Читаем без скачивания Неверная - Айаан Хирси Али
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объявив нашего Пророка безгрешным, не разрешая себе задавать вопросы, мы, мусульмане, создали тиранию. Пророк Мухаммед пытался упорядочить все аспекты жизни мусульманина. И, придерживаясь этих правил, мы лишились свободы выбирать и думать. Мы стали не просто слугами Аллаха, а его рабами.
После этого я поймала себя на мысли о том, что начинаю думать о Коране не как о священном трактате, а как об историческом документе, всего лишь одной из версий событий, которая была записана людьми спустя сто пятьдесят лет после смерти Пророка Мухаммеда. И версия эта сугубо арабская.
Она распространялась так успешно потому, что была жестокой, твердой, нетерпимой, построенной на контроле за женщинами и изуверской войне.
Пророк учил нас многим хорошим вещам. Это было очень полезно в духовном плане – верить в будущую жизнь. Коран научил меня быть сострадательной к другим, научил безвозмездно помогать людям. В свое время я, как и многие другие мусульмане, просто решила не касаться вопроса о священной войне против неверующих – это слишком сложный вопрос, в котором не каждый сможет разобраться. Большинство мусульман никогда не углубляются в теологию. Мы почти никогда не читаем Коран, мы учим его на арабском языке, которого не знаем. И в результате многие люди действительно думают, что ислам – это очень мирная религия. Именно из-за этих честных людей и возникает заблуждение о толерантности мусульманской религии.
Но я больше не могла не видеть этого тоталитаризма в исламе. Он регулирует каждую мелочь в жизни, подчиняет себе все мысли человека и его волю. Истинный ислам, как жесткая система рамок и правил, в конце концов ведет к жестокости. Ужасный теракт 11 сентября был закономерным итогом этой строгой системы регулирования человеческой жизни. Мир оказался поделен на «мы» и «они». И если ты не принимаешь ислам, то должен погибнуть.
Я не хотела принимать такой путь. Западный мир уже прошел период религиозных войн и в результате освободился от тирании религии. И я предполагала, что такой период, рано или поздно, должен будет пройти и ислам. Мы, мусульмане, могли бы порвать с теми догмами, которые в итоге ведут к жестокости и невежеству. Сейчас мы можем читать столько чудесных книг, которые могут привести нас к Просвещению. И мы можем соединить наши догмы, веру и убеждения с изменяющимся миром.
Мне казалось, что путем к Просвещению может стать четкое понимание того, что Коран – это не абсолют, написанный Богом, а всего лишь книга. Также я отвергала идею ада, страх перед которым заставлял меня долгое время бояться критиковать ислам. И однажды ночью я поймала себя на мысли: «А что, если это действительно так? Во что же я тогда на самом деле верю?»
Примерно в это же время Абсхир, молодой имам из Сомали, вновь связался со мной. Он жил в Швейцарии в течение нескольких лет, но на днях был госпитализирован. На следующий день ему предстояла операция на сердце. Разумеется, мы разговаривали о событиях 11 сентября.
– Все эти цитаты, которые приводил Усама бен Ладен, чтобы оправдать теракт, действительно есть в Коране. Так как Коран вечен, то это значит, что все эти слова относятся к каждому мусульманину и в наше время. Там говорится о том, как мусульмане должны вести себя во время войны против неверных, – сказала я.
– Да, это так и есть. Я растерян так же, как и ты. Мне делают операцию на сердце, но болит оно от всех тех мыслей, которые приходят в голову.
Абсхир рассказывал мне о том, как в Женеве начал посещать лекции французского исламского философа – Тарика Рамадана. Но после них запутался еще больше. Рамадан словно бы ходил по замкнутому кругу: «Ислам – это мир, а мир – это ислам».
– Да, но это относится только к миру мусульман. Пророк также говорил о войне с неверными. Но кто такие неверные? И кто дает сигнал к началу войны с ними? – спросила я.
– Разумеется, у бен Ладена нет такой власти. Мы не можем вести войну против целого полушария, где мусульман меньшинство, – ответил Абсхир.
Я тут же его перебила:
– Но раз мы говорим о том, что Коран не может быть универсальным во все времена, то разве не значит это, что он не свят?
– О чем ты говоришь?!
– Мне очень жаль, но я, кажется, становлюсь все ближе и ближе к тому, чтобы стать отступником от веры. Мне становится все труднее и труднее верить.
На другом конце телефона повисло молчание.
– События, которые сейчас происходят в мире, сбивают нас с толку, – наконец ответил Абсхир. – Ты сейчас очень волнуешься. И это всегда очень трудно – увидеть перспективу и будущее, когда живешь в немусульманской стране. Тебе нужно сделать перерыв, отдохнуть. Тебе следует пообщаться со своей семьей, встретиться с родственниками. Ты слишком отдалилась от них. Айаан, если ты задумываешься о таких вещах, то ты можешь попасть в ад.
– Но если я начинаю сомневаться в священности Корана, то это значит, что я начинаю сомневаться и в существовании как рая, так и ада.
– Это невозможно.
– Не совсем так. Все эти ангелы и джинны… Я не вижу доказательств их существования. Абсхир, посмотри на западные картины. Разве это ангелы? Разве ангелы выглядят так? Существа в белых одеяниях и с пухлыми щеками?
– Нет. Мусульманские ангелы другие. У них нет крыльев.
– Ты ведь понимаешь, что сейчас я спрошу, как они выглядят, и ты ответишь, что не знаешь, ведь Аллах все показывает в свое время.
– Я люблю тебя, и я тоже запутался. Все эти события оказали огромное влияние на всех нас. Пожалуйста, подумай хорошенько и не совершай необдуманных поступков. Отдохни.
Я пожелала ему всего самого хорошего и много духовных сил, чтобы найти правильный выход из этой дилеммы. Абсхир был очень умным, сострадательным и щедрым, но в тот момент ему явно было страшно.
Он боялся ангелов, которые явятся к нему после смерти, чтобы допросить его о преданности Аллаху и Пророку. Он очень боялся провалить этот экзамен и низвергнуться в бесконечное адское пламя.
После неловкого молчания мы повесили трубки. Мне не хотелось больше с ним говорить.
В ноябре 2001 года я посетила дебаты в «Бали» – дом обсуждений в Амстердаме. Дискуссия была организована колонкой обзоров «Слова и Дух» газеты «Trouiv». Управляли этим разделом двое мужчин – Яффе Винк и Крис Рутенфранс. В последнее время
