Читаем без скачивания Кунигас. Маслав - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только свальгон вошел с Гайлисом в его убогую лачугу, наполовину вросшую в землю, с очагом по середине, на котором пылал на камнях неугасимый огонь на домовом жертвеннике, а вокруг лежали вместо лавок принесенные с поля глыбы валунов, так вслед за хозяином и гостем стали ломиться в двери ближайшие соседи. Внутренность лачуги была такая же печальная, как ее внешность, видом напоминавшая большую кротовину.
Дым, с трудом выбивавшийся через небольшое отверстие над очагом, стлался сине-серым пологом между крышей и стенами.
То же помещение служило и людям и домашнему скоту, как бы составлявшему часть семьи. В глубине стояла корова с теленком, пара исхудалых волов и две маленькие, приземистые, толстенькие лошадки, уже одетые зимней лохматой шерстью. За ними, по-соседству, лежали черные и коричневые овцы, а под ногами доверчиво прогуливались куры и гуси. Все население явно свыклось друг с другом: и люди и животные. Они понимали друг друга, сторонились, а в суровые зимы грелись, сбившись в кучу. Босые и полуголые дети сосали иной раз ярок наперебой с ягнятами. И волы и дети одинаково повиновались голосу хозяина и хозяйки. А собака одинаково сторожила всех, оберегая младенцев от зверей, а зверей от издевательства подростков.
По одну сторону избы, на стенах, тщательно проконопаченных мхом, висели всякие хозяйственные орудия и приборы; другие были расставлены на палках; а то, что подороже, было спрятано в углу, в осыпях зерна и кадях. Под крышей сохло всевозможное зелье: от болезней, худобы, чар и дурного глаза. Небольшой стол и скамьи, вместо которых большей частью употреблялись камни, были грубо вытесаны из бревен. За маленькой полуоткрытой дверцей виднелась низкая кладовка, а в ней орала, разобранные телеги и колеса.
Свальгон уселся поближе к огню на камне; отпустив наушники, завязанные узлом под подбородком и расставив руки, грел их перед очагом, протягивая над слабо горевшим пламенем.
Заметив это, маленькая девочка, с любопытством глядевшая на странника, подбросила на очаг несколько сухих ветвей, чтобы согреть пришельца.
Гайлис пошел в далекий угол хижины зачерпнуть пива, которое велел дочурке подогреть. Все молчали, не решаясь заговорить с озябшим странником, смотревшим осовелыми глазами на огонь, в глубокой думе, как будто на душе его лежала тяжесть.
Когда пиво слегка согрелось, Гайлис подал его гостю и спросил:
— А не слыхать ли что о проклятых немцах?
— А разве бывает так, чтобы о них ничего не было слышно? — проворчал старик. — Разве они могут хоть день просидеть спокойно? У них, как в улье: без устали, жужжат да суетятся… Мало ли что болтают люди: говорят: придет зима, замерзнут топи, и немцы тут как тут…
Гайлис вздохнул.
— О, если б не наш замок да не княгиня, которая должна и хочет защищать его, — сказал он, — и нас при себе держит, то мы давным-давно бы разбрелись по пуще.
Свальгон прислушался.
— Э? — спросил он. — Значит, вы без кунигаса?
— И есть, и нет его… — промолвил Гайлис, — старик-отец кунигасовой вдовы давно лежит и не встает… Муж помер от ран, полученных в сражении; молодого сына схватили и убили немцы; она рядит и судит здесь одна, под стать и мужу и вождю… Разве без нее кто бы удержался на границе? Сумел бы выстроить такую грозную твердыню?
— Диво-баба! — буркнул свальгон.
— Не таковская была она при жизни мужа, — прибавил другой поселянин, — только когда немцы отняли у нее единственного ребенка-малолетку да убили мужа, месть сделала ее воякой… Люди помнят, как она по целым дням певала да рядилась, да сынка цветами убирала, да на руках носила… А как не стало у нее хозяина да мужа, да ребенка… так она и сделалась как будто и не женщина, а страшная-престрашная, точно богиня с неба…
— Чудеса над чудесами! — перебил свальгон. — Давненько я об этом слышал; однако хоть и говорят, будто крестоносцы отняли ребенка, а только не слыхать было, чтобы они его убили!.. Много, бают, таких мальцов воспитывается у них в замках; а потом их направляют проливать родную кровь…
Гайлис недоверчиво покачал головой.
— Пустяки болтают, — сказал он, — разве мы не знаем, как они расправляются в походах? Никому не дают пощады!.. Молоденьких девчат — и тех подержат несколько дней в лагере, а потом зарубят… детям разбивают головы о печи… стариков насмерть давят лошадьми… даже креститься не дают и издеваются над теми, которые просят помилования…
— Тех, кто постарше, правда: сам видел, как они с ними расправляются, — сказал свальгон, — но малюток-мальчиков они порой берут живыми, и хотя в хлеву, а все-таки выращивают…
— Наша кунигасыня, Реда, — подхватил один из стоявших у дверей, — знала бы, что сын жив!.. Она мстит за его смерть…
Свальгон тряхнул головой.
— Матери должны бы лучше знать судьбу детей, а если и не знать, то чувствовать… А я все-таки скажу, что слышал, и не раз, как люди говорили, будто ее малыша оставили в живых… Один у них старик сжалился над младенцем, взял его к себе и сделал немцем…
Гайлис вздрогнул и воздел руки к нему.
— О, Перкун, всемогущий боже! — воскликнул он с негодованием. — Разрази их молнией и громом!.. Родного сына готовы они натравить на мать… а грудь сына подставить под меч матери!! Да разверзется под ними мать сыра земля!!
Свальгон весь затрясся… рот его искривился… он замолк.
У порога, среди собравшейся толпы, стоял все время молчавший посетитель, вокруг которого остальные немного расступились и выказывали знаки уважения. Одеждою он мало разнился от прочих. На нем был полушубок, кожаный пояс, суконные штаны и теплые, на меху, кожаные валенки; на голове остроконечный шлык, обрамленный лисьим мехом; в руках железная секира… Немолодой, с круглым лицом и выдающимися скулами, выцветшими, но зоркими глазами, он одновременно казался и воином и княжеским дворовым человеком.
Он внимательно прислушивался к рассказу свальгона о сыне вдовой Реды, а когда тот закончил и все замолкли, он продвинулся от порога поближе к середине хаты и уселся на камень рядом с пришельцем.
Оба пристально взглянули друг другу в глаза. Свальгон первый поздоровался… потом притворился равнодушным и уставился глазами в огонь… Однако временами искоса с любопытством разглядывал соседа…
— А давно ль ты слышал эту сказку о нашем мальце? — спросил сосед.
— О, не сегодня и не вчера, — бесстрастно сказал свальгон, — а удивительней всего, что я слышал то же из разных мест и много лет подряд…
— Диво!! — буркнул собеседник. Потом
