Читаем без скачивания Кошка, которая умела плакать… - Наталия Аникина

— Ну а Изира — она и без Глаз… ой! была очень счастлива… пока… Она ведь никогда не любила и не была знакома с верной подругой любви. Да, да… теперь в ее черном сердце поселилось не менее черное чувство. Ревность — она сжигала ее днем и ночью. Изира ревновала короля ко всем женщинам вообще и к каждой в отдельности. Вскоре быть придворной дамой стало опасно, а особенно хорошенькие девушки из знатных семей часто не доживали до своего первого бала…

Аласаис пришла в ужас от кровожадности этого чудовища в женском обличий и в крайнее удивление от того, что властитель, сердце которого, как она считала, будет наглухо заперто для любви ещё долгие годы — годы страданий для Изиры — вдруг распахнулось навстречу этой злодейке! Еще только истекал год траура, а король уже объявил о свадьбе! Аласаис распушила хвост, ведь, как я говорила, взор ее частенько устремлялся в сторону его владений…

И вот в разгар свадебного веселья, в самом конце пестрой вереницы придворных, с подарками и поздравлениями проходящих перед молодыми, возникло какое-то замешательство. Шум нарастал, и король велел узнать, в чем там дело. Слуги подвели к столу немолодую женщину, одетую как простолюдинка, непонятно как оказавшуюся среди званых гостей и, видимо, тоже хотевшую поздравить своего короля. Не желая омрачать праздник, король милостиво согласился выслушать ее.

Она говорила тихо, и не было в ее словах ничего, что уже не прозвучало бы сегодня. Но почему-то эта согбенная фигурка приковала к себе взгляды всех гостей. Что же касается короля, то он, выслушав поздравление, вдруг вышел из-за стола и, приказав освободить одно из почетных мест, сам отвел туда старуху. Что поразило всех окончательно, вернувшись на свое место, король, ранее не отрывавший взгляда от своей молодой жены, теперь смотрел только в сторону незнакомки. Казалось, они переговариваются взглядами, и если бы не разница в положении и в возрасте, то могло показаться, что…

В общем, королева ужасно разгневалась. Она чувствовала себя оскорблённой. Ревность новой волной поднялась в её груди, захлестнув разум и подняв из глубины души всю ее злобу и жестокость. И еще она чувствовала бессилие, впервые в жизни и где — на собственной свадьбе! А уж перед кем… Она вскочила на ноги и громко назвала короля по имени. Все замерли, в зале наступила полная тишина. Под сотнями направленных на нее взглядов Изира сумела взять себя в руки, улыбнулась королю и также громко возвестила: «Желание новобрачной!»

Это был один из традиционных свадебных ритуалов, когда новоиспеченный супруг обязан выполнить любое самое взбалмошное желание своей жены. Все снова оживились, предвкушая веселое зрелище. Но невеста молчала. И вдруг, обвив одной рукой шею короля и прижав губы к его уху, она что-то прошептала ему, указывая на незваную гостью… Король отшатнулся, но даже если бы ему удалось сдержать свои чувства, случилось чудо — все отчетливо услышали четыре страшных слова, которые произнесла королева: «На костер эту ведьму!» Среди гостей прошёл ропот удивления и негодования, лишь старуха оставалась совершенно спокойной. Она и не думала бежать от страшной гибели, которой просила для неё жестокая королева…

Король ужаснулся желанию жены, оно было так чудовищно, что он не побоялся бы ответить ей отказом в нарушение каких бы то ни было традиций — этому браку всё равно не бывать! Словно ища поддержки, он взглянул в лицо старой женщины. На губах ее возникла слабая улыбка, глаза на мгновение прикрылись, а когда распахнулись вновь, словно лучом яркого синего света в сознание короля проникли слова: «Сделай так, как она хочет. Не нарушай своей клятвы».

Смятение охватило короля, его чувства раздваивались: он не мог перед всем двором нарушить свое слово и не мог убить существо, один взгляд которого наполнял сердце таким небывалым чувством счастья и покоя… Он еще раз посмотрел в эти глаза и вдруг… успокоился: он знал теперь только одно — он не может… не должен противиться приказу этой необыкновенной женщины. Но в остальном-то — он всё ещё король!

И вот изумленные придворные наблюдают, как к одному столбу посреди главной площади города привязывают двух женщин: никому не известную старуху и… королеву, все в том же белом свадебном платье; как подносят факел к облитым маслом поленьям…

Взметнулось пламя, алой стеной отгородив обречённых на смерть женщин от мира живых, но она не сумела заглушить страшных воплей королевы, проклинающей всех и вся, и голос её, недавно такой нежный, теперь походил на рёв тысячи демонов… Старуха же молчала, и многим, кто смотрел на неё сквозь слёзы и огонь, казалось, что она улыбается, насмешливо прищурив глаза. И не то пламя отражалось в них, не то они горели собственным огнём.

Вдруг пламя костра изменило цвет — языки его окрасились синим, и крошечными сапфирами взметнулись к небесам искры, сорвавшиеся с них… И — о, чудо! — из пламени выступила старуха… Нет, не старуха — бедное одеяние её сгорело, остался лишь роскошный плащ черных волос, густыми прядями ниспадающих до самых колен. Она стояла и молча смотрела на пораженного короля…

Аниаллу помолчала и хитро посмотрела на Анара:

— Ты небось снова ждешь явления Аэллы ан Камиан? Нет, это, конечно, была симпатичная девушка, — Аниаллу кокетливо завела глаза вверх. — Но она была отмечена даром, куда более ценным, чем самая совершенная внешность. Она обладала красотой духа, неуловимой, незримой, но чарующе-притягательной, не имеющей ничего общего с тем, что обычно подразумевают под красотой души люди — благородством, честностью и милосердием… Сила Аласаис пребывала с ней, она вся была пропитана этой восхитительной силой, которая просвечивала бы сквозь любую — даже самую уродливую — оболочку, преображала настолько, что и в старухе заставляла видеть прекраснейшую из женщин…

По легенде, так появилась первая сианай — воплощение Аласаис, созданное ею, чтобы стать той, кем богиня быть не могла… Ой, я забыла сказать: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Вот… За ней последовали другие… у каждой — своё предназначение.

Но все мы, как та, первая сианай, — вечное напоминание о том, что она может войти в любое сердце, наполнив его счастьем, радостью и любовью, или… разбив его, как глиняный горшок, и ничто — ни красота, ни могущество, не будет преградой её чарам. Недаром адоры прозвали Аласаис Нел'теор-ри — Прекрасной Изнутри, а эльфы — Телленерой, Дарующей Чувства…

— А что же стало с ней дальше?

— Она стала королевой, правила страной долгие двести лет, а потом, после кончины своего супруга, вернулась к богине.

— И служит ей, как ты?

— Нет. Она вернулась… — Аниаллу замялась, подбирая подходящее слово, — совсем. Воплощение слилось воедино с оригиналом.