Читаем без скачивания Мила Рудик и руины Харакса - Алека Вольских

Он посмотрел ей в лицо ровным, уверенным взглядом.

— Я хочу, чтобы ты сама отдала мне Метку, Мила. Я просто попрошу ее у тебя.

Слова «просто попрошу» сбили ее с толку. Это было так не похоже на Многолика. Он — просит? Или мир вывернулся наизнанку, или она определенно чего-то не понимала.

— Не удивляйся, — мягким голосом сказал Многолик, и Миле на секунду показалось, что с ней снова говорит ее учитель — тот, который когда-то был ее защитником и старшим другом… По крайней мере, тогда ей так казалось. В его голосе сейчас совсем не было фальши. Она вслушивалась, но не слышала ее. Эта подкупающая мягкость казалась искренней.

— Я прошу тебя отдать мне Метку, Мила, — продолжал Многолик. — Потому что она нужна мне.

Мила не могла пошевелиться от охватившего ее смятения. Многолик не требовал. В его голосе не было скрытой угрозы. Сейчас он обращался к ней так, как обратился бы друг.

В ее голове эхом прозвучал голос Гурия Безродного:

«Я хочу кое о чем попросить тебя, Мила…».

И он попросил. Попросил не раскрывать его тайну. Но попросил как друга. Ничего не требуя, просто надеясь, что она его поймет и не откажет.

Новое эхо принесло голос Велемира:

«У меня есть просьба, Мила…».

Владыка просил ее не держать на него обиду за то, что он до этих пор скрывал от нее правду об Асидоре и Данииле. И Мила знала, что в его словах была только забота о ней — и ничего больше. Он думал не о себе — он думал прежде всего о ней.

Голоса, возникшие в этот миг в ее сознании, говорили с одной интонацией, в которой была теплота и дружеское расположение.

Именно эта интонация только что прозвучала в голосе Многолика, когда он сказал: «Я прошу тебя отдать мне Метку, Мила, потому что она нужна мне». Он сказал, как друг или еще… Иногда она представляла, что именно так говорил бы с ней другой голос — голос ее отца.

— Она нужна мне, Мила, — повторил Многолик. — От этого зависит моя жизнь. Моя дочь не откажет мне. Правда, Мила?

Из легких Милы словно вытолкнули весь воздух. Стало тяжело дышать. Она недоверчиво подняла глаза на своего извечного врага, и их взгляды встретились.

— Ты ведь не откажешь в просьбе своему отцу, Мила? — сквозь гулкий шум в голове донесся до нее голос Многолика.

Мила смотрела на него затравленным взглядом и, кроме его голоса, слышала только невыносимо громкое биение своего сердца. Она видела рыжие пряди волос, выбивающиеся из-под капюшона, и черты, которые так сильно напоминали ей ее собственное лицо. В это мгновение ей даже показалось, что в его глазах больше нет клубящегося тумана и нет в этом тумане пауков, которые плетут и плетут бесконечно свою паутину, чтобы поймать в нее добычу… Она словно наяву увидела, что его глаза, как прежде, серые — как у нее, как на фотографии, где он рядом с ее мамой.

— Я твой отец, Мила, — негромко, с подкупающей мягкостью сказал Многолик. — Ты ведь и сама видишь это. Я изменился, но и сейчас легко заметить, как ты похожа на меня.

Мила задышала быстрее, чувствуя, как к горлу подкатывает волна отчаяния. Гурий Безродный все-таки ошибся! Ошибся! И ее самые страшные опасения оказались правдой! Многолик ее отец! А ведь она уже совсем было поверила, что это не так, что нет никаких кровных нитей, которые связывали бы ее с ним! И вот теперь он говорит ей…

— Нет… — прошептала она, отказываясь принять это.

— Да, — твердо произнес Многолик. — Не твой враг, Мила, а твой отец просит тебя. Дай мне Метку.

Милу душили слезы.

«Не твой враг, а твой отец просит тебя…».

Он обращался к ней, к той, которая никогда не знала своих родителей, никогда не знала своего отца. Когда-то, еще до того, как Мила попала в Троллинбург, когда она жила с бабушкой, которая рассказывала ей, что ее отец просто исчез, пропал неизвестно куда, она думала про себя, что сделала бы для него все, лишь бы он вернулся… Это было очень давно. И тогда она даже в самом страшном кошмаре не могла себе представить, КЕМ окажется ее отец.

— Мила, — позвал ее Многолик (отец?), и она лихорадочно втянула в себя воздух, внезапно опомнившись, что уже минуты две почти не дышит.

Вдруг она подумала: это ведь так просто — отдать ему Метку! У нее ведь никогда не было шанса сделать то, о чем ее попросил бы родной отец! Не было в ее жизни даже короткого мгновения, когда Мила чувствовала бы, что она чья-то дочь.

По ее щекам текли слезы. Или, может быть, это были всего лишь струи черного дождя. Хотя нет, черный дождь, кажется, давно уже не шел, и влага на щеках была теплой. Значит, слезы…

— Мила, — снова обратился к ней Многолик, и это не был голос чужого человека, — ты моя дочь. Сделай то, что я прошу.

Руки Милы непроизвольно потянулись к шее, где на тонкой пеньковой веревке висела черная сургучная печать — первая Метка Гильдии, по загадочному, необъяснимому замыслу Асидоры способная защищать жизнь своего хозяина.

— Дай ее мне. — Голос Многолика упал до шепота, и в тот же миг словно открылась та самая трещина в полу, сквозь которую просочился уже знакомый Миле холод. В этом мягком голосе всего лишь на миг прозвучала ледяная нотка. Словно открылся занавес отеческой личины Многолика, и она успела увидеть за ним его иную сущность — истинную.

Мила отдернула руку от шеи. Внутри нее стремительно поднималась горячая волна гнева, боли и разочарования. Да что это с ней?! О чем она думает?! Неужели она настолько крепко сроднилась с мыслью, что Многолик может быть ее отцом?! Так крепко, что уже не может оторвать эту мысль от себя, словно та приросла к ней, как вторая кожа?!

Очнись, внушала себе Мила! Ты знаешь наверняка, что настоящее имя человека, стоящего перед тобой, — Игнатий Ворант. Это факт, который не может быть подвергнут никаким сомнениям! Молодой Игнатий Ворант, называвший себя Лукоем, был близким другом Гурия Безродного на протяжении многих лет! Профессор не мог ошибиться! Очнись, повторила про себя Мила, этот человек не твой отец!

«В одном ты можешь быть уверена, Мила, — вспомнила она слова профессора Безродного. — То, что ты видела в моем воспоминании, произошло одновременно с похищением Гильдией детей магов, среди которых была и ты. Из этого следует, что Лукой изменил внешность уже после того, как ты родилась. Он никак не может быть твоим отцом».

Когда пелена сошла с ее глаз, все стало слишком очевидно. Лукой Многолик врал ей. Каким-то образом — она не знала как — Многолик узнал, что она считает (нет — считала) его родным отцом, и сейчас он решил воспользоваться этим знанием, чтобы смутить ее, запутать, склонить к тому, чтобы она отдала ему свою Метку.

Всегда одно и то же. Она должна была быть готова к этому. Лукой Многолик был слишком умен и слишком хитер. Он использовал все и всех для достижения своих целей. Для него не было запретных приемов. Он сказал: только знание дает силу. Сейчас он использовал свое знание, чтобы получить желаемое. И это было похоже на то, что говорил о нем Гурий Безродный: «Лукой всегда знал, как добиться от человека того, что ему нужно». Но сейчас Многолик знал не все. Ведь он не мог знать, что у Милы была возможность увидеть его истинное лицо, данное ему от рождения, и понять самое главное — он ей не отец. То знание, которое он сейчас пытался использовать против нее, было бесполезным — вот чего он не знал. И Мила собиралась просветить его на этот счет.

С трудом сдерживая тяжелое дыхание, Мила сузила глаза и яростно посмотрела на Многолика. Сквозь зубы она твердо произнесла:

— Ты. Мне. Не отец.

Лицо Многолика вмиг изменилось. В глазах яростно заклубился туман, бледные губы сложились в тонкую линию. И в этот момент она наконец увидела, как сквозь знакомые черты словно проступило лицо черноволосого незнакомца из воспоминания Гурия Безродного — холодного, жестокого и безжалостного. Но ее это уже не пугало. Она знала, как вести себя с этим Многоликом. Медленно покачав головой из стороны в сторону, Мила произнесла:

— И Метку ты не получишь.

А уже в следующее мгновение, не давая ему ни секунды форы, она сломя голову бросилась к ближайшей черной башне, где темной овальной дырой зиял вход внутрь. До него было около пяти метров, и Мила преодолела их в семь шагов.

В тот момент, когда темнота башни поглотила ее, она услышала голос, прозвучавший прямо в ее голове:

«Ты пожалеешь».

Это было обещание.

Мила не успела ничего понять, как темнота вокруг нее медленно отползла в стороны, словно пятясь от матового желтоватого света. Оглядевшись, Мила увидела с одной стороны небольшое застекленное окно, а с другой — арочный проход, неровный, словно кто-то вырвал из стены кусок камня размером в человеческий рост.

Мила подскочила к окну. Стекло было странным, непривычным на вид. Глянув сквозь него, Мила в первый момент ошеломленно охнула — судя по тому, насколько далеко была земля, Мила оказалась на одном из верхних этажей черной башни.