Читаем без скачивания Мерси, камарад! - Гюнтер Хофе

Рорбек провел ладонью по глазам и задумался. Сбросив оцепенение, он осторожно сложил письмо, сунул его в карман и, тяжело вздохнув, посмотрел на карту, которая лежала перед ним. На ней явственно обозначился мешок, который начинался у Аржантана, далее от Ле-Бур-Сен-Леонара охватывал Шамбуа, заболоченную долину Див, Тру, затем кривая поворачивала на запад, охватив дорогу, которая вела в Фалез. С запада и юга мешок подпирали американские войска, с севера и востока — канадские и английские. На сравнительно небольшом участке местности находились десять дивизий вермахта и семь дивизий войск СС, а также остатки различных частей и подразделений. И все эти части и соединения пытались вырваться из мешка.

«И все хотят захватить как можно больше трофеев. Бои в Нормандии продолжаются семьдесят пять суток, а они хотят трофеев, хотя весь этот хлам никуда не годен, это же металлолом».

Он огляделся. Термометр показывал тридцать градусов жары, а в Сталинграде было тридцать градусов холода и страшные снежные бураны.

Зазвонил телефон. Звонили с НП 5-й батареи, где у стереотрубы сидел обер-лейтенант Нойман.

Ефрейтор-телефонист побледнел как полотно и как-то беспомощно зашевелил губами:

— Так точно, понял. Танки. Прорвались танки противника… Алло!

Альтдерфер сразу же зашевелился?

— Спросите же наконец, сколько танков прорвалось?

Ефрейтор задал вопрос, а потом механически повторил услышанное:

— По меньшей мере десятка два.

Альтдерфер взял телефонную трубку и прокричал в нее:

— Нойман, во что бы то ни стало удерживайте позиции! Смешно сдать их из-за каких-то нескольких танков. В каком направлении… Алло… Алло! — Он прокрутил ручку. — Берта-пять, вы меня слышите?! Алло, Нойман! — И он снова покрутил ручку индуктора. — Линия молчит. — Альтдерфер оглянулся.

Ефрейтор Кубица не спеша встал. За стенами дома рвались снаряды, поднимая в воздух фонтаны земли.

— Ну чего вы ждете?

Кубица взял контрольный аппарат, нахлобучил на голову каску и, прежде чем выйти, смерил капитана оценивающим взглядом с головы до ног.

«Я при таком огне не послал бы его искать повреждение», — подумал Тиль, глядя на ефрейтора, который, пропустив провод через руку, исчез в ближайшей воронке.

Альтдерфер протянул Рорбеку бланк с донесением. Рорбек настроил рацию на волну штаба полка и отстукал ключом? «На участке Берта-пять прорвались танки противника — до двадцати машин. В настоящее время связь с ней прервана». И, перестроившись на волну 4-й батареи, передал: «Подготовиться к смене огневых позиций. Передки подогнать к орудиям!» Затем он стал вызывать 6-ю батарею, командиром которой был Генгенбах.

В этот момент мощный взрыв потряс все вокруг. Со стен посыпалась штукатурка и осколки кирпича. Однако массивные балки перекрытия все же выдержали натиск и не обвалились.

Находившиеся на НП бросились по углам. У всех была одна и та же мысль: «Танки противника прорвались! Может, это только разведка перед крупным наступлением? Или противник хочет этими танками уничтожить нас? Между При и Шамбуа еще должен быть узкий выход из этого мешка. А мы сидим тут…»

Новый огневой налет был таким, что в саду закачались деревья.

Тиль не спускал глаз с командира, видел, как он вцепился в телефонную трубку. Он смотрел на него и думал о том, как ненавистна ему его веснушчатая физиономия, особенно после февраля. А как подло он себя вел по отношению к Мартине и Рорбеку! Да и сейчас он, видимо, подложит какую-нибудь свинью Генгенбаху.

Радиотехник сдвинул один наушник и тихо сказал, обращаясь к Тилю:

— Штаб полка не обстреливают, так что им на нас наплевать.

Альтдерфер, как ни прислушивался, все равно не разобрал, что сказал Рорбек.

— Все ждут приказа на отход! — Рорбек был бледен, и его лицо было похоже на лицо призрака.

Обер-лейтенант Эйзельт тоже был бледен. Его взгляд остановился на двери. Он подумал о том, что за толстой каменной стеной в саду он чувствовал бы себя в большей безопасности, чем в стенах этого дома. Его черные волосы были мокрыми от пота, в глазах застыло выражение ужаса.

«Место, где мы сейчас находимся, никому не известно, — думал Рорбек. — Для кого-то из нас оно станет могилой. Только напрасно родственники убитых будут искать его на школьных картах, когда получат официальное сообщение о гибели. Нужно поскорее выбраться отсюда, пока «кромвели» не раздавили нас своими гусеницами. Пройдет немного времени, и мешок окажется затянутым».

Зарядные передки взвода связи стояли за особняком, метрах в двухстах от сельской церкви, куда снаряды почти не падали.

— Лейтенант Тиль!

— Да, господин капитан…

— Идите к машинам и передайте, чтобы запускали моторы. Сейчас будем грузить радиоаппаратуру!

«Если удастся живым добраться до машин, — думал лейтенант, — значит, вообще можно выжить. — Застегнув портупею, он надел фуражку и взял в руки планшет. — Неужели впереди нас еще есть пехотные подразделения?»

Дом загорелся от попадания снаряда, запахло дымом. Тиль прыжком подскочил к двери и, дернув за ручку, выскочил во двор. Всей грудью вдохнул свежий воздух. Оглянулся и увидел, что вслед за ним бегут Эйзельт и Рорбек. Он побежал через огород. Дом горел, земля продолжала содрогаться от артиллерийских разрывов.

Мимо Тиля пробежали Эйзельт и Рорбек, направляясь к церкви.

У Тиля было такое ощущение, будто сердце у него перестало биться. Он словно видел себя в кадрах фильма, видел, как медленно привалился к каменному забору, затем упал на землю и начал ждать, мучительно ждать, когда же настанет последняя минута…

— Беги, Хинрих! — крикнул Эйзельт, высовываясь из полуоткрытого окошка церкви.

Услышав этот крик, Тиль с трудом поднялся и поплелся к церкви, не слыша истошного рева коровы, которую ранило осколком. «Интересно, что скажет Альтдерфер, когда узнает, что Эйзельт и Рорбек самовольно покинули КП, если, конечно, он об этом когда-нибудь узнает, — думал Тиль. — А может быть, командир сам послал их к машинам, чтобы поскорее подготовиться к смене огневых позиций?»

Тиль прошмыгнул внутрь церкви, в которой царил приятный полумрак. В одной из стен зияла рваная дыра от снаряда. На скамейках разложены молитвенники, как будто вот-вот сюда войдут прихожане и начнется служба.

Под сапогами хрустели осколки цветного стекла. По спине Тиля пополз неприятный холодок.

Эйзельт, словно побежденный боксер, которого спас от поражения гонг судьи, бессильно опустился на скамью органиста. Потом он небрежно тронул несколько регистров, словно каждый день только этим и занимался. Руки сами начали играть, выражая в звуках органа то, что у него было на душе.