Читаем без скачивания Сулла - Антон Короленков

Казалось бы, можно вздохнуть свободно — страшный старик, не думавший ни о чем, кроме мести, умер. Террор прекратился. Бесчинствовавших бардиеев по приказу Цинны окружили отряды Сертория — того самого, которому Сулла помешал стать плебейским трибуном — и без жалости перебили (Плутарх. Марий. 44.10; Серторий. 5.7; Аппиан. ГВ. I. 74. 344–345; Орозий. V. 19. 24).

Однако смерть Мария означала почти неминуемый разгром врагов Суллы, которых условно называют марианцами или циннанцами. Никто из их лидеров не мог на равных противостоять Сулле, и изза отсутствия не только военных талантов (таковые, возможно, были, однако не проявились), но и должного авторитета. Но это станет ясно лишь четыре года спустя.

На похоронах Мария произошел крайне неприятный инцидент — Гай Флавий Фимбрия ранил Квинта Муция Сцеволу Понтифика, а потом грозился вызвать его в суд за то, что почтенный консуляр не принял меч всем телом (гладиаторский термин!) (Цицерон. За Росция. 33). Дело, повидимому, удалось замять; почему «мальчишке» Фимбрии сошло с рук такое деяние, остается лишь догадываться — ведь присутствие в Риме такого уважаемого человека, как Сцевола, как бы легитимизировало режим,[1014] и подобные выходки могли обойтись марианцам недешево.

Хотя репрессии в начале 86 года прекратились, коекто из нобилей предпочел уехать к Сулле[1015] — Гай Антоний, Луций Манлий, Мунаций Планк, а также, возможно, Марк Теренций Варрон Лукулл, Марк Юний Силан, Гней Корнелий Долабелла, Публий Сервилий Ватия,[1016] Квинт Лутаций Катул — сын консула 102 года.[1017] Но многие предпочли отбыть в другие края: Метелл Пий — в Африку, Марк Красе (будущий триумвир) — в Испанию, Марк Цецилий Корнут — в Галлию.[1018] В любом случае, когда Беллей Патеркул утверждал, будто Рим покинули большинство нобилей, он явно ошибался.[1019] В Риме остались такие уважаемые люди, как Квинт Муций Сцевола (несмотря на покушение Фимбрии), Квинт Марций Филипп, Марк Перперна, Луций Валерий Флакк. Невзирая на резню, учиненную марианцами, отношение к Сулле лучше не стало, и вряд ли его в тот момент всерьез считали защитником дела знати.[1020] Все жаждали покоя, и циннанский режим его обеспечивал. Мирились даже с тем, что Цинна, подобно Марию, избирался в консулы год за годом — с 8бго по 84й.

На место умершего Мария был избран Луций Валерий Флакк — родственник коллеги Мария по консулату 100 года, впоследствии принцепса сената. Именно он провел закон, призванный смягчить остроту долгового вопроса: разрешалось избавиться от долга, заплатив его четверть, причем не серебром, а медью (Саллюстий. О заговоре Катилины. 33.2). Беллей Патеркул назвал этот закон «позорнейшим» (II. 23. 2), отражая, очевидно, мнение финансистов. Другие же отзывались о нем благосклонно, считая его заботой о плебсе (Саллюстий. О заговоре Катилины. 33.2). К тому же он позволил государству выплатить значительную часть своих долгов (Цицерон. За Фонтея. 1). Хотя эта мера была достаточно суровой и вызвала возмущение кредиторов, она позволила хоть както сдвинуть долговой вопрос с мертвой точки. Конечно, финансисты получили лишь малую долю того, на что претендовали. Но, вопервых, они и без того достаточно наживались на ростовщических операциях, а вовторых, получили хоть чтото, тогда как прежде им не платили ничего.[1021]

В то же время Цинна и его соратники взяли курс на стабилизацию денежного обращения, которое было дезорганизовано изза массы недоброкачественных монет. Вскоре после установления нового режима заведовавшие чеканкой Луций и Гай Меммии наладили выпуск полноценной монеты.[1022] Кроме того, претор Марк Марий Гратидиан в 86 или 85 году издал эдикт о введении твердого курса денежного обращения, за что благодарные сограждане установили на многих улицах Рима его статуи, перед которыми жгли восковые светильники (Цицерон. Об обязанностях. III. 80; Плиний Старший. XXXIII. 132; XXXIV. 27; Сенека. О гневе. III. 18). Этот эдикт предотвращал дальнейшую девальвацию, что служило известной компенсацией финансистам за закон Валерия Флакка. Но он был выгоден и простым людям, которые получали жалованье в звонкой монете, — солдатам, наемным рабочим и т. д.[1023] Этим, очевидно, и объясняется чрезвычайная популярность Мария Гратидиана в Риме. Впоследствии, однако, он дорого заплатит за свой эдикт.

Еще одной проблемой, стоявшей перед новым режимом, были отношения с италийскими союзниками. Цинна добился их поддержки в обмен на обещание распределить их по 35 трибам, в результате чего они получили бы преобладание над «старыми» гражданами за счет численности. Настало время выполнять обязательства. Многие историки считали, что марианцы не спешили с этим, ибо число cives novi росло медленно, да и право голосования они получили лишь в 84 году.[1024] К тому же цензорами, которые должны были вносить новых граждан в списки, были Марк Перперна и Луций Марций Филипп. А Филипп, как известно, еще недавно яростно выступал против Друза с его планами даровать civitas Romana италийцам, и от него энтузиазма в таком деле ожидать не приходилось.[1025] Но косвенные данные позволяют заключить, что новый режим все же сдержал слово.[1026] Другое дело, что союзники на тот момент могли уже ожидать большего — введения своих представителей в сенат и даже избрания на высшие должности. Но здесь мы вступаем уже в область гипотез.

Новый режим подчеркивал единение Рима и Италии, а также наступление эры процветания. На монетах того времени мы видим похищение сабинянок — напоминание о слиянии римлян и сабинян; Януса — бога «иммигранта», покровителя иноземцев; Феронию — сабинскую богиню свободы; Тита Тация, сабинского царя и соправителя Ромула — пример того, что и чужеземцы могут добиться в Риме высокого положения; четвертого римского царя Анка Марция, который, согласно легенде, даровал римское гражданство многим латинам; Викторию — олицетворение мира и согласия; Аполлона, воплощавшего в глазах италийцев мир, безопасность и культуру; Вакха, которого чеканили на своих монетах повстанцы во время Союзнической войны.[1027]

Самой трудной проблемой для нового правительства был Сулла. Руководители режима понимали, что нельзя дать ему самостоятельно победить Митридата — он вернется в Италию как спаситель отечества, тогда как циннанцам будет нечем подтвердить свое умение защищать Рим. Но чем кончилась экспедиция Валерия Флакка, мы уже знаем. Теперь удар обрушился на его, с позволения сказать, «преемника», Фимбрию — как говорили древние, недолго удерживается власть, добытая преступлением (Курций Руф. X. 1. 6). Сулла подступил к Фиатирам, где стояло войско неприятелейримлян, и расположился в двух стадиях от него. Он потребовал от марианского полководца передать ему армию, которой он командует не по закону. Фимбрия не остался в долгу и с издевкой отвечал, что Сулла тоже командует не по закону. Воины Суллы стали окружать рвом лагерь фимбрианцев, которые начали перебегать на их сторону.[1028] Фимбрия созвал сходку и убеждал воинов не покидать его, но те заявили, что не будут воевать с согражданами, после чего он, как уверяет Аппиан, бросился им в ноги, чем вызвал еще большее отвращение.