Читаем без скачивания Новый директор - Герман Матвеев

— А вам за это угощенье не попадет?

— От кого?

— Ну, мало ли… И представьте, ребята тоже почему-то волнуются. Взвинтили себя… Вы в этом виноваты! Зачем такая подготовка? Ну подумаешь, педагогический совет! Мало ли их тут проводилось…

— Ирина Дементьевна! — с укором произнес Константин Семёнович.

— Ну ладно, ладно… Не слушайте меня… Ведь я тоже волнуюсь. Понимаете, вол-ну-юсь! — раздельно произнесла завуч, переходя к окну. — За вас волнуюсь. Пока всё хорошо… И надо быть такой, как Маслова, чтобы не понять и не оценить… Я сейчас ее обрезала. Остальные учителя растроганы и очень довольны… Пришел! — сообщила она, увидев за окном завроно.

Константин Семенович посмотрел на часы и облегченно вздохнул.

Заведующий районным отделом народного образования вошел в сопровождении Клима Жука и Жени Байкова. У мальчиков через плечо были надеты блестящие, шелковые широкие ленты.

— Здо́рово, брат, у тебя поставлено дело! — весело сказал Борис Михайлович, здороваясь с Ириной Дементьевной, но обращаясь к Горюнову. — Генералы встречают, генералы провожают…

— Почему генералы?

— Ну как же! Кто такие ленты носит? Только генералы!

— Не выдумывай, пожалуйста. Такие ленты наш патруль, носит, да и то только дежурные.

— Шикарно! Главное — шелковые! Вот на что денежки-то ухлопаны! — продолжал шутить Замятин.

— Борис Михайлович, это мы на свои купили, — возразил смущенный Клим.

— Погоди! Разбогатеют, не то еще наденут…

В это время за окном раздался шум подъехавшей машины.

— Константин Семенович, к нам кто-то на «Победе» прикатил, — сообщила Ирина Дементьевна, наблюдая за вылезающими из машины мужчинами. — Трое…

— Это Хмурый… Клим, идите к шефам. Зовут его Леонид Сергеевич.

— Который? В сером костюме?

— Да.

— А тех?

— Тех я не знаю. Может быть, директор завода? Идите, идите! Наверное они захотят посмотреть и стадион и всё другое. Время еще есть.

— Костя, а ты знаешь, кто тот, высокий? — многозначительно спросил Борис Михайлович, когда мальчики, а за ними и Ирина Дементьевна вышли из кабинета.

— Кто?

— Секретарь обкома.

— Да что ты говоришь!

— А ты не посылал приглашения?

— В обком? Нет. Наверно, Хмурый его привез. Тут, видишь ли, какое дело… У них там борьба за оборудование нашего производства, и вот… Неужели, он останется на заседании?..

— А почему бы и нет? Ну, пошли!

— Боря, я обязательно нужен? Что, если поручить тебя кому-нибудь из ребят? Ты получишь удовольствие. Нет, верно! Они так красочно распишут всё…

— Дело! Давай! Только бойких.

Первое заседание педагогического совета готовили сами школьники. Константин Семенович им внушил, что это большое событие не только для учителей, но и для всей школы. В актовый зал принесли и составили столы, за ними расположили стулья так, как это делалось на выпускных экзаменах, — чтобы удобно было сидеть и писать, на каждый стол положили чистые листы бумаги. На стене свежими красками горел плакат: «Привет педагогическому совету от учеников опытной школы».

За пять минут до начала совещания на всех этажах раздался обычный звонок, но всем казалось, что звук его какой-то особенный, совсем не такой, когда он извещает о начале уроков или перемены.

Большинство педагогов успели познакомиться с новым директором раньше, но имели о нем очень смутное представление. Слухи и даже сплетни, ходившие среди определенной части учителей, совсем не вязались с поведением директора и пропускались мимо ушей. Всем хотелось видеть наконец в школе настоящего руководителя.

Ровно за минуту до начала в зал вошел Константин Семенович, и сейчас же, как было условлено, во всех репродукторах раздался взволнованный детский голос:

— Внимание! Говорит школьный радиоузел. Слово передаю заместителю начальника штаба школьного патруля.

Маленькая пауза, и голос Моники торжественно сказал:

— Товарищи! Сейчас начинается первое заседание педагогического совета! В школе должна быть полная тишина. Дежурные, займите свои места! Товарищи учителя, желаем вам успеха!

— Прекрасно! Молодцы, очень хорошо! — заговорили, заулыбались педагоги в зале.

В школе наступила тишина. Константин Семенович прошел на председательское место. Рядом с ним устроилась Мария Васильевна.

Обводя взглядом сидящих в зале, новый директор заметил и улыбающегося во весь рот завроно, и Хмурого, рядом с которым сидел секретарь обкома, и двух инспекторов гороно, и помощников своих — макаренковцев, и бледное лицо жены.

— Товарищи! Будем считать первое заседание педагогического совета опытной школы открытым, — начал Константин Семенович. Наклонившись, он разложил на столе листочки тезисов и продолжал: — Подходящего названия докладу я не мог подобрать, а потому и назвал его просто — доклад директора. После меня сделают сообщения наши заведующие учебной частью: сначала младших классов, а затем и старших классов. — Выпрямившись, Константин Семенович немного переждал и снова заговорил мягким, дружеским тоном: — Доклад свой я хочу начать… отчасти с извинения. Случилось так, что назначили меня директором без вашего согласия…

Фраза вызвала заметное движение в зале. Кое-кто поднял брови, кое-кто пожал плечами.

— Я знаю, что никаких оснований для отвода или возражений против моей кандидатуры у вас нет, и говорю об этом только потому, что считаю неудачным такое положение. Думаю, что придет и такое время, когда директор школы будет не назначаться, а выбираться педагогическим советом на определенный срок. Директор будет проводить решения педагогического коллектива и перед ним отчитываться.

Константин Семенович видел, как одна из учительниц наклонилась к Ирине Дементьевне и что-то ей зашептала, но та ответила, даже не повернув головы.

— Нашу школу назвали опытной. Что это значит? Какой опыт или эксперименты мы должны проводить? Никаких экспериментов, товарищи! Цель у нас одна: воспитание советского человека. Мы будем работать, как работали раньше. Но! — подняв палец, громко сказал директор. — Но мы должны как можно скорей понять и отказаться от всего постороннего, наносного, идеологически чуждого, что осталось нам от прошлого или успело проникнуть к нам за последние годы. Кое-что мы пересмотрим, уточним, кое-что поправим, кое от чего откажемся совсем. Я убежден, что наш коллектив быстро найдет пути исправления, найдет нужные методы и формы работы по-новому. Сама жизнь ускорит этот процесс. В этом секрет создания крепкого коллектива. Думаю, что так мы и договоримся сегодня… даже без голосования. Во всяком случае я даю слово, что никогда не противопоставлю свою волю педагогическому совету, и все его решения будут для меня законом… Дальше! Педагогический совет не должен, как мне кажется, размениваться на мелочи и заниматься такими вопросами, как, например, подведение итогов учебной работы по четвертям. Для этого мы создадим три педагогических совещания: для учителей старших классов, средних и младших.

Раздались аплодисменты, но кое-кто зашикал.

— Но вопросы, касающиеся непосредственно каждого из нас, — продолжал Константин Семенович, — каждого члена учительского коллектива, будет решать педагогический совет.

И вдруг раздался голос:

— Однако вы лично уже уволили прекрасного педагога!

Константин Семенович взглянул на раскрасневшуюся полную даму:

— Вас неверно информировали, товарищ председатель родительского комитета. Мастер спорта сама подала заявление и ушла по собственному желанию.

— А вы не нашли нужным ее удержать?

— Нет. Как педагог, я считаю, что капризам потакать вредно.

Среди учителей начался быстро нарастающий гул, но властный голос Ирины Дементьевны сразу его погасил:

— Спорить будем потом!

— Товарищи! Я продолжаю, — опять начал Константин Семенович, когда все успокоились. — С первых лет революции в школе было так много противоречивой путаницы, прожектерства, самых разнообразных влияний, что разобраться во всем этом сейчас очень трудно. Новая педагогика могла рождаться, только опираясь на практику жизни. Я имею в виду не только Макаренко. В школах работало немало талантливых педагогов, коммунистов по убеждению… К сожалению, их опыт почти не изучен и не обнародован. Не нужно быть очень наблюдательным, чтобы увидеть: в педагогике идет глухая, скрытая и очень острая идеологическая борьба. А Сама педагогика похожа сейчас на одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков. Преобладают в нем розовые и черные цвета. Розовые — это сентиментально сюсюкающая «парная педагогика», или, как метко назвал ее Антон Семенович, — «дамсоцвос». Думаю, что именно благодаря этой педагогике так оторвана школа от жизни и так много среди учащихся барчуков, белоручек, презирающих физический труд… В ногу с ней идет педагогика — черные лоскутки. Еще в тридцать седьмом году Макаренко, критикуя какой-то педагогический опус, заметил, что в нем проглядывают длинные уши Иоганна Гербарта. А если бы Макаренко жил сейчас, в пятьдесят пятом году, то мог бы, пожалуй, сказать не только об ушах, но и о хвосте. Начнем с самого начала, от печки, от которой мы все танцуем… Вдумайтесь, что значит термин «Учебно-воспитательная работа»? Что он определяет и куда толкает нас, учителей? Разве это не перефразированное гербартовское понятие «Воспитывающего обучения»? Я много раз слышал от учителей такие фразы: «Школа учит — семья воспитывает» или: «Мы воспитываем на уроках, давая детям знания».