Читаем без скачивания Страна Семи Трав - Леонид Платов

Несмотря на отказ «детей» солнца» идти за ним в тундру, Петр Арианович был полон самых радужных надежд. Теперь уже недолго осталось ждать! Помощь придет из-за перевалов! Письма его, наверно, дошли до адресата, не могли не дойти!

А пока в нетерпеливом ожидании географ спешил сделать свое открытие более полным, законченным.

Наблюдая погоду, Петр Арианович пользовался приборами собственного изготовления. (Некоторый опыт метеоролога он приобрел еще в 1915 году в Акмолинской области, где начинал свою ссылку.)

Система, точность, регулярность наблюдений особенно важны в метеорологии. Начав, надо продолжать и обязательно кончить. Что бы ни происходило с Петром Ариановичем — болел ли, занимался ли решением других научных задач, был ли удручен тоской по родине, по дому, или озабочен новыми кознями Хытындо, — независимо ни от чего он проводил свои метеорологические наблюдения в определенное время.

Однажды, присев на корточки подле своих самодельных приборов, Петр Арианович услышал подозрительный шорох и оглянулся. Он успел заметить плутоватую рожицу Кеюлькана, который высунулся на мгновение из кустов.

«Соглядатай Хытындо», — с раздражением подумал Петр Арианович, пожал плечами и продолжал возиться с приборами. Но соглядатай не уходил. Через некоторое время шорох повторился. На этот раз Кеюлькан уже не думал прятаться. Он стоял в кустах во весь рост, независимо заложив руки за спину, и спокойно наблюдал за Ветлугиным.

Такая назойливость возмутила географа, и он приказал Кеюлькану идти прочь. Усмехнувшись, будущий шаман удалился неторопливой походкой.

Однако он пришел и на следующий день. Устроился поудобнее неподалеку и, не таясь, смотрел, как Петр Арианович записывает показания метеоприборов. Неловко было его прогнать. В поведении юноши не было ничего вызывающего: он просто сидел и смотрел.

Затем Кеюлькан стал приходить почти каждый день. Постепенно Петр Арианович привык к его присутствию. Он чувствовал внимательный взгляд юноши, но решил не волноваться по пустякам. «Шпионит? Ну и пусть! — думал он. — Такой шпион все же приятнее этой обезьяны Якаги».

Как-то, стоя на коленях у маленького гигрометра, сделанного на скорую руку из двух соломинок, географ заметил, что внук шаманки нарушил почтительную, добровольно избранную им дистанцию. Бесшумно приблизившись, он сейчас стоял бок о бок с Ветлугиным. Голова Кеюлькана очень забавно, как-то по-птичьи, склонилась набок. Живые черные глаза были широко открыты.

— Я понял, — медленно сказал он, продолжая смотреть на гигрометр. — Когда в воздухе сыро, стебельки намокают и расходятся. А черточки на доске ты сделал, чтобы знать: очень ли сыро или не очень. Я все понял!

Он торжествующе засмеялся, потом присел на корточки и осторожно коснулся гигрометра. Вероятно, ему давно уже хотелось сделать это.

В тот день разговор вертелся лишь вокруг гигрометра. На другой день Кеюлькан проторчал часа два у флюгера, глубокомысленно следя за тем, как поворачивается маленькая стрела, укрепленная на крестообразно положенных палках.

— Твое колдовство интересное, — сказал Кеюлькан Петру Ариановичу. Потом подумал и добавил убежденно: — Интереснее колдовства Хытындо.

Он ушел и больше не приходил к метеостанции. Но теперь географ все чаще ловил на себе внимательный взгляд его живых черных глаз.

Петр Арианович не был удивлен, когда, вернувшись однажды домой, застал у себя Кеюлькана. Юноша сидел у очага и без особенного аппетита, что было совсем не похоже на него, ел сушеную оленину, которой Сойтынэ угощала племянника.

— Неужели бабка отпустила тебя к нам? — с изумлением спрашивала она.

Кеюлькан бормотал в ответ что-то невнятное.

На этот раз юноша показался Петру Ариановичу каким-то странным, вялым. По всему заметно было, что он хочет рассказать о чем-то, но колеблется, боится. Несколько раз он называл Птицу Маук — без видимой связи с темой разговора — и тотчас же запинался, умолкал.

Улучив момент, когда Сойтынэ вышла из жилища, Петр Арианович сказал напрямик:

— Что-то знаешь о Маук!

— Знаю, где она живет, — пробормотал юноша еле слышно.

Он исподлобья взглянул на Петра Ариановича и добавил просительным тоном:

— Ты не ходи туда. Там страшно. Умрешь!..

Вернулась Сойтынэ. Кеюлькан замолчал и заторопился домой.

На другой день он встретился Петру Ариановичу, когда тот проверял пасти в лесу.

Верный своей тактике, столь оправдавшей себя в случае с «льдинкой», географ не возобновлял разговора о Маук, хотя внутренне весь дрожал от нетерпения. Они поговорили о предстоящей поколке, о рыбной ловле, о двух соломинках, которые предсказывают дождь.

Уже расставаясь с Ветлугиным, Кеюлькан пробормотал:

— В страшном месте живет. Духи охраняют ее…

Петр Арианович дипломатично промолчал. Он понимал, что скрытности Кеюлькана хватит ненадолго. И действительно, уже при третьей встрече юноша рассказал все, что знал о жилище Маук.

По его словам, она свила себе гнездо в заповедном месте, в Долине Черных Скал.

Оказалось, что Хытындо разрешила Кеюлькану сопровождать себя не до конца пути, и ему не удалось видеть Маук. Но он хорошо запомнил дорогу, каждый поворот тайной тропы.

— Ты проводишь меня, — решительно сказал Петр Арианович.

Кеюлькан долго молчал, опустив голову. Потом решительно тряхнул волосами.

— Хорошо. Я провожу тебя, — сказал он. — Но помни: лучше бы тебе не ходить. Никто еще не возвращался с этой тропы, кроме Хытындо. Эта дорога ведет к смерти…

7. Каменная пасть

В одну из ближайших ночей они отправились на поиски Маук.

Петр Арианович заблаговременно запасся длинным крепким ремнем — на случай, если придется спускаться с обрыва, — вооружился копьем, спрятал в карман огниво и трут и, сидя на пороге своего жилища, поджидал Кеюлькана. (Сойтынэ уже спала, не подозревая, в какое опасное путешествие собрался ее муж.)

У ног Петра Ариановича текла река, от которой, свиваясь кольцами, поднимался туман. На втором плане темнел прибрежный кустарник, еще дальше взбегали по склону невысокие ели и лиственницы.

Петр Арианович видел и не видел все это.

За привычным пейзажем котловины медленно проступал в вечернем сумраке другой, незнакомый и странный пейзаж, который рисовало ему воображение.

Река превратилась в лагуну, местами заболоченную водорослями и тиной. Пятна воды сверкают между деревьями. И сами деревья выглядят по-иному. Гигантские силуэты их поднимаются к небу, подпирая облака.

Растительность на болоте располагается в несколько ярусов. Прямо из воды, рядом с узловатыми корнями других деревьев, торчат хвощи-каламиты, сгрудившиеся в заросли. Над ними высятся красивые, в симметрических рубчиках колонны — стволы плаунов. А над плаунами господствуют долговязые сигиллярии, похожие на многоголовую гидру, поднявшуюся на хвост.