Читаем без скачивания Уэверли, или шестьдесят лет назад - Вальтер Скотт

Хоть ты непреклонна и холодна — Я так же горд, как и ты.

Проникшись чувством, выраженным в этих прекрасных строчках, тогда еще, однако, не написанных, Уэверли решил убедить Флору, что он вовсе не убит ее отказом, так как самолюбие шептало ему, что при этом она, может быть, теряет не меньше его. Этой перемене способствовала и тайная надежда, в которой он не решался себе признаться, что Флора, возможно, сильнее оценит его любовь, если почувствует, что не от нее одной зависит привлечь или оттолкнуть его. В словах принца звучала также таинственная нота поощрения, хоть она и относилась, как он опасался, лишь к мечте Фергюса женить его на своей сестре. Но все обстоятельства времени, места и обстановки соединились для того, чтобы пробудить его воображение и потребовать мужественного и решительного поведения, предоставляющего судьбе решить исход дела. Если бы он показался печальным и обескураженным накануне сражения, кто знает, как жадно потрудились бы по этому поводу злые языки, уже достаточно опорочившие его доброе имя. «Никогда, никогда, — решил он про себя, — не дам я этого оружия в руки врагов, которым я не причинил никакого зла».

Под влиянием этих сложных чувств и поощряемый по временам многозначительной улыбкой и одобрительным взглядом принца, Уэверли дал волю своей фантазии, бойкости ума и красноречию и привлек всеобщее внимание. Разговор понемногу принял оборот, самый подходящий для проявления его способностей и познаний. Надвигавшиеся опасности грядущего дня нисколько не умеряли веселья, но придавали ему более высокий и благородный характер. Нервы у всех были напряжены в ожидании будущих событий, и в то же время все были готовы насладиться сегодняшним днем. Такое настроение оказывает особенно благотворное действие на воображение, поэтическое чувство и тот вид красноречия, который черпает свою силу в поэзии. Уэверли, как мы уже говорили, обладал по временам удивительным даром слова, а в настоящем случае в его речах звучало то высокое чувство, то причудливая веселость. Он находил поддержку и вдохновение в родственных умах, испытывавших на себе то же влияние обстановки и настроения; даже люди более холодного и рассудительного свойства оказались увлеченными общим потоком. Многие из дам отказались от танцев, которые еще продолжались, и под тем или иным предлогом, присоединялись к кружку, от которого не мог оторваться «интересный молодой англичанин». Его представили нескольким весьма важным особам, и его манеры, когда он совершенно освободился от стеснения, которое сковывало их в минуты меньшего вдохновения, обворожили всех присутствующих.

Флора Мак-Ивор была, казалось, единственной дамой, взиравшей на него с холодной сдержанностью, но и она не была в состоянии удержаться от своего рода удивления перед талантами, которые за все время их знакомства никогда еще не выказывали себя с таким блеском. Не знаю, почувствовала ли она минутное сожаление при мысли, что столь решительно отказала поклоннику, так прекрасно подходившему по своим способностям для самого блестящего положения в обществе. До сих пор она, несомненно, считала одним из неизлечимых пороков нашего героя mauvaise honte note 356, который ей, воспитанной в лучшем европейском обществе и недостаточно знакомой со скромной сдержанностью английских манер, казался уж слишком смахивающим на природную неловкость и ограниченность. Но если она и испытывала порой минутное сожаление, что Уэверли не проявлял себя всегда столь обаятельной личностью, жалела она об этом недолго; ибо, с тех пор как они встретились, произошли события, из-за которых ее решение стало окончательным и бесповоротным.

Чувства Розы Брэдуордин были совсем другие: она слушала его всей душой, она тайно ликовала при виде всеобщего признания, полученного человеком, чьи достоинства она так давно и так высоко научилась ценить. Нисколько не ревнуя, не чувствуя ни страха, ни муки, ни сомнения, нимало не думая о себе, она целиком отдалась наслаждению быть простой свидетельницей возбужденного им шепота одобрения. Когда Уэверли начинал говорить, ее слух был наполнен исключительно звуками его голоса; когда отвечали другие, она смотрела только на него и ждала только того, что он скажет. Возможно, радость, которую она испытывала в этот вечер, была непродолжительна и сменилась потом многими горестями, но по своей природе она была самой чистой и бескорыстной, какую способна испытать человеческая душа.

— Барон, — сказал принц, — я бы не желал видеть свою возлюбленную в обществе вашего друга. Он в самом деле, несмотря на некоторую романтичность, один из самых привлекательных юношей, которых мне когда-либо приходилось встречать.

— Клянусь честью, сэр, — отвечал барон, — этот юноша может иногда быть таким же скучным, как шестидесятилетний старик вроде меня. Если бы ваше королевское высочество только видели, как он мечтал или дремал на берегах Тулли-Веолана, как какой-нибудь ипохондрик или, по выражению Бертона note 357 в его «Анатомии меланхолии», как человек в состоянии френезии note 358 или летаргии, вы бы удивились, откуда у него вдруг взялось столько изящества, живости и веселья.

— Воистину, — сказал Фергюс Мак-Ивор, — я думаю, что его вдохновляет новая форма, ибо, хотя Уэверли всегда был человек неглупый и человек чести, я до сих пор считал его очень рассеянным и невнимательным собеседником.

— Тем более мы должны быть обязаны ему, — сказал принц, — за то, что он приберег для сегодняшнего вечера качества, которые даже самые близкие друзья еще не успели в нем открыть. Однако, господа, уж поздно, а о завтрашнем деле надо позаботиться пораньше. Пусть каждый поведет к столу свою прекрасную даму и окажет нам честь своим присутствием на легком ужине.

Принц направился в другую анфиладу и занял место под балдахином во главе длинного ряда столов. Манеры его, в которых достоинство сочеталось с учтивостью, как нельзя более соответствовали его высокому происхождению и возвышенным притязаниям. Не прошло и часа, как музыканты подали хорошо известный в Шотландии сигнал к окончанию торжества note 359.

— Итак, доброй ночи, — сказал принц, вставая из-за стола, — доброй ночи, будьте все счастливы! Доброй ночи, прекрасные дамы, оказавшие столь высокую честь принцу-изгнаннику; доброй ночи, мои храбрые друзья, и пусть счастливые часы, которые мы провели с вами сегодня, послужат предзнаменованием скорого и победоносного возвращения в эти покои наших предков и долгого ряда веселых и радостных встреч в замке Холируд!

Когда вспоследствии барон Брэдуордин вспоминал об этих прощальных словах принца, он всякий раз грустно повторял стихи: