Читаем без скачивания Во мраке бытия - Рон Хаббард

Хеллер устремил печальный взгляд на воду.

— Бедные парни, — сказал он.

— Кто, какие бедные парни? — заинтересовался Эпштейн.

— Мак-Гир, Мэлон, О'Брайен и еще семь агентов. Они все мертвы. Видите ли, я подумал, что тут может произойти нарушение Кодекса.

— Они мертвы?

— Да. Взорвалась ваша квартира. И все они погибли.

— Так ведь если эта троица мертва, то и дело мое закрыто. В суде нет и не может быть никаких доказательств, кроме их устных заявлений. А это означает, что охота на меня должна прекратиться.

Дело закончено и закрыто!

— Вот и прекрасно, — сказал Хеллер. — Значит, вы совершенно свободны!

Эпштейн некоторое время сидел молча, а потом челюсть у него задрожала, а по лицу обильно покатились слезы.

— Но если вы свободны, — сказал Хеллер, — то что же все-таки вас огорчает?

Однако прошло некоторое время, прежде чем Эпштейн снова обрел возможность говорить. А слезы продолжали катиться.

— Теперь я уже и вовсе уверен, что буквально в следующую же минуту произойдет нечто совершенно ужасное!

— Да с чего вы это взяли? — воскликнул пораженный Хеллер.

— О, — простонал сквозь рыдания Эпштейн, — вы не знаете моего счастья, мне не пройдет даром такая уйма хороших новостей!

— Что? — растерянно спросил Хеллер.

— Новости слишком хороши, чтобы все сошло гладко. Я просто не заслуживаю такого. Скорее всего вот-вот разразится какая-нибудь всемирная катастрофа, и все сразу же станет на свои места. И не надо уверять меня в обратном!

— Послушайте, — терпеливо принялся втолковывать Хеллер, — с вашими бедами покончено. А кроме того, у меня для вас припасены и другие хорошие новости. У меня есть для вас прекрасная работа.

— Да? И вы хотите сказать, что у меня есть шанс погасить студенческие долги и снова попытаться защитить докторскую?

— Полагаю, что именно так, — сказал Хеллер.

— А как вас зовут?

— Джет.

О боги! На сей раз он у меня не отвертится. Тут уже налицо явное нарушение Кодекса. Ведь Хеллер собирается назвать ему свое настоящее имя.

— Но это же не полное имя? — сказал Эпштейн.

— Естественно, — ответил Хеллер. — Полное имя, проставленное в моих документах, звучит как Джером Терренс Уистер. Как видите, инициалы имени «Дж» и «Т». Вот поэтому мои друзья зовут меня обычно Джетом.

Скользкий тип. Он снова вывернулся, хотя и здорово поскользнулся.

— О, Дж. Т. Уистер. Джет! Понятно. Дошло. Но ведь на повестке написаны другая фамилия и другие инициалы. Там стоит «Дж. Эдгар Гувер», и я был уверен, что вы хотите, чтобы я кого-нибудь убил для вас. А я, видите ли, совсем не подхожу для такого дела. Я, честно говоря, даже таракана убить не в состоянии.

— Да ничего такого страшного я от вас и не собираюсь требовать, — сказал Хеллер. — Вам ведь больше двадцати одного года, не так ли?

— Да, мне двадцать три, и, несмотря на это, я уже старая развалина.

— Ну вот, единственное, что мне от вас нужно, — это открыть для меня счет в брокерской конторе.

— А у вас уже есть там кредит?

— Кредита у меня нет, — сказал Хеллер. — Но мне всего-то и требуется, что открыть там счет, чтобы я мог покупать акции — это можно сделать в какой-нибудь фирме вроде «Шорт, Скиддер и Лонг».

Эпштейн снова прерывисто вздохнул:

— Все это не так просто. Для того чтобы вы могли открыть счет в банке, во-первых, необходимо иметь почтовый адрес. Кроме того, следует представить документы о том, что вы можете пользоваться кредитом, а потом уже открыть специальный счет для брокерской конторы. А деньги у вас хоть какие-нибудь имеются?

— Да. У меня выделено сто тысяч долларов на эту азартную игру.

— А имеются у вас какие-нибудь долги, просроченные закладные или обязательства, как у меня?

— Нет.

— Я отлично знаю, что у каждого человека обязательно бывают враги. А как у вас насчет каких-либо особых врагов, которым уж очень хотелось бы навредить вам?

Тут Хеллер на мгновение задумался.

— Ну есть один такой — некий мистер Гробе, адвокат, с которым мне однажды пришлось столкнуться.

— Гробе? Вы имеете в виду Гробса из фирмы «Киннул Лизинг»?

— Да-да. Это именно он.

— Да ведь он личный адвокат семьи Делберта Джона Роксентера.

Это один из наиболее могущественных юристов на Уолл-стрит. И он является вашим врагом?

— Можно сказать, что так, — ответил Хеллер. — Во всяком случае он над этим работает.

— Ах так. — Эпштейн умолк.

Некоторое время они молча сидели под жаркими лучами солнца. Наконец Эпштейн заговорил:

— То, о чем вы просите, — серьезное дело. И тут придется чертовски много поработать. Вам, несомненно, понадобится кто-то, кто не просто выполнит какое-то разовое ваше поручение, а согласится работать на вас постоянно.

— Прекрасно. Сколько вы сейчас зарабатываете в неделю?

— О, в настоящее время я вообще ничего не зарабатываю, — сказал Эпштейн. — Видите ли, вообще-то я не являюсь бухгалтером или счетоводом — просто это такая область, в которой специалист по бизнесу и администрированию в любом случае обязан хоть немного разбираться. Знаете, им ужасно не понравился последний тезис в моей диссертации. А тезис был очень хороший. Он был посвящен корпоративному феодализму — ну, вы понимаете, что речь идет о промышленной анархии — о том, каким образом корпорации могли бы и должны были бы вести дела. Тезис сформулирован так: «А нужно ли правительство?» Но я считаю, что новую мою тему они могли бы и утвердить. Звучать она будет так: «Анархия жизненно необходима, если мы собираемся когда-нибудь установить промышленный феодализм».

— Ну и прекрасно, — сказал Хеллер, — уверяю вас, у вас будет достаточно свободного времени, чтобы разрабатывать эту тему.

— Но они, видите ли, утверждают, — продолжал Эпштейн, — что это не укладывается в рамки администрирования в сфере бизнеса. Но это же не так. Нет! Примерно восемьдесят пррцентов ресурсов корпораций уходят на то, чтобы заполнять всякие правительственные бумаги, отвечать на правительственные запросы и сопровождать инспекторов, приезжающих с проверками. Если бы они меня послушались, я мог бы поднять общий выпуск промышленной продукции на восемьдесят процентов, просто так, без всяких дополнительных затрат! — Он мрачно задумался. — А что, если мой тезис сформулировать так: «Корпорации могут счесть, что революция обойдется им дешевле, чем выплата налогов»?

— Я мог бы вам платить пятьсот долларов в неделю, — сказал Хеллер.

— Нет. Если бы я согласился, то только на сумму в один процент от общего дохода при том, чтобы окончательная сумма не превышала двухсот долларов в неделю. Большего я не стою.

Хеллер молча направился к своему пиджаку и, вытащив из внутреннего кармана две стодолларовые купюры, попытался вручить их Эпштейну.

— Нет, не нужно, — запротестовал тот. — Вы ведь недостаточно хорошо меня знаете. Предложение ваше очень заманчиво. Но принять его я не могу.

— Ну а сейчас у вас хоть какие-то деньги есть? Есть у вас крыша над головой? Ведь дома, где была ваша квартира, больше не существует.

— Это именно то, чего я заслуживаю. У меня вообще больше ничего нет, а переночевать я могу и в парке на скамейке. Ночи сейчас стоят теплые.

— Но ведь нужно что-то есть.

— Подумаешь, я привык голодать целыми неделями.

— Послушайте, — сказал Хеллер, — вы обязательно должны согласиться на эту работу.

— Понимаете, в чем дело: предложение ваше слишком хорошо. Вы же совершенно не знаете меня, мистер Гувер, простите, я хотел сказать — мистер Уистер. Скорее всего вы — добрый, терпеливый и честный человек. Но дело в том, что все ваши филантропические потуги направлены на заведомо проигранное дело. Я никак не могу принять ваше предложение. Они посидели еще немного, свесив ноги с мола и просушивая одежду на солнце. Гудзон снова устремил свои воды в океан, как только спала приливная волна. Первым заговорил Хеллер:

— Скажите, а этнология включена в курс наук, читаемый на факультете административного дела? — неожиданно спросил он.

— Нет.

— А как насчет народных обычаев?

— Нет, конечно. Вы, по-видимому, ведете речь о социальной антропологии. Но я никогда не изучал ее.

— Ну ладно, — сказал Хеллер. — Тогда вы скорее всего не знаете, что законы американских индейцев до сих пор обязательны к исполнению в Манхэттене в силу их временного приоритета.

— Да неужто? — удивился Эпштейн.

— И есть один такой закон, по которому, если вы спасли жизнь человеку, он с этого момента будет отвечать за вас.

— Где вы могли такое слышать?

— Мне об этом сообщил специалист по политическим наукам, выпускник вашего же университета.