Читаем без скачивания Холодные игры - Наталья Майорова

На губах инженера пузырилась кровь. Он пришел в себя всего на мгновение, отчетливо сказал: «Все тебе… Вера моя…» – и умер. Я разрыдалась. Каденька грызла платок и выплевывала клочки.

Внезапно Надя, дикая и прекрасная, как лесная кошка, выскочила из саней, вспрыгнула на перила и закричала в толпу резким пронзительным голосом (напомнившим мне голос матери):

– Иван Парфенович умер! Матвей Александрович убит! Вера вот-вот ребенка потеряет! ВЫ – ЛЮДИ ЛИ?!! ВЫ ЭТОГО ХОТЕЛИ?!!

Рабочие явно были потрясены произошедшим. Толпяной угар гас в их глазах, каждый силился понять, как же это все получилось. Задние ряды потихоньку расходились.

Откуда-то в толпе образовалась Машенька Гордеева. Рабочие от нее пятились, как от привидения, и вокруг гордеевских саней сразу стало пусто. Увидев отца неживым, Машенька не стала голосить (я, честно, этого опасалась, боялась, что у самой нервы не выдержат), а просто замертво повалилась рядом. Я попросила все того же Мефодия уложить ее рядом с Верой, но тут прибежал Дубравин, который гонялся за Никанором, но не догнал (или не сказал об этом), и принялся вокруг Машеньки хлопотать. Я вздохнула с облегчением и пошла к Вере.

Спустя еще короткое время в поселок вошла казачья сотня из Большого Сорокина.

Все, прости, более не могу. Остальное – потом.

Засим остаюсь любящая тебя неизменно

Софи Домогатская

Глава 23,

в которой Любочка Златовратская находит применение старому погребу, а Сержу Дубравину оставляют надежду

Вернувшаяся от подружки Любочка с удивлением обнаружила пустой дом, отсутствие Светланы и обеда, а также запертого в кабинете отца. Будучи, как и все женщины Златовратские, человеком действия, Любочка отложила размышления на потом, когда соберет побольше сведений, а пока сходила в сарай, взяла лом и стамеску и не сразу, но довольно скоро сломала французский дверной замок. Господин Златовратский вылетел из кабинета в распахнутом халате и был похож на петуха, самым случайным образом избежавшего суповой кастрюли.

– Боже, папа, что с тобой случилось? – спросила Любочка. – И где все?

– Твоя мать… Каденька… Они уехали… А я… – неразборчиво сказал Левонтий Макарович.

– Но кто тебя запер? – продолжала допытываться Любочка.

– Твоя мать ни во что меня не ставит! – патетически заявил наконец Златовратский. Видимо, все время заточения он думал только об этом.

– А ты не знал, что ли? – наивно поинтересовалась Любочка.

Златовратский застонал, потом с горечью пробормотал сквозь зубы: «Errare humanum est…» – и куда-то убежал.

Любочка пожала плечами и пошла варить себе кашу, так как отказалась от обеда у подружки и была голодна. В отсутствие Светланы, которая строго соблюдала пост и заставляла поститься хозяев, Любочка рассчитывала положить в кашу мяса и масла. Как и все Златовратские, Любочка изо всей еды предпочитала мясное, яйца и кофе. К идее очищения через пост она была равнодушна, хотя, в отличие от старших сестер и матери, любила ходить в церковь на праздничные службы и слушать певчих.

Плотно поев, девушка уютно устроилась с ногами в своем любимом кресле и развернула Аглаин журнал с вышивками. Пробравшийся в дом кот залез к ней на колени и принялся зализывать свежие царапины, полученные в последнем бою. Когда начало темнеть, Любочка зажгла лампу. Лампа чуть слышно сипела. Иногда Любочка задремывала, при этом роняла голову на грудь и вытягивала ноги. Коту становилось неудобно, он вытягивал лапу, пускал коготки и будил девушку.

Внезапно кот зашипел, изогнул спину, спрыгнул с Любочкиных коленей и скрылся под столом. В дверь решительно постучались, и сразу вслед за стуком вошел человек. Любочка вскочила и стояла, опустив руки и ошалело моргая глазами. В какой-то момент ей показалось, что ей снится сон.

– Это… в-вы? – дрожащим голосом спросила она.

Николаша бесшумно приблизился и внезапно мягко и грациозно опустился на одно колено.

– Да, это я, но, более того, сейчас в ваших руках жизнь моя. Я доверяюсь вам и надеюсь, что вы доверия моего не обманете…

– Никогда! – испуганно и восторженно прошептала Любочка, круглыми глазами глядя на коленопреклоненного Николашу. – Вы же знаете, я для вас…

– Мне нужно укрыться. От всех, от всех. День, два, три – не знаю… После я вас покину, но клянусь – никогда, никогда я не позабуду вашей услуги… и вас, о моя прекрасная богиня…

– Николай Викентьевич, – Любочка немного опомнилась и чопорно поджала губы, – нынче я – богиня… Ладно… Но вы ведь Машеньке замуж предлагали, я верно слышала…

– То голый был расчет, к тому же неудавшийся, – горько признался Николаша. – Ни грана моих чувств, верьте, не было в этом предложении…

Любочка, поверив, кивнула.

– Но что же теперь случилось? – требовательно сказала она. – Я вам всем помогу, в этом у вас сомнений быть не может. Но вы расскажите мне сейчас всю правду.

– Извольте. – Николаша сменил позу и сел на полу, обхватив руками высокие колени. Кот зашипел на него из-под бахромы, свешивающейся со стола. – Для начала надобно вам узнать, что я – великий грешник. Грех мой состоит в первую очередь в том, что мне не под силу более жить в этом тусклом, пропахшем навозом и самоедским табаком городишке. Я хотел уехать отсюда в большой мир, где светятся огни, вздыхает теплое море, где человеческие страсти кипят и пузырятся, как поверхность озера во время проливного дождя. Я мечтал об этом много лет… но… Деньги! Вот двигатель всей жизни. Я мог их иметь, лишь оставаясь всю жизнь специалистом по извозу, как мой приемный отец. Но я не хотел этого! И тогда маман предложила мне план… О, это был совсем неплохой план – потому что моя маман удивительно умная женщина, самая умная из всех, кого я когда-либо встречал, – но он подразумевал две совершенно не устраивающие меня вещи. Первое – отъезда нужно было опять ждать, ждать, ждать; и второе: в благодарность за помощь я должен был увезти с собой маман и бог знает сколько лет терпеть ее указания и нравоучения. Ни то ни другое не было мне нужно. Тогда я придумал свой план. Быстрый и, как мне казалось, гораздо более изящный, потому что он полностью базировался на чужом честолюбии и обманутых надеждах. Он не удался в первую очередь потому, что люди крайне любопытны и совершенно невозможно болтливы. Если бы все умели держать язык за зубами, о, насколько прекраснее был бы теперь наш мир… Разумеется, моя богиня, к вам это совершенно не относится! – Николаша почтительно взял Любочкину руку в свои и осторожно поцеловал ладонь. Любочка вздрогнула всем телом, как будто губы молодого человека были раскалены. – Теперь вы знаете почти все. На прииске был бунт. Убили инженера Печиногу и, кажется, еще кого-то. Я тут ни при чем, а инженера мне искренне жаль, но… Боюсь, что полиция не будет особенно разбираться и во всем обвинят именно меня. Маша и Петя Гордеевы из оскорбленных чувств постараются облить меня грязью. Не верьте им. У Пети самого рыльце в пушку, а Маша… ну что взять с обездоленной, озлобленной хромоножки!