Читаем без скачивания Цирк 'Гладиатор' - Борис Александрович Порфирьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в Москве Дуров остался верен себе. Например, читая известную крыловскую басню, он устанавливал на арене дуб, корни которого подрывала своим рылом жирная свинья; на дубе висела дощечка с надписью «Родина», а на свинье «Пуришкевич»… В другой раз на манеж вышел слон, на нём написано — «Пушкин», а рядом с ним семенила тонкими лапками моська — «Футуристы»… Никита, ещё в приходской школе полюбивший Пушкина, не жалея ладоней, хлопал Дурову… Кончалось представление, он шёл в гостиницу освещёнными улицами и думал, что и он бы мог иметь успех у публики — дали бы лишь ему показать свою силу… Но известия о чемпионате были неопределёнными, деньги уплывали сквозь пальцы, Никита уже задолжал в «Декадансе» и с тревогой думал, что, видимо, скоро придётся покинуть Москву.
Когда не было представлений в цирке, он шёл в кинематограф, смотрел что–нибудь из «Золотой серии» Ханжонкова.
В конце великого поста в кофейне Филиппова его поманил из–за соседнего столика одутловатый человек со шрамом через всё лицо. Никита огляделся кругом, но всё–таки не был уверен, что зовут его. Жуя какую–то рыбу, равнодушно смотрел на нарядную толпу за окном. Подошёл усатый лакей, склонившись, откупоривая бутылку оранжада, сказал:
— Вас изволят просить господин с соседнего столика.
Никита повернулся и, встретившись глазами с человеком, отмеченным розовым шрамом, поднялся и попросил лакея перенести его прибор. Сердце забилось часто, он подумал: «Не иначе, как борец — больно уж рост–то велик; сейчас он меня ангажирует».
Привстав, господин приветствовал Никиту и, указав на стул, спросил:
— Вижу по комплекции — вы борец, и если меня не обманули, — Сарафанников?
— Правильно.
— Вы на юге боролись с быками, как я слышал?
— Приходилось… Всё спробовал…
— Моё имя — Александров. Я директор Потешного сада. Мы устраиваем народные гулянья на всю масляную неделю; они будут проходить в манеже на Моховой. Что, если бы вам выступить со своим номером? А? Это будет ново для Москвы и даст кое–какие сборы… Обставим всё торжественно — закажем костюм матадора, сделаем декорацию Испании, яркие афиши… Как?
Никита вздохнул. Он рассчитывал, что речь пойдёт о борцовском чемпионате. Сказал угрюмо:
— Опасное это дело — с быком бороться…
— Деньги даром не даются, — сухо возразил Александров.
— Так ведь какие, смотря, деньги?
— Двести пятьдесят рублей.
Деньги показались Никите большими, но он всё–таки сказал:
— Мало… — и повторил для убедительности: — Опасно уж больно…
Играя изящной тростью с монограммами, Александров отрезал:
— Больше не можем. Приходите завтра в три часа на репетицию, заключим договор, получите аванс.
Насторожившись, Никита спросил подозрительно.
— Это как — на репетицию? Чтобы вечером этого же быка уложить?.. Нет, так не выйдет. Одного и того же быка два раза не уложишь… Это уж… извините…
Александров почесался шрамом о костяной набалдашник трости, вздохнул:
— Менять каждый раз? Нет!.. Это не входило в наши расчёты…
Насупившись, видя, что теряет заработок, Никита сказал сердито:
— Вы хоть у кого спросите… Каждый борец вам скажет…
— Ну хорошо… Завтра в три часа.
Когда Александров ушёл, Никита в расчёте на будущие деньги заказал ещё один обед и, наконец–то насытившись, вышел на улицу. Медные солдаты, стоящие под копытами «белого генерала» Скобелева, казалось, целились в плывущую по Тверской толпу. Окна в генерал–губернаторском доме словно были вырезаны из синей бумаги; в стальном небе расплывались перистые облака; закат розовел… Никита долго бродил по бульварам и узким улицам, застроенным новыми особняками, и наконец вышел к университету, облокотившись на каменный парапет, долго смотрел на тёмный пустой манеж.
На другой день манеж окружала толпа, у кассы стояла очередь, а на Никиту с афиши глянул его двойник в помпезном костюме матадора. Несколькими минутами позже, выйдя на сцену и окинув взглядом огромное помещение, заполненное безликой пятитысячной толпой, Никита почувствовал, что его охватила дрожь. Стараясь уверить себя в том, что он не волнуется, он объяснил это холодом.
Толпа зашумела, заколыхалась.
— Ведут, ведут!
Но на Никиту вид упирающегося быка подействовал успокаивающе, дрожь исчезла, мышцы стали упругими; бодрые звуки «Марша тореадора» напомнили о прежних победах.
Бык натягивал цепи, сопротивлялся — казалось, он боится Никиты. От ударов его копыт задрожала сцена, он протяжно взревел.
И вдруг Никита похолодел — бык был тот же самый, которого он сегодня положил в присутствии всей администрации. Это был верный провал. Борец растерянно оглянулся по сторонам, но Александрова нигде не было видно, служители, отпустив цепи, ретировались со сцены; почувствовав свободу, животное обвело дикими глазами огромную галдящую толпу, увидело одиноко стоящего человека и бросилось на него. Никита взмахнул малиновым плащом, отвёл удар тяжёлых рогов в сторону, избежав смерти. Теперь он сосредоточенно следил за животным, ловким взмахом яркого плаща снова проводил его рога мимо себя.
Бык начал носиться за ним по сцене, зверея всё больше и больше от неистовых криков и слепящих прожекторов. Никита играл плащом, отступал, делал неожиданный шаг в сторону, падал на колено. В голове билась лихорадочная мысль: «Во второй раз его положить невозможно. Из–за их жадности я приму смерть».
Взмах плащом, разъярённый бык проносится мимо, почти задевая Никиту, крепкие рога врезаются в макет испанского дворца; бык мотает головой, сошвыривает с них раскрашенный лист фанеры.
Толпа неистовствует.
Новый взмах, бык бросается на ненавистный ему красный цвет, и снова его рога врезаются в декорацию. Сверху с грохотом сыплются доски, обрывки холста, раздаётся звон стекла, над сценой поднимается облако пыли.
Толпа кричит, топает ногами.
Желая спасти остатки декораций, Никита отводит животное в сторону взмахом плаща.
Зверь останавливается, упирается взглядом в толпу, ревёт; с морды его падают хлопья пены.
«Так дольше не может продолжаться», — думает Никита, снова привлекает внимание быка и неожиданно хватает его за рога, сгибает ему шею. Но бык, под смех пятитысячной толпы, отбрасывает его в сторону. Это выводит Никиту из себя, он забывает об опасности, идёт с открытой грудью навстречу животному и снова оказывается на полу.
Он наступает снова и снова, и от одного из ударов перелетает через барьер. Раздаются истеричные крики женщин, смех мужчин.
Никита зло смотрит на них, тяжело забирается на сцену. Один раз ему кажется, что победа близка, ему уже чудится хруст бычьих позвонков, но опять оказывается далеко
