминаем этого беспокойного человека, мечтателя и труженика. Мы досадуем, что сказали о нем так мало, но безыскусной своей речью мы поведали все, что нам было известно». * * * Сам стиль этого рассказа знаменателен. Как останавливается автор на небольших деталях и, может показаться, не очень значительных событиях... Свободная жизнь вне лагерных и тюремных стен на волшебном острове - это было незабываемо. В. С. Зотов совершенно не затрагивает ужасы жизни в концлагере. Действие рассказа кончается накануне страшных событий. В 1929 г. В.Н.Дегтярев был обвинен в подготовке восстания и побега и приговорен к расстрелу. Таежная идиллия кончилась. Расстрел ему потом заменили новым 10-летним сроком в концлагере. Но ни в одном концлагере его следов не оказалось. Был ли он все же расстрелян беззаконной соловецкой властью или, как думал В. С. Зотов, умер от болезни — неизвестно. Мне очень хотелось увидеть портрет Дегтярева. Это удалось благодаря помощи и доброжелательности сотрудницы архива ФСБ (бывший КГБ) Натальи Михайловны Перемышленниковой. После выполнения необходимых формальностей — в читальном зале архива — Кузнецкий мост 22 (!) — она принесла мне четыре толстых тома «Дел». На их обложках было написано «Хранить вечно». В 1925 г. Дегтярев был арестован не только из-за подозрения, что ему написал письмо Великий Князь. В Ленинграде была арестована большая группа (38 человек), подозреваемых в заговоре против Советской власти. Никакого отношения к этой группе Дегтярев не имел, но был поверхностно знаком с некоторыми из них и НИКОГО НЕ ВЫДАЛ. Заговора, впрочем, тоже не было. Но следователь, направляя дело в суд (1925 г.), применяет изысканную форму: «полагал бы необходимым всех расстрелять»... Он утверждал, что «Дегтярев достаточно изобличается в шпионаже и в деятельности, направленной в пользу организации великого князя Николая Николаевича» Самых главных расстреляли. А Дегтяреву «дали» 10 лет концлагеря. В 1929 г. история в некотором смысле повторилась — Дегтярев был осужден за то, что НЕ ВЫДАЛ. И на этот раз заговора не было — это засвидетельствовал Архангельский областной суд в 1989 г., принимая решение о реабилитации всех осужденных по этому делу. А было их 44 человека. И дело это давно стало знаменитым. О нем писал и рассказывал Д. С. Лихачев, чудом избежавший расстрела, об этом написал в своей книге «Записки уцелевшего» С. М. Голицын [2]. И опять смыкаются траектории. С. М. Голицын — двоюродный брат Андрея Владимировича Трубецкого (см. главу 32). Среди расстрелянных в 1929 г. был Г. М. Осоргин - их родственник, женатый к тому же на сестре С. М. ее звали Лина. И его портрет есть в деле. Тогда еще были возможны свидания. К Осоргину Лина приехала как раз в дни, когда фабриковали дело о готовящемся восстании и побеге. Она была с ним, когда с громким стуком вошли, чтобы расстрелять Г. М. И он, выйдя к ним, уговорил их подождать, когда уедет жена. Он дал слово. Цену этого слова палачи знали. Еще не отошел пароход, Осоргин вышел на расстрел. Сил у меня нет. У кого есть — пусть читают книгу С. М. Голицына. В «деле» есть портрет Г. М. Осоргина и других осужденных в те дни. Хороший был фотограф на Соловках. Какие лица! А причина казней была одна - было необходимо устрашение. Высокое начальство, недовольное порядками на Соловках, потребовало навести порядок. Резко ужесточался режим. Из центра была получена «лицензия» на расстрел — по некоторым сведениям до 400 человек. Не преминули выбрать наиболее заметных. Дегтярев относился к их числу. И все же его судьба не известна — 15 человек не расстреляли. ...Ifte и как погиб Дегтярев? В «Деле 1925 года» мне показали конверт с какими-то рукописями Дегтярева. Оказывается, пока он в ходе следствия около полугода сидел в ДПЗ, была возможность получать из тюремной библиотеки книги — он читал и конспектировал их со своими комментариями. Рукопись эта нуждается в изучении. Поразила же меня тема одной из глав: «Пение птиц» Как много лет спустя другой узник, Б. Н. Вепринцев, Дегтярев размышляет о смысле и природе их пения и даже приводит нотную запись пения соловья и жаворонка. Чтобы понять мое волнение — прочтите очерк о Вепринцеве в этой книге. В очерке о Чижевском я пишу, как участники Пущинского Симпозиума поехали в Калугу в музей Истории Космонавтики. Я не был к этому готов - оказалось, что многие годы дядя Володя моего детства - В. С. Зотов был не только художником и оформителем в музее, но был и самым популярным экскурсоводом и автором книги о музее и об К. Э. Циолковском. И здесь сомкнулись линии судеб моих героев. Дополнение к 3-му изданию Оказывается В. Н. Дегтярев не погиб на Соловках! Летом 2007 г. я узнал из книги Д. С. Лихачева «Воспоминания» [4], что В. Н. Дегтярев не погиб на Соловках. Вся эта книга производит сильнейшее впечатление. Среди них — ужасы нахождения в Соловецком концлагере узника Д. С. Лихачева. Мне крайне близки слова Д. С. Лихачева в «Послесловии»: - «Как заметил читатель, я прежде всего пишу о людях. Люди - самое важное в моих воспоминаниях». Д. С. познакомился с В. Н. Дегтяревым в лагере. Д. С. рассказывает о побеге двух узников Кожевникова и Шипчинского и их трагической судьбе «...Как шел допрос - не знаю. Оказалось Кожевников сошел с ума, Шипчинский же решил его не покидать. Жили они в лесу (уже была осень). Хлеб им давал „ковбой" Владимир Николаевич Дегтярев, живший в Дендрологическом питомнике. Этот мужественный человек был невысок, ловок. У него были ковбойские перчатки и ковбойская шляпа. Когда-то он учился в гимназии Мая в Петербурге (в „моей" гимназии). Решил бежать в Америку еще до Первой Мировой войны. После революции вернулся. Поплатился десятью годами. Он был великолепный чудак. Отказывался ходить в Кремль пешком. Ему дали козла. Всю дорогу до Кремля (когда ему нужно было туда явиться) он вел козла, но перед Никольскими воротами садился на него верхом и, въезжая, выхватывал из-за раструбов своих перчаток пропуск для предъявления часовому. Почему разрешалась ему вся эта игра — не знаю. Вероятно „начальству" нравились не только пьяницы, но и чудаки. Он был совершенно честен. Когда обнаружилось, что он помогал беглецам, я предположил, что его неминуемо расстреляют. Но нет... Уже после моего освобождения, идя с работы как-то пешком по Большому проспекту, по которому в те времена ходил трамвай, я изумился: на полном ходу из трамвая выскочил Дегтярев, подбежал ко мне (с площадки заметил) и сказал, что работает лесничим в каком-то заповеднике в Средней Азии. С приветственным возгласом „Привет вам с (какого-то) Алатау!" он бросился за следующим трамваем и исчез. И я был рад, как только мог». Я, прочитав это, также обрадовался. Очень мне симпатичен В.Н.Дегтярев! Но весной 2008 г. я получил по электронной почте замечательное письмо: «Глубокоуважаемый Симон Эльевич, Вам пишет родственник Саши Базыкина, Алексей Крюков. Разбирая письма моей мамы 1938 г., мы нашли в них рассказ о встрече с интересным человеком — Владимиром Николаевичем Дегтяревым в Алмаатинском заповеднике летом 1938 г. Она была там в экспедиции с Сергеем Ивановичем Огневым. Из письма Надежды Евграфовны Шульц мужу из Алма-Аты от 7.7.1938: Я еще тебе не писала, кажется, никогда о таком Вл. Ник. Дегтяреве, местном чудаке. Он очень образованный человек, не знаю, кто он был раньше, но имел он в Мексике свое ранчо и держал лам. Вообще же много ездил и много бывал за границей. Это человек уже лет 50 или под это, совершенно черный, не седой с огромным носом и крепкими руками и ногами. Основное его свойство — страшная болтливость. Он одержим идеей поселить лам в высокогорье и пишет бесконечные проекты на эту тему. Недавно С. И. одобрил официально эту идею, и она получила ход. Он счастлив ужасно. Ходит он чрезвычайно оригинально одет, трусы, высокие носки, разрисованные масляной краской в белую и золотую шашечку, туфли парусиновые и с золотом, коричневая блузка с белым батистовым бантом, тоже разрисованным красками, на коротких рукавах блузки и на краях трусов — синие кисти, для того, чтобы сгонять мух, когда потрясешь ногой или рукой. На голове у него какая-то маленькая шапочка с кистями или обычно ковбойская шляпа. В город он появляется в настоящем ковбойском костюме с косынкой и т.д. Иногда он ходит в настоящем индейском костюме. А когда у него наладятся дела с ламами, он говорит, что сделает себе золотой костюм с вышитыми ламами. Говорит он очень любезно и любит вставлять французские словечки. Вообще же болтун сверхъестественный. О Дегтяреве мы ранее прочитали в Вашей замечательной книге „Герои и злодеи российской науки". Продолжая поиск, нашли на сайте Мемориала http://lists.memo.ru/d25/f369.ritm* nl о нем: >Осужд. Дегтярев Владимир Николаевич. >1881 г. р. Место рождения: гор. Полтавы; русский; научн. сотрудник.; >место проживания: гор. Алма-Ата. >Осужд. 12.10.1938 тройка при НКВД. >Расстрел. >Реаб. апрель 1989 г. пр-рой Алма-Атинск. обл. реабилитирован. >Источник: Книга памяти Алма-Атинской обл. (Казахстан). Получается, что Дегтярев выжил на Соловках, но позже все же кончил печально. Маме 92 года, она живет под Москвой с моей сестрой — вдовой Саши Базыкина. С уважением, Алексей Петрович Крюков» Я решил также посмотреть списки «Мемориала». И получил еще одно ужасное впечатление - списки по алфавиту. Там сотни репрессированных носителей фамилии Дегтярев! Только на сочетание Дегтярев В. (от В. А. до В. Я. Дегтяревых) 38 человек. А списки не полны, в них, по утверждению составителей [5], всего порядка 10% жертв режима...