Читаем без скачивания Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] - Константин Путилин

— Ваше мнение? — обратились к врачу товарищ прокурора и судебный следователь. — Имеем ли мы дело со случаем скоропостижной естественной смерти, или есть данные предполагать насильственную кон­чину?

— Я не усматриваю ясных следов, признаков насилия, — ответил врач. — Правда, есть маленькие сса­дины под бровями и на шее и небольшая ранка за левым ухом. Вот все, что дает наружный осмотр. Однако я полагаю, что этих данных недостаточно для картины насильственной смерти.

— Но эти ссадины, эта ранка за ухом? Чем их можно, в таком случае, объяснить?

— Видите ли, положение трупа наводит меня на мысль, — продолжал врач, — что смерть застала Фохта внезапно, в то время, когда он собирался ложиться. Он вдруг почувствовал дурноту, хотел вскочить, но уже не мог и навзничь, мертвый, грохнулся на пол. Левая нога осталась на кровати.

— Но ссадины, ссадины! — нетерпеливо допытыва­лись товарищ прокурора и следователь.

— При падении он мог удариться... — давал, нужно признаться, уклончивые ответы врач. — Что же касается разодранной ранки на шее, то ее можно объяснить так: если мы допустим, что Фохт скончался от кровоизлияния в мозг или, скажем, от паралича сердца, то нет ничего удивительного в том, что он, почувствовав дурноту, удушие, стал инстинктивно, в смертельном страхе, рвать ворот рубашки, царапать, почти рвать шею. У многих скоропостижно скончавшихся мне приходилось наблюдать подобные явления.

Следователь переглянулся с прокурором.

— Видите ли, доктор, ваше объяснение было бы весьма правдоподобным, если бы оно, простите, не было столь... неподходящим для данного случая. Вы говорите, что он, почувствовав удушье, стал рвать ворот рубашки, царапать шею. Но взгляните: воротник ночной рубашки Фохта расстегнут, отнюдь не разорван и даже не смят. Очевидно, покойный не прикасался руками к нему. Кроме того, и это глав­ное: если бы Фохт сам упал, в агонии или в смерти, навзничь, на спину, то он должен бы скорее всего разбить себе затылок, голову. Вы видите: он лежит лицом кверху. Каким же образом человек, падающий навзничь, может получить от падения ссадины под бровями? Или у него брови на затылке?..

— Он мог удариться лицом... — пробормотал сконфуженный доктор.

— Нет, не мог, — ответил следователь. — Посмотрите: между кроватью и столом, то есть на том пространстве, на котором лежит несчастный Фохт, не находится ни одного предмета, о который он мог бы удариться. Эх, простите меня, доктор, не в укор, а так вам скажу: плохо у вас проходят судебную медицину. Мы, юристы, куда более сведущие в этой области, потому что практика лучше всяких теорий учит распознавать психологиютрупа.

Немедленно отправив труп Фохта в медико-хирургическую академию для вскры­тия, приступили к предварительному дознанию.

Трагическое происшествие в комнате Фохта всполошило весь муравейник — меблированные комнаты. В узком коридоре, темном, тускло освещенном крохотной керосиновой лампой, толпились в страхе, испуге и смятении аборигены этого лого­вища.

Первой для допроса была приглашена — за отсутствием самой содержательницы меблированных комнат — ее сестра, мещанка Евдокия Григорьева. На во­просы властей она дала подробные сведения обо всех жильцах. Тут была и целая пестрая галерея типов полуинтеллигентного Петербурга в лице его типичных представителей, тех скромных по средствам, но гордых по духу и претензиям людей, которые, ютясь в комнатах, с какой-то боль­ной страстностью разыгрывают из себя «благородных нищих».

— У нас разные господа живут, — тараторила мещанка Григорьева, сестра своей «знаменитой» се­стры — содержательницы меблированных комнат. — В номере пятом — барышня одна. Хорошая барышня! Все книжки читает, романы, да конфетки жует... К ней дядюшка в гости ходит. Такой солидный, важ­ный господин, седой, с огромной золотой цепочкой на животике. В номере шестом — капитан один, отстав­ной... Тот все ром ямайский пьет. Выпьет и кричит: «Я со всеми севастопольскими генералами ром ямайский пил! Смирно, шантрапа!» В номере седьмом проживает Иван Малинин. Бедствует, бедненький, а у его, слышь, опекуна аль по­печителя большие деньги водятся... В том же номере чиновник, отставной губернский секретарь Александр Платонович Померанцев. Ну, уж этот господин — совсем непутевый. До того допился, что со службы прогнали, совсем обнищал. И одеть-то нечего... Кон­фузно сказать, а только и брючонок не имел. Бывало кричит: «Эй, самовар!» А идти к нему боязно: он-то ведь без штанов, родненький...

Словоохотливую управительницу «номеров» приш­лось оборвать, и власти ее попросили отвечать только на предлагаемые вопросы.

— Скажите, в ту ночь, когда скончался ваш жилец Фохт, все ваши жильцы были дома?

— Кажись, все...

— Был ли кто-нибудь в комнате покойного?

Тут Григорьева рассказала следующее. В этот поздний вечер и ночью к покойному заходили соседи по комнатам — Иван Малинин и этот самый чиновник «без штанов» Александр Платонович Померанцев. По-видимому, они курили, пьянствовали. Из комнаты Фохта раздавались взрывы хохота, пьяные выкрики, словом, веселье шло во всю. Шумели настоль­ко, что барышня из номера 5 выходила и просила быть потише, а то не дают спать спокойно ее «дядюшке»... В 2 часа ночи она видела Малинина сильно пьяным, а Померанцева — выходящим из комнаты Фохта, но уже в штанах, и притом в штанах покойного.

— Вы, стало быть, хорошо знали вещи покойного, если сразу узнали его брюки на Померанцеве?.. Ска­жите, в таком случае, чего не хватает среди вещей покойного Фохта...

Григорьева после беглого осмотра сейчас же об­наружила исчезновение енотовой шубы, золотых часов с цепочкой.    

Один из жильцов, великолуцкий мещанин Петр Вихрев, тоже заявил, что в ночь смерти Фохта он видел, как Померанцев и Малинин переходили из комнаты в комнату, то от Фохта к себе, то от себя к Фохту. Слышал он также их громкие разговоры, возгласы, смех...

— Беспокойно было... — добавил он.

Таковы в общих чертах были данные предварительного следствия. Исчезновение енотовой шубы по­койного, его золотых часов, таинственная обстановка его смерти, неестественное положение трупа, подозрительные ссадины и ранка на шее — все это давало основание полагать, что отставной почтовый чиновник Готлиб Фохт был убит с целью ограбления.

Показания управительницы номеров Григорьевой о том, что в ночь трагического происшествия покойный Фохт проводил время с Малининым и Померанцевым, пролило свет на это темное дело, дав ценные указания на то, в каком направлении вести следствен­ные розыски.

Прежде всего я дал приказ о ро­зыске похищенной у Фохта енотовой шубы. Опыт сыскной полиции свидетельствует, что похищенные вещи не залеживаются у воров и убийц, а большей частью немедленно сбываются, продаются ими. Местом сбыта чаще всего служат Александровский и Апраксин рынки.