Читаем без скачивания Запретный город - Кристиан Жак

— Как мне себя вести с ним, с этим прачечником?

— Скажешь ему, что слитки он получит завтра вечером, в пальмовой роще к северу от Фив. Пусть пошарит возле заброшенного колодца через час после заката.

— А откуда мы ее возьмем, эту медь?

— Не беспокойся, я все беру на себя. Если же вдруг тобой заинтересуется стража, объяснишь, что он общался с тобой насчет работы, предлагал свои услуги и что ты нашел его условия привлекательными. Но встречался ты с ним только раз и больше о нем ничего не знаешь.

— А насчет того мастерового…

Тоже мое дело. Чем меньше болтать будешь, тем оно спокойнее. Ты лучше займись той экспедицией за свинцом и битумом для Места Истины.

Скоро он разбогатеет… От этой мысли у прачечника дрожали коленки. Ну да, он нарушил обязательства, которые взял на себя, когда устраивался на работу помощником. Но как не воспользоваться таким случаем? Чтобы бросить постылое ремесло и купить свое хозяйство где-нибудь в Среднем Египте. Там земля не такая дорогая, как в Фивах. И заживет он там тихо и мирно, в свое удовольствие.

Сведения оказались такими ценными, что Дактаир согласился выложить своему осведомителю пята медных слитков безо всяких проволочек. И стукач мог только сожалеть, что не запросил больше.

А как только прачечник заполучит свое добро, он и домой заходить не будет. Вмиг испарится. А про Место Истины и вспоминать не станет.

«Под самой высокой пальмой, с той стороны, что напротив заброшенного колодца, — сказал ему Дактаир. — Слитки в мешке. Он слегка присыпан землей».

Прачечник оглянулся по сторонам: пусто. Да и кого понесет нелегкая в такую темень да в такую глушь? Значит, никто не увидит его с добычей.

Дактаир не обманул: мешок оказался между корней самой могучей пальмы, а вытащить его из земли большого труда не составило.

Он уже взялся за веревочку, чтобы развязать мешок, как вдруг прогремел голос, такой страшный, что кровь в жилах заледенела.

— Стой! Стража!

Перепуганный прачечник прижал свое сокровище к груди и кинулся наутек.

— Стой!

Если пригнуться да понестись во весь дух, глядишь, и ушел бы от погони. Но на пути беглеца встал мордоворот со здоровенной дубиной.

Прачечник замахнулся тяжелым мешком, и если бы чуть пораньше, то стражник рухнул бы и вряд ли бы выжил. Но в тот самый миг, когда прачечник поднял руку, его череп расколола дубина, а в шею вонзилась стрела.

И ремесленник рухнул замертво.

В засаде сидело с десяток стражей, и все они собрались вокруг трупа, который принялся обыскивать сам начальник.

— Странное дело… А предупреждали, что этот ворюга опасен. И хорошо вооружен.

— А что у него в мешке?

Начальник развязал узел и высыпал содержимое на землю.

— Камни… И больше ничего.

— Ну, умеючи таким мешком тоже можно дел наворотить. Тяжелый мешок — оружие грозное. Значит, у нас была причина обороняться.

Не выказывая ни малейшей заинтересованности, Мехи выслушал доклад: в пальмовой рощице, к северу от Фив, убит некий злоумышленник. Стражи порядка действовали в полном соответствии с законом, однако остановленный ими человек вел себя столь воинственно, что они были вынуждены применить оружие для самозащиты.

Расследование установило, что погибший был прачечником и зарабатывал на жизнь стиркой белья насельников Места Истины. Никаким авторитетом у своих товарищей он не пользовался; во всяком случае, никто из них доброго слова о нем не сказал. Более того, знавшие его помощники показали, что им случалось подозревать покойного в мелких кражах, а некоторые другие прачечники вспоминали его спесь и задиристость.

Начальник Собек подтвердил достоверность всех этих свидетельств, и дело было закрыто, оставалось лишь списать его в архив.

Мехи уже не удивлялся своему везению: безусловно, удача не переставала к нему благоволить; но разве не сам он придумывал правильные шаги и предпринимал их именно тогда, когда это было уместно. Чего ж дивиться, что его начинания приносят плоды. То есть укрепляют его положение. Что же до прачечника, то тот вел себя невероятно глупо и потому, конечно, сам виноват. А коли стукач исчез, то и Дактаир ему более не нужен, и командующий сам придумает, как воспользоваться предоставленными обоими сведениями.

Главное, не допускать опрометчивых поступков, и это ему, кажется, как будто бы удавалось. Однако на этот раз стражу использовать не получится. И потому Мехи обратился к собственной супруге:

— Послушай, Серкета, я тебе сейчас расскажу, как выглядит один человек, и ты должна будешь узнать его на пароме, том, что приходит с западного берега. Потом ты пойдешь за ним до той двери, в которую он войдет. Поняла?

— Но каждый день пристает столько паромов!

— Будешь смотреть только за утренними.

— Ты же знаешь, милый, что я терпеть не могу вставать рано!

— Тебе трудно сделать для меня такую мелочь? А, Серкета?

— А если эта докука растянется на месяцы?

— Пойми, голубка моя, это такое важное дело, что доверить его больше некому. Если не ты, то кто?

— А что мне за это будет?

— Новое ожерелье!

— Да не отказалась бы… Старые украшения уж надоели. Говорят, в Мемфисе есть один золотых дел мастер, потрясающие ожерелья с бирюзой делает, Только у него заказов… И очередь к нему огромная.

— Не беспокойся. Пусть очередь тебя не смущает.

На восемнадцатый день слежки Серкета опознала того мастерового: он прибыл на втором утреннем пароме.

А уж увязаться за ним и дойти до склада, в котором громоздилась мебель самого разного качества, труда не составило. Довольная собой Серкета то и дело проводила пальцем по шее, на которой скоро появится необычайное бирюзовое ожерелье.

69

Зайдя в чертежную мастерскую, соседствующую с залом собраний правой артели, Панеб неожиданно для себя увидел там Нефера Молчуна и Гау Точного. Оба разглядывали папирус, называвшийся «Образец исчислений для познания действительного и постижения неясного».

— Взглянуть можно?

— Зодчий миров упорядочил начала жизни стройно и соразмерно, — ответил Гау, — и потому мир наш не что иное, как игра чисел. В числах заключена энергия и сила, помни об этом, и тогда мысль твоя никогда не будет косной. Учение наше основано на понятии о Единице: Единое развертывается, умножается и возвращается к себе. Искусство рисунка заключается в том, чтобы показать присутствие единства и целостности во всем сущем.

— Твое тело, к примеру, существует потому, что оно есть совокупность соразмерностей, или, как мы говорим, пропорций, — заметил Нефер. — И потому тебе нужна эта наука, чтобы рука твоя стала умной. Но не стоит упражняться в геометрии ради геометрии или заниматься математическими вычислениями ради самой математики; уклоняющиеся в эту сторону попадают в ловушку бесплодного знания.