Читаем без скачивания Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2) - Уильям Теккерей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мнению Ф. В., полковника больше всего угнетала мысль о том, что многие далеко не богатые его друзья вложили по его совету деньги в это злосчастное предприятие. Мог ли он взять деньги Джей Джея после того, как сам убедил старика Ридли приобрести акций Бунделкундского банка на двести фунтов стерлингов! Господи, да он лучше пошел бы со всей семьей по миру, чем взял бы у них хоть фартинг! А сколько яростных упреков услышал он, к примеру, от миссис Маккензи; от ее разгневанного зятя из Массельборо, мужа Джози, от члена Королевской Академии мистера Сми и от нескольких знакомых офицеров, служивших с ним в Индии, - ведь они по его милости вошли в это предприятие. Томас Ньюком сносил эти нападки с удивительной кротостью, как о том рассказывал мне его верный Ф. Б., пытавшийся излить свои чувства в громкой речи, сопровождаемой божбой. Но особенно полковника растрогало письмо, пришедшее в те поры из Индии от Ханимена, который сообщал, что он здрав и благополучен, слыхал, разумеется, о беде, постигшей его благодетеля, и вот шлет денежный перевод, каковой, с соизволения божия, надеется, будет поступать ежегодно в зачет его долга полковнику, а также добрейшей сестрице в Брайтоне. - Старик был совершенно потрясен этим письмом, - рассказывал Ф. Б., - как держал его в руках, так и выронил вместе с чеком. А потом сложил он руки и голову на грудь опустил. "Благодарю тебя, всемогущий господи!.." говорит, а сам весь дрожит. И в тот же вечер отослал чек по почте мисс Ханимен, сэр, ничего себе не оставил! Взял это он меня под руку, и отправились мы с ним в кофейню Тома; там он впервые за много дней пообедал и выпил две рюмки портвейна, а платил Ф. Б., сэр, да чего бы он только не отдал за нашего милого старика!
В понедельник утром в конторе Бунделкундского банка на Лотбери-стрит уже не открылись ставни, и она пребывала в сем унылом состоянии до того дня, когда перешла в руки иных, будем надеяться, более удачливых дельцов. Еще, в субботу из Индии прибыли векселя и были опротестованы в Сити. Миссис Рози и полковая дама надумали в тот вечер посетить театр, и доблестный капитан Гоби согласился пожертвовать развлечениями своего клуба, дабы сопровождать своих приятельниц. Никто из них не знал о происходящем в Сити и не искал иной причины для уныния Клайва и замкнутости его родителя, кроме обычных домашних неурядиц. Клайв в тот день не ходил в Сити. Он провел его, как обычно, в своей мастерской, чем навлек на себя недовольство жены, но зато избавился от казарменного юмора своей тещи. Отобедали они рано, чтобы вовремя поспеть в театр. Гоби развлекал дам последними остротами, слышанными в курительной "Стяга" и, в свою очередь, с интересом внимал ослепительным планам, которые Рози и ее маменька строили относительно будущего сезона. Миссис Клайв затеяла дать бал - и чтобы непременно костюмированный! - вроде того, что на прошлой неделе описали в "Пэл-Мэл" с ссылкой на газету под смешным названием "Бенгал Хуркару" - его устроил в Калькутте тот магнат, ну, помните, глава нашей индийской компании.
- Нам необходимо тоже дать бал, - говорит миссис Маккензи. - Этого ждет от нас общество!
- Ну разумеется, - отозвался капитан Гоби, а сам принялся размышлять о том, как он приведет с собой весь цвет своего клуба, и эти молодцы в парадных мундирах будут танцевать с прелестной миссис Клайв Ньюком.
После обеда - наши дамы не знали, что это их последний обед в этом роскошном особняке, - они удалились к себе, чтобы напоследок поцеловать малютку и еще раз оглядеть себя в зеркало: ведь они собирались очаровать весь партер и ложи театра "Олимпик". Воспользовавшись этим кратким отпуском, капитан Гоби отдал должное стоявшей перед ним бутылке кларета - он тоже не помышлял, что больше не пить ему в этом доме, - а Клайв сидел и смотрел на него с тем молчаливым безучастием, с каким последнее время относился ко всему окружающему. Тут доложили, что экипаж подан; дамы сошли вниз - обе в нарядных ротондах (Гоби готов был поклясться, что полковая дама, ей-богу, так же молода и привлекательна, как ее дочь), - и входная дверь отворилась, чтобы пропустить отъезжающих на улицу. Но когда они уже собирались сесть в экипаж, к дому подкатила наемная карета, в окне которой они увидели встревоженное лицо Томаса Ньюкома. Полковник вышел из кареты - его собственный кучер подал назад, чтобы пропустить хозяина, - и вот все они повстречались на ступеньках крыльца.
- Ах да, я забыл: вы сегодня в театр!.. - бросил полковник.
- Ну конечно же, папочка, мы спешим в театр! - воскликнула малютка Рози, игриво хлопнув его ручкой.
- По-моему, вам лучше остаться дома, - промолвил строго полковник Ньюком.
- Но девочка так настроилась ехать - возможно ли ее огорчать, особенно в ее нынешнем положении! - вскричала полковая дама, тряхнув головой.
Полковник вместо ответа приказал кучеру вести лошадей на конюшню и там дожидаться дальнейших распоряжений; затем, обратившись к гостю, он выразил сожаление о том, что нынче их поездка в театр не состоится, поскольку ему надобно сообщить домочадцам одно очень важное известие. При этих словах неунывающий капитан, сообразив, что его дальнейшее пребывание здесь нежелательно, кликнул кебмена, уже собиравшегося отъехать, и тот, преотлично знавший и названный клуб, и его завсегдатаев, с радостью повез туда нашего жуира догуливать вечер.
- Значит, все, папа? - спросил Клайв, всматриваясь в лицо отца и догадываясь о случившемся.
Старик стиснул протянутую ему сыном руку.
- Вернемся в столовую, - сказал он.
Они вошли в столовую, и полковник налил себе рюмку вина из бутылки, все еще стоявшей посреди неубранного десерта. Он отослал дворецкого, медлившего с уходом, чтобы, мог узнать: подавать ли барину обедать. Когда же слуга удалился, полковник Ньюком допил свой херес и отломил кусочек печенья. Полковая дама всем своим видом выражала одновременно негодование и изумление, а Рози успела тем временем заметить, что, должно быть, папочка захворал, или, может, что случилось?
Полковник взял ее за обе руки, притянул к себе и поцеловал, между тем как маменька ее, опустившись в кресло, принялась барабанить веером по столу.
- Да, девочка, случилось, - сказал полковник очень печально. - Призови на помощь всю свою силу духа, ибо нас постигло несчастье.
- Господи, боже мой! Про что вы, полковник?! Не пугайте мою милочку! восклицает полковая дама и, кинувшись к дочери, заключает ее в свои могучие объятия. - Что такое могло случиться?! И к чему так волновать нашу бесценную малютку, сэр! - И она метнула на бедного полковника негодующий взгляд.
- Мы получили самые дурные вести из Калькутты. Они подтверждают сведения, поступившие с последней почтой, Клайв, мой мальчик.
- Для меня это не новость. Я давно этого ждал, папа, - говорит Клайв, поникнув головой.
- Но чего, чего?! Что такое вы от нас скрывали? Вы обманывали нас, полковник Ньюком? - визжит полковая дама, а Рози начинает хныкать, причитая: "Ой, мамочка, мамочка!.."
- Глава нашего банка в Индии скончался, - продолжает полковник. - Он оставил все дела в страшном беспорядке. Боюсь, что мы разорены, миссис Маккензи. - И он пустился объяснять им, что в понедельник утром их банкирская контора не откроется и что нынче в Сити уже были опротестованы бунделкундские векселя на огромную сумму.
Рози не поняла и половины из сказанного, а главное, того, чем это грозит; но миссис Маккензи впала в ярость и разразилась речью, от фразы к фразе накаляясь все больше и больше. Она заявила, что отнюдь не намерена жертвовать своими деньгами, которые полковник по каким-то непонятным причинам заставил ее передоверить ему; и там будет ли, нет банк открыт, а чтоб ей их вернули в понедельник утром! И дочь ее тоже располагала своим собственным состоянием, которое завещал ей их покойный нежно любимый дядя и брат Джеймс (он бы, конечно, разделил эти деньги по справедливости, если бы на него кое-кто не влиял, - она не будет говорить, кто); так что пусть полковник Ньюком, коли он такой порядочный человек, каким себя изображает, незамедлительно предоставит ей отчет о состоянии имущества ее бесценной милочки, а с ней самой рассчитается до последнего пенса - она больше не намерена доверять ему свои деньги! А каково же ей теперь думать про их бесценного малыша, что спит сейчас наверху безмятежным сном, и про его милых братцев и сестричек, которые еще могут родиться (ведь Рози молодая женщина о, она слишком еще была молода и наивна, бедняжка, для того, чтобы выходить замуж! - да она никогда б и не вышла, кабы слушалась свою маменьку!). Так вот: она требует, чтоб законные права этого малютки (и всех последующих малюток) были обеспечены и чтоб их впредь опекала их бабушка, раз их дедушка оказался таким злым, жестоким и бесчеловечным, что отдал их деньги мошенникам, а их самих оставил без куска хлеба.
Чем горячее витийствовала мамаша, тем все громче и громче плакала Рози, так что под конец Клайв не выдержал и крикнул ей: "Да уймись ты!" В ответ на это полковая дама опять стиснула дочь в объятиях и, обернувшись к зятю, принялась распекать его в тех же приблизительно выражениях, в каких перед этим - его родителя; кричала, что оба они сговорились обобрать до нитки ее дочь и бесценного малютку, спящего наверху, только рот ей никто не заткнет да-да, нипочем не заткнет! - и все деньги свои она получит назад в понедельник; это так же верно, как то, что нет на свете ее бедного милого муженька капитана Маккензи (будь он жив, никогда бы ее так не обморочили, да, вот именно - не обморочили):