Читаем без скачивания Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества - Елена Коровина

Князь-отец денег не пожалел. Молодые сняли роскошную квартиру. Зажили на широкую ногу. После спектакля Иван возил жену по ресторанам. Через месяц Люба взглянула в зеркало и отпрянула – лицо испитое, под глазами круги. А ведь ей надо выходить на сцену! Словом, вечером с мужем состоялся тяжелый разговор. Иван вспылил: «Жизнь свою менять я не намерен! Я и после ресторана могу хоть Гамлета сыграть!» Люба не стерпела: «Так ведь ты в папенькином театре играешь, а я – в Малом!» Никулин побелел: «Так ты меня любительской сценой попрекаешь?! Да я завтра же поеду в провинцию и завоюю себе славу русского трагика!» Стукнул дверью и ушел. И опять Люба осталась одна. При живом муже – опять брошенная…

…Премьеру «Грозы» давали 16 ноября 1859 года. Малый театр гудел. Актриса Рыкалова, игравшая Кабаниху, засмотрелась на горести Любы в роли Катерины, да и заплакала, жалеючи. Еле потом текст вспомнила. Публика вообще прорыдала всю постановку. Когда занавес упал, наступил миг полной всеобщей тишины, которая бывает только на великих спектаклях. А потом обрушились аплодисменты.

Люба стояла у кулис, еле живая. Островский подошел сзади и молча стал рядом. А потом, опьяненные успехом и любовью, они, сами не понимая как, оказались на квартире Косицкой. Наедине – только он и она!

А потом понеслись волшебные шальные дни. Сложились в месяцы. Потом в два года. Два года безумной любви, тайных встреч. От кого прятались? Театр все давно знал. Муж Косицкой готов был дать развод. Невенчанная жена Островского Агафья Ивановна, смирившись, тоже готова была уйти с их общей квартиры в любой миг. В конце концов Островский не выдержал неопределенности и сделал Любе предложение.

Люба заплакала. Ну как сказать ему, дорогому и любимому человеку, что на чужом несчастье своего счастья не построишь? Ведь Агафья Ивановна жила с ним 12 лет, троих детей нажила. Наверное, надеялась пойти под венец. Так что ж – убить ее надежду? И как жить всем потом – без вины виноватым? «Так жить нельзя! – вспомнилась реплика Катерины. – Грех это!»

…Островский шел в театр, не разбирая дороги. В голове не умещалось, почему любимая Люба отказала ему? Разве он не писал: «Я вас на высокий пьедестал поставлю»? А она ответила: «Я не хочу отнимать любви вашей ни у кого». И в театре она его теперь избегает. Говорят, она даже ринулась в объятия какого-то купчика, на много моложе себя. Самая банальная история – стареющая актриса и молодой красавчик. К тому же этот негодяй обобрал ее дочиста. Все ее накопления на его карточные долги пошли. Неужто Люба, как Катерина, скользит к обрыву?!

Островский остановился у гримерной Любы. Надо войти. Надо сказать. И он вошел и снова сказал: «Люба, выходи за меня!» Но она подняла страдающие глаза и снова ответила: «Нет!» А потом добавила: «Поздно уже. Куда я вам такая? Грех на мне…»

Теперь Люба болела все чаще. Она исхудала и уже не поднималась с постели. Купчик давно бросил ее. Островского, как и других посетителей из театра, она не принимала. Только свекор князь Грузинский навещал ее. Но старый князь скоро умер. Стала приходить свекровь. Все мельтешила, крутилась по квартире. Однажды Люба попросила ее подать шубу. «Далеко лежит», – ответила старуха. А вечером Люба поняла смысл ее приходов. Старая ведьма обобрала Любу до нитки – унесла все подарки из театра с шубой в придачу.

Незадолго до смерти Люба написала Островскому: «Я пишу вам это письмо и плачу, все прошедшее, как живой человек, стоит передо мной».

Все чаще ей вспоминались слова Катерины из «Грозы», мечтающей полететь, как птица. Теперь уже не полетишь – крылья сломаны… Кто сломал: проклятая судьба или собственное слишком горячее сердце? Может, надо было жить попроще да порасчетливее? Но не может так Люба. Вот Катерина ее бы поняла…

17 сентября 1868 года Любови Косицкой не стало. И был-то ей всего 41 год…

За год до этого Островский потерял свою тихую Агафью. И вот снова рыдал над новой потерей. Но уже через год появилась драма «Горячее сердце», в героине которой все знакомые узнавали шальную и гордую Любу Косицкую. А потом и другие героини Островского – из «Поздней любви», «Талантов и поклонников», «Без вины виноватых» – увидели мир глазами Любови Косицкой, повторяя ее горячие и бескомпромиссные мысли и чувства.

Звезда Онорины

Они встретились на чужой свадьбе – молодой парижский литератор Жюль Верн и никому не известная вдова из Амьена. Но если бы не эта встреча, никто не знает, как пошло бы развитие – ни много ни мало – человеческой цивилизации…

Май 1856 года в Амьене выдался отменным. Все цвело и буйствовало. 10 мая в семействе отставного военного де Виана играли пышную свадьбу. Младшая дочка Эме выходила замуж за парижанина. Жених – Огюст Леларж – прибыл вместе с другом-шафером. За свадебным столом шушукались, что шаферу только 28 лет, но его пьесы уже идут на парижской сцене, он даже пишет тексты новомодных оперетт. Настоящий столичный литератор – Жюль Верн!

Вианы не ударили в грязь лицом. Что ни блюдо – кулинарный шедевр. Не говоря уж о знаменитом амьенском паштете из утки. Вокруг – шутки, смех, лукавое подтрунивание. И только старшая сестра невесты – 27-летняя Онорина – сидела на этом празднике жизни как чужая. Ведь и года не прошло, как умер ее муж. Конечно, она не особо убивалась: ее выдали замуж по семейному соглашению. Но все равно сердце щемило, когда красавица сестричка целовалась с молодым мужем под одобрительные крики гостей.

Неожиданно литератор поднялся из-за стола. Бокал опрокинулся под его рукой, красное вино потекло по белоснежной скатерти. Но Верн, не замечая, стремительно шагнул к Онорине. «Что ты здесь делаешь?» – изумленно спросил он, как будто они были хорошо знакомы.

Гости зашумели, объясняя, что это – сестра невесты. Молодой человек, сконфузившись, отошел, но весь вечер бросал на Онорину странные взгляды. А на следующий день сделал ей предложение: «Может, тебе это покажется смешным, но у меня давно есть потребность в счастье с тобой!» У Онорины сердце дрогнуло. Вот так – ни больше ни меньше – в стремительном счастье с ней! С ее-то вдовьей долей и двумя маленькими дочками…

Крошечные Валентина и Сюзанна гостили тогда у бабушки по отцу. Верн попросил привезти их. Так и запомнился Онорине тот чудесный май – каштаны в цвету, детский лепет в беседке, улыбающийся Жюль. А потом был его первый поцелуй. И опять Онорина почувствовала себя странно – поцелуй был такой страстный и интимный, словно они уже много раз целовались.

Летом в Амьен приехал младший брат Жюля – Поль. Он был моряком и уже бороздил океаны на зависть старшего брата. Онорина первой выскочила встречать нового родственника. А тот изумленно уставился на нее: «Это ты?!» Онорина, недоумевая, шагнула ближе. «Простите! – выдохнул Поль. – Но вы так похожи на кузину Каролину!»