Читаем без скачивания Герой должен быть один - Генри Олди

– Нет.

– У меня был отец! И еще… еще у меня был брат! Он стоял с камнем в руках, давая мне подняться с земли! Вы слышите?! У меня был брат!..

– Нет, – отрезал двойник, и согласно кивнул старый мальчишка. – Если ты жертва, значит, у тебя не было брата, потому что жертва всегда одинока. Жертвы не поднимаются с земли – поэтому им не нужен брат.

Геракл встал.

Он стоял на краю дымящейся пропасти, набычившись и сжимая кулаки; и туман, навевающий грезы о будущем, расступился и попятился в страхе перед ожившим будущим, грозно стоящим на самом краю прошлого.

– Я убью тебя, – бросил Геракл двойнику. – Уходи, или я убью тебя.

– Меня? – удивился тот. – Ты убьешь меня? Но ведь ты уже сделал это, когда убил себя! Помнишь: «Я – это ты!»

– Я – это ты? – боль была совершенно непереносимой. – Это правда?

– Это правда, – вместо двойника ответил мальчишка-отец. – Если ты не вспомнишь, что это правда – значит, все жертвы были напрасны. Все – и те, что приносили тебе, и те, что приносил ты… и ты сам – потому что ты будешь доживать свой срок сыном Зевса, жертвой, не имевшей настоящего отца и настоящего брата. Олимп, Тартар, Одержимые – если ты сидишь на том краю, лелея свое безумие, значит, ОНИ были правы, принося человека в жертву своим прихотям. Твой прадед Персей убил Медузу…

– По велению богов!

– Нет! Просто он больше не мог видеть мраморные статуи вместо живых людей! А я отгонял Тевмесскую чудо-лисицу не от полей Креонта, будь они прокляты! – я боялся смотреть в глаза матерям тех юношей, которых ежемесячно приносили в жертву, ублаготворяя Зверя! И тебя я не для того назвал Алкидом, то есть Сильным, чтобы ты упивался беспамятством и страданием в кругу теней!

– У меня есть имя?!

– Да. У тебя есть имя. Прыгай, Алкид!

И он бросил себя через расщелину.

…навстречу рукам, протянутым к нему.

…навстречу памяти, принимая ее в себя, как принимают копье в исступлении боя – как можно глубже, с рычанием нанизываясь на древко, чтобы дотянуться до врага за полмгновения до смерти.

…навстречу отцу и брату.

…навстречу скверне, от которой не в силах очистить никто чужой; даже бог, даже беспамятство.

…навстречу судьбе, Ананке-Неотвратимости, которую не выбирают; которую не выбирают разучившиеся выбирать.

…через пахнущий плесенью туман.

…и встал на том краю.

– Жизнь начинается заново? – спросил Алкид, тяжело дыша. – Скажите – да; и я вам не поверю.

– Нет, – ответил Амфитрион, снизу вверх глядя на сына. – Жизнь продолжается, и не всегда это подарок. Я это знаю лучше других.

– Мы вернемся в Фивы? – спросил Алкид, сдвигая брови. – Скажите – да; и я с вами не поеду.

– Нет, – ответил Ификл, обнимая брата за плечи. – Мы едем в Микены, к Эврисфею Сфенелиду, нашему двоюродному дяде и ровеснику. А потом – в Тиринф, где и будем ждать приказаний. Зевс назначил нам десять лет очищения на службе у этого недоношенного владыки всех Персеидов – ну что ж, это немного… Десять лет за пятерых детей – по два года за каждого!.. извини, брат, я в последнее время разучился шутить. Это бывает, когда вокруг слишком много героев, как на «Арго»!

– Да, Ификл. Десять лет – очень малый срок. Ничтожно малый для очищения – очищения Эллады от скверны человеческих жертвоприношений! Но я… но мы постараемся. Мы очень постараемся. Правда?

– Правда, Алкид. Мы очень постараемся. Ведь нам будет легче, чем другим героям – герой должен быть один, а нас все-таки трое… если не считать Пустышки.

– И Хирона.

– И Хирона. Пошли отсюда, Алкид! Тут есть обходная тропа, а Гермий обещал ждать нас снаружи.

– Пошли. Только… как же клятва, данная мною под Орхоменом?

– Я освобождаю тебя от нее, – чуть заметно усмехнулся Амфитрион. – Ведь ты клялся отцом? Я рад, Алкид, что к тебе вернулась память, но в дальнейшем воздержись от клятв, хорошо? Или клянись так, как это делает Автолик – заранее зная безопасный способ нарушить клятву! Неужели ты научился у Автолика лишь ломать чужие шеи?

– Нет, отец. Я еще научился у него не ломать свою. Проверим?

– Проверим. Вот немного подрасту, сынок, и проверим.

– И не один раз, – оглядываясь на дымящуюся расщелину, добавил Ификл.

Похоже, плавая с аргонавтами, он действительно разучился шутить.

На рассвете Геракл отправился в Микены.

ЭКСОД[42]

«…еще до того, как Амфитрион прибыл в Фивы, Зевс, приняв его облик, пришел ночью (превратив одну ночь в три) к Алкмене и разделил с нею ложе. Амфитрион же, прибыв к жене, заметил, что жена не проявляет к нему пылкой любви и спросил ее о причине этого. Та ответила, что он уже разделял с ней ложе, и Амфитрион, обратившись к прорицателю Тиресию, узнал о близости Зевса с Алкменой.

Алкмена же родила двух сыновей (согласно IХ Пифийской оде Пиндара – близнецов): Зевсу она родила Геракла, который был старше на одну ночь, Амфитриону же Ификла. Когда маленькому Гераклу было восемь месяцев, Гера подослала двух огромных змей к его ложу, желая погубить дитя. Но Геракл, поднявшись с ложа, задушил змей обеими руками. Ферекид же сообщает, что сам Амфитрион, желая узнать, который из мальчиков является его сыном, впустил в их постель этих змей; когда Ификл убежал, а Геракл вступил в борьбу с ними, Амфитрион таким образом узнал, что Ификл – его сын.

Геракл учился управлять колесницей у Амфитриона, борьбе – у Автолика, стрельбе из лука – у Эврита, сражаться в полном вооружении – у Кастора, пению и игре на кифаре – у Лина, брата Орфея. Лин погиб от удара, который нанес ему Геракл, разгневавшись за то, что Лин побил его. На суде по обвинению в убийстве Геракл прочел закон Радаманта, гласивший, что, кто ответит ударом на несправедливый удар, не подлежит наказанию; и был таким образом освобожден от ответственности.

Амфитрион же из боязни повторения чего-либо подобного сослал его на Киферон к пастухам, где он и рос. С первого взгляда можно было сказать о нем, что он сын Зевса. Восемнадцати лет, все еще оставаясь среди пастухов, он убил Киферонского льва, который пожирал коров Амфитриона и Теспия. Перед охотой на льва Теспий радушно принимал Геракла в своем городе и каждую ночь подсылал к нему на ложе одну из своих дочерей (а всего их было у Теспия пятьдесят), которых родила Теспию Мегамеда, дочь Арнея. Геракл же, полагая, что с ним каждую ночь спит одна и та же, сошелся таким образом со всеми. Убив льва, он надел на себя его шкуру, а пастью пользовался, как шлемом.

Когда он шел обратно, закончив охоту, ему повстречались посланные Эргином глашатаи, которые должны были получить с фиванцев дань. Геракл жестоко с ними расправился: отрубил носы, уши и руки, повесил все это им на шеи и приказал отнести Эргину, как дань.