Читаем без скачивания Гладкое личико (сборник) - Виктория Токарева

Лиля и Славик отправились танцевать. Славик и сидел, и танцевал потому, что он попал под ситуацию.

Крыша – соучастие в предательстве. Славик оказался соучастником собственного предательства.

– А ты действительно можешь изобрести летательный аппарат? – спросила я.

– Могу, – просто ответил Александр. – Я все могу, за что ни возьмусь. Я даже штопаю лучше, чем Софка. У меня незаметно – где штопка, а где здоровая ткань.

– А почему ты такой?

– Потому что мне интересно жить.

Лиля и Славик вернулись посреди танца. Выяснилось, что Славик не взял у квартирной хозяйки ключи и теперь та не сможет лечь спать. Либо уже легла, и ей придется вставать и отпирать двери.

Лиля молча глядела перед собой. В ее глазах остановилась затравленность.

Есть люди – кошки, а есть люди – собаки. Кошки привыкают к дому, собаки – к людям. Лиля была не кошка и не собака, какой-то другой зверек, неведомый мне.

– Я никогда ни перед кем не унижалась, – проговорила Лиля, глядя на меня. – Я даже не знаю, что это такое. – Лиля внезапно замолчала, будто выключили звук. – Я очень гордый человек. – Лиля снова замолчала. – Но квартирная хозяйка для меня священная корова, которой все позволено. Ей можно все, а мне ничего. Я ему сразу сказала: возьми ключи!

Лиля резко замолчала, и я увидела, что она плачет. Плачет яростно и трудно, скрываясь за словами и неподвижным лицом.

Она плакала потому, что провалилась на конкурсе и теперь должна будет вернуться в орбиту маленьких радостей. Рассматривать под микроскопом мочу и считать, что это материал. А ей так хотелось бы нырять со скалы вниз головой у всех на виду.

Мне захотелось ей сказать: «Не разобьешься, так устанешь. А когда человек устает, ему плевать: смотрят на него или нет».

Принесли горячее, трепанг в соусе. Это блюдо не имело вкуса, напоминало неподсоленный рисовый отвар.

Должно быть, трепанг был неправильно приготовлен, либо переморожен, либо то и другое.

– Не переживайте, – сказала я Лиле. – И не бойтесь квартирных хозяек. Самое главное – это не зависеть от чужого мнения.

Музыканты на помосте красиво сходили с ума.

Певец, длинноволосый и изящный, как женщина, вздрагивал и выкрикивал песню, будто давал сигналы из какой-то своей страны.

– Пойдем! – Александр позвал меня танцевать.

Я глядела на темную колышущуюся массу, где все были заражены микробом веселья. Веселье казалось мне неестественным, воспаленным, как перед общим несчастьем. Перед войной или перед чумой.

Пока мы продвигались между столиками, певец замолчал, а потом запел медленную песню. Музыканты притихли и стали томные.

Александр обнял меня, закрыл глаза, прижался щекой к моей щеке, как бы спасаясь от войны, от чумы.

Я глаз не закрывала. Наоборот, я раскрыла их пошире и увидела, что он не меня обнял. И мне вдруг показалось, что все танцуют не с теми. Все разъединены и только притворяются веселыми.

Вокруг меня двигались в обнимку предатели и соучастники. А музыка текла из страны «Возмездие».

Я сделала шаг назад и вывела свои плечи из-под его ладоней.

Александр очнулся и посмотрел на меня.

– Я сейчас, – сказала я и пошла.

– Тебя проводить? – спросил Александр.

– Нет. Я сама.

Я вышла в гардероб и спохватилась, что мой номерок остался у Александра.

Если я сейчас вернусь и попрошу номерок, то он удивится и спросит:

– А почему ты уходишь?

– Вы мне надоели, – скажу я.

– Но почему?

– Я – не лошадь. Я – Пенелопа.

– Ничего не понимаю, – скажет Александр.

– Потому что мы говорим на разных языках.

Гардеробщик смотрел на меня и ждал.

– До свидания, – попрощалась я и пошла к дверям.

Я вышла на улицу.

Вокруг меня была красивая зима, которая существовала сама по себе, независимо от Александра и от других, очень талантливых людей. Снег не падал, а как бы стоял и чуть покачивался в воздухе…

Надо мной, как извечная верная крыша, – небо. И казалось, кто-то большой и добрый видел меня и учитывал.

Моя кружевная кофточка перестала сохранять тепло, и температура моего тела сравнялась с температурой воздуха. Я вдохнула поглубже и побежала по улице, прорезая собой холод, чувствуя радостную силу в ногах.

Редкие прохожие останавливались и смотрели на меня с недоумением, – наверное, думали, что я от кого-то спасаюсь или за кем-то гонюсь.

Я действительно и убегала, и гналась.

Приду завтра в ателье, скажу девчонкам:

– Я была в ресторане с Александром Медведевым и ела трепанга.

Александр Медведев был не со мной.

Я скажу:

– Вчера ужинала в китайском ресторане и ела трепанга.

Трепанг был не трепанг.

Тогда что я делала в китайском ресторане?

Японский зонтик

Возле магазина с названием «Универсам» пролегла длинная очередь. Люди стояли друг за дружкой, сохраняя определенный интервал. Каждый существовал по стойке «вольно».

Я остановился и размечтался: если, например, толкнуть самого крайнего в спину, он упал бы на предыдущего, тот на последующего, и вся очередь в течение минуты легла бы ниц с таким звоном, будто кто провел пальцем по гребенке.

Потом я подумал: зачем толкать людей ниц, а самому возвышаться над поверженными? Зачем возвышаться над людьми, когда можно жить с ними одной жизнью?

Я перешел дорогу и встал в хвост очереди.

Передо мной спина в дубленке и затылок в ондатровой шапке. Поразительное дело: дубленку днем с огнем не сыскать, а вся Москва в дубленках. Лично я ношу кролик под котик и ратиновое пальто, которое я пошил в 1958 году. Ратин – материал прочный. В нем можно проходить всю жизнь. За те годы, что я его ношу, он уже успел выйти из моды и снова в нее войти.

– А что дают?

Я обернулся. Передо мной стояла девушка в дубленке.

«В самом деле, – подумал я, – а за чем я встал?»

– Простите, – вежливо сказал я, – сейчас узнаем.

Я постучал в предыдущую спину, как в дверь.

Ондатровый затылок повернулся и показал мне свой черный носатый профиль. В профиль мужик походил на безнравственную ворону.

– Скажите, пожалуйста, а что дают?

– Японские зонтики.

– Японские зонтики, – перевел я девчонке.

– Я слышу, – невежливо ответила девушка.

Понятно, что слышит. Не глухая. Но ведь могла бы и скрыть. Могла бы сказать: «Большое спасибо». Тогда бы я спросил: «А это хорошо?»

«Что именно – хорошо?»

«Японские зонтики».

«Это очень удобно. Их можно складывать и прятать в сумку».

Поскольку я с сумками не хожу, я бы спросил:

«А в карман можно?»

«Смотря в какой карман», – сказала бы девушка.

Это было бы началом нашей беседы, которая могла продолжаться год, и три, и всю жизнь. Но девушка не захотела беседовать со мной даже трех минут, потому что я не в дубленке, а в ратиновом пальто с узкими лацканами.