Читаем без скачивания Бен-Гур - Льюис Уоллес

Прощаясь с Бен-Гуром, Симонидис в кресле выехал на террасу над рекой и там по-отечески пожелал счастливого пути и благословил молодого человека. Есфирь проводила его до лестницы.

– Если я найду свою мать, Есфирь, тебе надо будет перебраться к ней в Иерусалим и стать сестрой Тирце.

С этими словами он поцеловал ее.

Был ли это просто прощальный поцелуй?

Переправившись через реку там, где было обусловлено с Илдеримом, он нашел в условленном месте араба, который должен был служить ему проводником. Рядом паслись оседланные кони.

– Вот этот – твой, – сказал араб.

Бен-Гур всмотрелся и узнал Альдебарана, самого быстрого и красивого из сыновей Миры. Вспомнив, что после Сириуса это был любимый конь старого шейха, он понял все значение этого подарка.

Лежавший в атрии труп был обнаружен и похоронен на следующий день. А уже в полдень из города отправился гонец с письмом, в котором Мессала извещал Грата, что Бен-Гур мертв – на этот раз уже без всяких сомнений.

Некоторое время спустя неподалеку от Колизея открылся винный погребок, вывеска на двери которого гласила: «ТОР НОРМАНН».

Книга шестая

И это Смерть? А кто те двое?

Подруга этой леди – Смерть?

Кожа ее бела, как проказа,

Ночному кошмару подобна она,

От вида ее стынет кровь в жилах.

Глава 1

Антониева башня. Камера № VI

Наш рассказ уносится теперь на тридцать дней вперед с того вечера, когда Бен-Гур покинул Антиохию и отправился в пустыню с шейхом Илдеримом.

С тех пор произошла огромная перемена – огромная по крайней мере для судьбы нашего героя. Преемником Валерия Грата стал Понтий Пилат!

Надо заметить, что смещение это стоило Симонидису пять талантов римскими монетами, переданными из рук в руки Сеяну, императорскому фавориту, который тогда был в зените своего влияния. Проделано это было с целью помочь Бен-Гуру в его поисках родных в Иерусалиме и его окрестностях, а именно – отвлечь от него возможное внимание чересчур хорошо осведомленного о нем прокуратора. На эти цели верный слуга пустил суммы, выигранные у Друза и его присных, которые, проигравшись в пух и прах, сразу же стали заклятыми врагами Мессалы, чей отказ от уплаты своего проигрыша все еще обсуждался в Риме.

Прошло сравнительно немного времени, но евреи уже поняли, что смена правителей не принесла им ничего хорошего.

Когорты, посланные на укрепление гарнизона, расквартированного в Антониевой башне, вступили в город поздно вечером. На следующее утро первым, что увидели жители окружавших башню кварталов, были военные значки, вывешенные на стенах древней крепости, перемежающиеся с бюстами императора и римскими орлами. Множество народу тут же бросилось в Кесарею, где находилась резиденция Пилата, и принялось заклинать его убрать подальше эти отвратительные изображения. Пять дней и ночей они толпились у ворот его дворца; наконец он согласился встретиться с ними в цирке. Когда все собрались, римские солдаты окружили их. Вместо того чтобы оказать сопротивление, евреи выразили готовность пожертвовать своими жизнями, и этим победили. Пилат велел вернуть все символы имперской власти обратно в Кесарею, где более осторожный Грат хранил их все одиннадцать лет своего правления.

Самые худшие из людей иногда меняют гнев на милость; так однажды поступил и Пилат. Он приказал провести проверку тюрем Иудеи и составить списки людей, находящихся в заключении, с перечнем тех преступлений, которые они совершили. Без всякого сомнения, двигало им то же соображение, что и всяким только что назначенным чиновником, – страх принять на себя ответственность за возможные несправедливости своего предшественника. Но народ воспринял эту меру с надеждой на лучшее, и страсти временно улеглись. Однако в результате открылись ужасные вещи. Из темниц вышли сотни людей, против которых не было выдвинуто вообще никаких обвинений; увидели свет множество тех, кого долгие годы считали умершими; но еще более удивительным оказалось то, что обнаружились тюрьмы, не только неизвестные населению, но забытые и самими властями. С одним таким случаем, происшедшим, странно сказать, в Иерусалиме, нам и предстоит познакомиться.

Антониева башня, занимавшая две трети священной территории холма Мориа, была построена македонянами в качестве замка. Впоследствии Иоанн Гирканец превратил замок в крепость, прикрывающую Храм, считавшуюся в его дни совершенно неприступной. Тем не менее во времена правления Ирода стены крепости были дополнительно укреплены, а внутри возведены строения, необходимые для управления, которое, по его мнению, должно было стать вечным: различные службы, казармы, арсеналы, лавки, цистерны для воды и, наконец, тюрьмы всех режимов. Он велел стесать часть скалы, служившей основанием холма, и, вырубив в граните углубления, возвел великолепную колоннаду, соединив ею весь комплекс строений с Храмом. Стоя у подножия этой колоннады, можно было обозревать как на ладони все внутренние дворы и дворики священного здания. В таком состоянии башня и перешла в конце концов из рук Ирода в руки римлян, которые сразу же оценили мощь и преимущества ее расположения и не преминули ими воспользоваться. В годы правления Грата она служила в качестве гарнизонной крепости и подземной тюрьмы, одно упоминание о которой наводило ужас на всех заговорщиков. Горе, когда римские когорты выходили из ее ворот подавлять непокорных! Горе тем, кого вводили в ее ворота солдаты с копьями в руках!

Сделав это пояснение, мы поспешим вернуться к нашему рассказу.

Указ нового прокуратора с требованием доклада о всех лицах, находящихся в заключении, был получен в Антониевой башне и исполнен ее работниками весьма оперативно. С того дня, как последний из несчастных предстал перед ними для обследования, прошло двое суток. Занесенный на табулу список, готовый для подачи «наверх», уже лежал на столе трибуна, чьему попечению были вверены заключенные. Через несколько минут списку предстояло отправиться к Пилату, расположившемуся во дворце на Сионском холме.

Трибун сидел за столом в своем кабинете, просторном и прохладном, обставленном так, как и подобает офису столь высокого во всех отношениях должностного лица. Стоявший напротив него офицер в седьмом часу дня выглядел усталым и с трудом скрывал свое нетерпение: сразу же после отправки списка он собирался присесть где-нибудь в укромном уголке у основания колоннады, чтобы спокойно подышать воздухом и отдохнуть, наблюдая за евреями, снующими во внутренних двориках Храма. Его подчиненные и клерки вполне разделяли нетерпение своего начальника.

Во время затянувшегося ожидания в проеме двери, ведущей в соседнюю комнату, появился человек. Он встряхнул связкой ключей, каждый из которых был весом с молоток, и звоном их привлек внимание своего шефа.

– А, это ты, Гесий! Заходи, – велел ему трибун.

Когда вновь прибывший подошел к столу, за которым в простом кресле сидел его начальник, все присутствующие, увидев на его лице выражение тревоги и досады, затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова из того, что сейчас будет сказано.

– О трибун! – начал тот, низко поклонившись. – Я боюсь сказать тебе то, с чем я пришел.

– Еще одна ошибка – так, Гесий?

– Если бы я мог убедить сам себя, что это всего лишь ошибка, я бы так не боялся.

– Тогда, значит, это преступление – или, еще хуже, недосмотр по службе. Ты можешь посмеяться над цезарем или проклясть богов – и остаться в живых; но, если ты посягнешь на долг службы, – ты сам знаешь, что будет с тобой, Гесий. Так говори!

– Прошло уже около восьми лет, как Валерий Грат назначил меня надсмотрщиком за заключенными здесь, в Антониевой башне, – неторопливо произнес человек. – Я помню тот день, когда я приступил к своим обязанностям. Накануне на улицах вспыхнул бунт, произошло целое сражение. Мы усмирили евреев, но и нашим тоже досталось. Как тогда болтали, все началось из-за попытки покушения на Грата, который был сбит с лошади плиткой, брошенной с крыши. Я впервые увидел его сидящим на твоем месте, о трибун, голова его была вся в бинтах. Он сообщил мне о моем назначении и дал мне эти ключи, числом по количеству камер. «Они являются символом твоей службы», – сказал он мне и прибавил, что я никогда не должен с ними расставаться. На столе перед ним лежал свиток пергамента. Подозвав меня к столу, он развернул свиток. «Это планы камер, – сказал Грат. Там было три плана. – Вот это, – продолжал он, – расположение камер верхнего уровня; второй план показывает камеры, лежащие ниже. А третий план изображает камеры самого нижнего уровня. Я вручаю их тебе». Я взял эти планы у него из рук, а затем он сказал еще: «Теперь у тебя есть ключи и планы, ступай и познакомься со своим новым хозяйством. Зайди в каждую камеру, посмотри, в каком она состоянии. Если тебе понадобится дополнительно что-нибудь, чтобы гарантировать надежность пребывания там заключенных, дай мне знать, ибо теперь твоим начальником являюсь только я, и никто другой».