Читаем без скачивания Третий шимпанзе - Джаред Даймонд

Примером странной пассивности третьей стороны может служить бездействие правительств, действия которых отражают особенности коллективной психологии человека. ООН приняла в 1948 году конвенцию о геноциде (конвенция о предупреждении геноцида и наказании за него), в соответствии с которой это деяние объявлено преступлением, но при этом ООН никогда не предпринимала серьезных шагов для того, чтобы предотвратить сдержать или покарать геноцид, несмотря на поступающие обращения по поводу непрекращающегося геноцида в Бангладеш, Бурунди, Камбодже, Парагвае и Уганде. В ответ на жалобу по поводу событий в Уганде, в самый разгар террора, развязанного Иди Амином, генеральный секретарь ООН просто попросил Амина провести расследование. США даже не входят в число стран, ратифицировавших конвенцию ООН о геноциде.

Вызвано ли отсутствие нашей реакции тем, что мы не знали или не могли узнать о геноциде? Конечно же, нет: о многих случаях геноцида в 1960-е и 1970-е годы подробно рассказывали средства массовой информации, в том числе о событиях в Бангладеш, Бразилии, Бурунди, Камбодже, Восточном Тиморе, Экваториальной Гвинее, Индонезии, Ливане, Парагвае, Руанде, Судане, Уганде и Занзибаре. (Число погибших как в Бангладеш, так и в Камбодже превысило миллион человек.) К примеру, в 1968 году бразильское правительство предъявило уголовное обвинение 134 из 700 сотрудников своей службы по защите индейцев за действия, направленные на истребление племен амазонских индейцев. Среди преступлений, описанных на 5115 страницах доклада Фигейреду, подготовленного министром юстиции Бразилии и обнародованного на пресс-конференции министром внутренних дел, значились следующие: убийство динамитом, из пулеметов, отравление сахаром с примесью мышьяка, преднамеренное заражение оспой, гриппом, туберкулезом и корью; похищение индейских детей и использование их в качестве рабов; заказные убийства, совершенные профессиональными киллерами по воле компаний, занимающихся освоением территорий. Материалы из доклада Фигейреду публиковались в американской и британской прессе, но внимания общественности в этих странах практически не привлекли.

На основе этого можно было бы прийти к выводу, что большинству людей просто нет дела до несправедливости по отношению к другим людям или же они считают неправильным вмешиваться не в свое дело. Отчасти так и есть, но реальные причины не только в этом. Многие люди проявляют живое участие в решении проблем несправедливости, таких как, например, апартеид в Южной Африке; почему же они не реагируют на геноцид? Этот вопрос с болью задали Организации африканского единства представители народа хуту, который уничтожали тутси в Бурунди, где в 1972 году были убиты от 80 000 до 200 000 хуту.

Апартеид тутси устроен более сурово, чем апартеид Форстера, более бесчеловечен, чем португальский колониализм. В этом отношении апартеид тутси занимает в мировой истории второе место после гитлеровского нацизма. Главы африканских государств встречают палача Микомберо [президент Бурунди, тутси], по-братски пожимая ему руку. Господа главы государств! Если вы хотите помочь африканским народам Намибии, Зимбабве, Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау освободиться от белых угнетателей, вы не имеете права позволять африканцам убивать других африканцев... Или вы ждете, когда истребят всех хуту в Бурунди, и только после этого выскажете свою позицию?

Чтобы понять, по каким причинам третья сторона никак не реагирует, нам потребуется разобраться в реакции выживших жертв на геноцид. Психиатры, изучавшие состояние тех, кто стал свидетелем геноцида, например, выживших после Аушвица, описывают состояние, в котором эти люди находятся под действием увиденного, как «психологическое оцепенение и безразличие». Большинству из нас случалось испытывать ту глубокую, долго не проходящую боль, когда дорогой друг или родственник умирает от естественных причин и не у нас на глазах. Мы практически не способны представить себе многократно усиленную боль, когда на глазах у человека с предельной безжалостностью убивают многих его родственников и друзей. У выживших рушится система безусловных убеждений, в соответствии с которой такие зверства считались недопустимыми; возникает ощущение собственного позора, ничтожности, которой люди объясняют для себя, почему именно их выбрали для столь жестокой расправы; к этому добавляется и чувство вины за то, что они выжили, когда их товарищи погибли. Сильное психологическое переживание действует так же, как и сильная физическая боль: вызывает онемение, бесчувственность, — других способов выжить и не сойти с ума не существует. Я сам наблюдал такое состояние у одного моего родственника. Он провел два года в Аушвице и десятки лет после этого был практически неспособен плакать.

Что касается реакции убийц, те из них, нравственный кодекс которых разграничивает людей на «нас» и «их», могут гордиться своими деяниями, но те, кого воспитали в духе универсального нравственного кодекса, иногда погружаются в такое же оцепеневшее бесчувствие, как и жертвы; причем это состояние усугубляется еще и чувством вины за содеянное. Сотни тысяч американцев, воевавших во Вьетнаме, страдали от бесчувственного оцепенения. Даже потомки совершивших геноцид — не несущие за него личной ответственности — могут испытывать коллективное чувство вины, зеркально отражающее характерный признак геноцида: навешивание коллективного ярлыка на жертв. Чтобы заглушить боль от чувства вины, потомки часто переписывают историю; обратите внимание на реакцию современных американцев или на статью госпожи Коберн и многих других современных австралийцев.

Теперь мы начинаем лучше понимать, по каким причинам третья сторона не реагирует на происходящий геноцид. Геноцид наносит долго заживающие, калечащие психологические травмы тем, кого он касается непосредственно, то есть жертвам и убийцам. Но глубокие шрамы остаются и у тех, кто лишь слышал рассказы, например, детей, переживших Аушвиц, — у психотерапевтов, что работают с выжившими и с ветеранами вьетнамской войны. Психотерапевты, профессиональная подготовка которых включает в себя умение слушать, часто не в состоянии выслушивать отвратительные подробности, которые рассказывают вершители геноцида и их жертвы. Если этого не могут вынести даже профессионалы, получающие заработную плату за свой труд, можно ли винить простых людей за то, что они отказываются слушать?

Обратите внимание на реакцию Роберта Джея Лифтона, американского психиатра, проводившего собеседования с выжившими после атомной бомбардировки Хиросимы и к тому моменту имевшего большой опыт работы с теми, кто выжил в чрезвычайных ситуациях:

«...И теперь я уже не работал с "проблемой атомной бомбы", а сталкивался с бесчеловечными подробностями реальных событий, которые пережили сидевшие передо мной люди. Поначалу по завершении каждого из таких собеседований я ощущал глубокое потрясение и был эмоционально опустошен. Но очень скоро, всего через несколько дней, я заметил, что моя реакция изменилась. Я слушал рассказы о тех же ужасах, но они производили на меня меньшее впечатление. Этот опыт стал для меня незабываемым примером “психического закрытия”, которое, как мы увидим, является характерным для всех сторон после атомной бомбардировки...»

Каких актов геноцида можно ожидать от Homo sapiens в будущем? У нас есть, несомненно, много поводов для пессимизма. В мире так много «горячих точек», в которых вот-вот может разгореться геноцид: Южная Африка, Северная Ирландия, Шри- Ланка, Новая Каледония, Средний Восток, и это далеко не полный список. Может показаться, что тоталитарные правительства, настроенные на геноцид, остановить невозможно. Современное оружие позволяет убивать все больше и больше людей — при этом убийца может носить костюм и галстук — и даже вершить геноцид всей человеческой расы.

В то же время я вижу основания с робким оптимизмом предполагать, что в будущем число массовых убийств может снизиться. Сегодня во многих странах люди разных рас, религий и этнических групп живут вместе, и, хотя степень социальной справедливости может быть разной, хотя бы не происходят в открытую массовые убийства; в качестве примера можно привести Швейцарию, Бельгию, Папуа—Новую Гвинею, Фиджи и даже США эпохи после смерти Иши. В некоторых случаях попытки геноцида успешно пресекались, ограничивались или предотвращались благодаря усилиям третьей стороны или в силу ожидаемой ее реакции. Даже нацистский план уничтожения евреев, которое мы считаем наиболее масштабным и беспощадным случаем геноцида, был сорван в Дании, Болгарии и остальных оккупированных государствах, где глава церкви публично осудил депортацию евреев в момент ее начала или заранее. Надежду вселяет и то, что современные возможности путешествовать, телевидение и фотография позволяют увидеть, что люди, живущие за десять тысяч миль от нас, — такие же, как мы. Как бы мы ни порицали технологии XX века, они размывают границу между «нами» и «ими», в силу наличия которой и возможен геноцид. Если в мире «до контактов» геноцид считался социально приемлемым и даже вызывал одобрение, то в современном мире, благодаря распространению международной культуры и знаний о далеких народах, оправдать его становится все труднее.