Читаем без скачивания Украденная роза - Патриция Филлипс

Генри тоже застонал, непроизвольно вцепившись в ее роскошные волосы, и тут же оттолкнул ее, чтобы ни секунды не медля сплестись с ней в едином объятии. Их пылающие рты тоже слились, Розамунде казалось, что, охватив языком и губами ее язык, он по каплям высасывает из нее самое жизнь… Они не заметили, как сбились полотенца, не чувствовали, что под ними колкие циновки… Всхлипнув от нестерпимого желания, Розамунда раздвинула ноги, призывая его.

Генри уложил ее поудобнее и снова прильнул к ее рту благодарным поцелуем, горячим, как само пламя… Потом направил свой дротик к алеющему зеву, раздвигая нежные складки. Обхватив ягодицы Розамунды, он приподнял ее повыше и вошел в столь вожделенный ему приют, заполнив его целиком, опалив жаром его обладательницу, вонзив свое орудие любви по самую рукоятку…

Жар затопил Розамунду, проник в каждую жилочку, она купалась в нежащем, почти нестерпимом огне. Она постанывала от наслаждения, а он все крепче вжимался в нее, точно умелый наездник, толчки его бедер становились все чаще и чаще… И вот она уже забыла обо всем на свете, кроме этого жара, вознесшего ее к самым небесам…

Генри неистово овладевал ею, жадно ловя каждый ее вздох, доводя ее до последней вспышки восторга. И вот он услышал ее вопль, потом еще, и еще. Он не стал заглушать их поцелуями, он хотел слышать эти идущие из самого нутра крики, означавшие, что она целиком в его власти…

Они провели в этой комнате целый день. Еду им приносили прямо сюда. Слуги появлялись лишь на несколько минут – помешать поленья в очаге, унести таз, пустые тарелки. Они не могли друг с другом наговориться, они опять и опять предавались любви. Истомленные блаженством, они засыпали, а проснувшись, снова сплетали объятия. Они открыли друг другу самые заветные тайники своей души, спрятавшись от всех и вся в этой уютной комнате. За ставнями завывал ветер, весело потрескивал очаг, и никто на свете не был им нужен… Их желание насладиться каждой минутой усиливалось предстоящей скорой разлукой. Генри опять должен был отправиться в поход.

На рассвете он осторожно, стараясь не разбудить Розамунду, встал и направился к своему капитану отдать последние распоряжения перед дорогой. Он хотел, чтобы отряд его ехал пока без него. Обоз с фурами будет двигаться медленно, и на своем Диабло он завтра легко нагонит их… А эту ночь он сможет провести с Розамундой. Бентон поддержал его предложение, согласившись выехать утром. Он полагал, что на перепутье они встретят и отряд Аэртона.

К утру двор наполнился звоном оружия, скрипом повозок и топотом копыт. Крепостные стены были покрыты налетом инея, у конских морд клубились облачка пара, и менее заметные – у ртов наездников.

Слишком хорошо знакомые ей звуки дорожных сборов заставили Розамунду мигом проснуться. Всполошившись, она бросилась к окну и с ужасом увидела выстроившиеся отряды. Неужели уже сегодня? Нет, он обязательно бы простился… Генри говорил, что ему скоро уезжать, но она никак не думала, что речь идет о сегодняшнем утре. Подняв развевающиеся знамена, солдаты двинулись к воротам. Во двор вышел и отец Джон, он был в полном облачении, служка держал курильницу. Значит, он читал солдатам напутственную молитву. Розамунде сделалось нехорошо. Она стала искать глазами Генри и его Диабло… и не нашла.

В этот миг дверь за ее спиной со скрипом отворилась, и в проеме возник Генри, солнечные лучи, падавшие в окно, осветили знакомый травянистого цвета дублет и облегающие панталоны, вспыхнули в нагрудном медальоне. На ногах были красные сафьяновые сапоги… В таком костюме на битву не отправляются. Увидев ее бледное потерянное лицо, он рассмеялся.

– Ага, подумала, что я уезжаю, не простившись… что хочу отплатить тебе за твой тайный отъезд? – пошутил он. И тут же пожалел об этом, увидев, какая боль отразилась в ее глазах. Генри поспешно обнял ее и поцеловал в макушку. – А у меня кое-что для тебя есть, – загадочным тоном сказал он, направляясь к постели.

– Ты едешь с ними? – со страхом спросила Розамунда, даже не взглянув на пергаментный свиток, который он положил на покрывало.

– Да, но присоединюсь к ним позже.

Розамунда с облегчением вздохнула:

– Боже, я так перепугалась. Ведь ты остаешься со мной, мой милый?

– Конечно я, кто же еще? – отшутился он и, обняв ее за талию, подвел к постели. Он торжественно развернул свиток, и Розамунда увидела чудный яркий рисунок, выполненный золотой, синей и белой красками.

– Какая красота! Это картинка из какого-нибудь манускрипта?

– В некотором роде. Мне нарисовал его один монах, в том аббатстве, где мы приходили в себя после сражения. Это… твой собственный герб, любимая!

Розамунда, тихо ахнув, бросилась рассматривать картинку. Генри даже зажег свечу, чтобы она могла увидеть все детали.

– Роза… это означает Розамунда?

Генри кивнул, просияв улыбкой:

– Угадала. Могущественный Рэвенскрэгский ворон осторожно несет ее в клюве, охраняя от всех невзгод. Во всех моих обширных владениях тебя отныне будут называть Розой Рэвенскрэга.

– Роза Рэвенскрэга… – мечтательно повторила она. – Очень красивый герб.

– Мне так хотелось, чтобы он тебе понравился!..

Печальная мысль вдруг кольнула ее.

– Ты заказал этот герб до того, как узнал правду обо мне? – спросила она, с бьющимся сердцем ожидая его ответа.

– После. – Он мягко привлек ее к себе и поцеловал в щеку. – Твоя тайна наоборот подтолкнула меня поскорее это сделать, чтобы доказать тебе, что я не считаю тебя неровней. Я давно подумывал заказать его, но мешали вечные мои походы. И вдруг набрел на того искусного монаха. Вышивальщица уже вышивает для тебя флаг.

– Спасибо тебе, любимый, никогда даже и не мечтала о том, что у меня будет свой флаг, с моим собственным гербом.

– А потом мы сделаем другой герб: со знаками отличия Рэвенскрэгов, де Джиров, а твою розу поместим в центре, – размечтался Генри, вовсе не уверенный в том, что законы геральдики допускают подобные вольности в расположении символов, ну ничего. Здесь, в Йоркшире, он сам себе голова.

Когда он заговорил о де Джирах, ее улыбка померкла. Она хотела было запротестовать, но вспомнила, что теперь она наследница сэра Исмея и действительно имеет право использовать в своем гербе его леопарда, изготовившегося к прыжку. Генри был так чуток и великодушен, что не поставил на ее гербе оскорбительной полоски, которую обычно рисуют на гербах незаконнорожденных.

– А скоро мой флаг будет готов?

– Надеюсь, уже сегодня. Так что в первое же свое путешествие ты отправишься под реющим знаменем.

– Значит, на днях.

– Что? – Его пальцы, старательно сворачивавшие пергамент, замерли. – На днях? И куда это ты собралась?