Читаем без скачивания Делай со мной что захочешь - Джойс Оутс

Мне так не хочется расставаться с тобою, — говорил кто-то. — Так не хочется отдавать тебя.

Она сидела среди всех этих людей на коричневом бархатном диване, ноги ее были целомудренно и изящно скрещены, и все в ней, доступное взору, было элегантно, красиво, собранно, поэтому она спокойно могла скользнуть мыслью от разговоров, от улыбок. Ее муж и другой мужчина, седой, красивый, разговаривали о том, как удивительно подскочили акции местной корпорации, изготовлявшей систему сигнализации при взломах, работавшую на батарейках, а Элина чувствовала, что там, в глубине, за аркой, в холле стоит ее любимый, что он судит их всех. Какой он безжалостный, какой суровый! Вот уж ни за что не пришел бы на это сборище, даже если бы его пригласили, даже если бы Элина умоляла его. Нет. Ни за что.

А всем казалось, что она совершенно счастлива, с какой стороны ни посмотри: и в глазах седовласого джентльмена, его жены, Марвина — в глазах всех Элина Хоу сидела на диване, оживленная и улыбающаяся. Если посмотреть на нее издалека, как бы с обратной стороны подзорной трубы. Все это было лишь внешним, лишь защитной оболочкой.

— Но будущее — за детекторами движения, — вмешался в разговор кто-то. Это был делец, друг Марвина. — Не просто электрический глаз, хотя многого и тут можно добиться, а лазерные лучи — самые чувствительные световые излучения.

Все согласились с ним.

Взгляд Элины обошел комнату — от одного стакана к другому, проверяя уровень напитков и количество льда. Кто-то шептал ей: «Это серьезно, это очень серьезно», но ее отвлек раздавшийся смех. Кто-то сказал что-то очень остроумное, забавное, и надо было рассмеяться.

— В будущем правительство, да и частные лица смогут все регистрировать, фиксировать каждую минуту на микропленке, — говорил муж Элины, возможно, в шутку, хотя Элина не могла бы сказать, так это или не так. — Вот тогда все станут честными. Это заменит Господа Бога, который в свое время наблюдал за всеми нами и помнил все, что мы делаем…

— Марвин, вечно вы преувеличиваете! — воскликнул кто-то.

— Марвин никогда не преувеличивает, — сказал другой.

Ее любимый подошел к дверному проему, чтобы лучше слышать. Привлеченный смехом, дружеской беседой, гулким, невозмутимым голосом ее мужа…

В самую комнату он никогда не войдет.

6. Через несколько дней Элина понесла наказание за свою измену мужу.

Марвин уехал в Техас, и телефон звонил, и звонил, и все еще звонил, когда она вошла в дом и в панике кинулась к аппарату.

Задыхаясь, она сняла трубку. Звонил ее муж.

Он, казалось, взывал к ней издалека, сам задыхаясь, пытался ей то-то сказать.

— Элина? Элина? Ты меня слышишь, связь хорошая? Я в порядке, Элина, в общем цел… если до тебя дойдут какие-то слухи…

Она застыла в ужасе, не зная, что случилось. Она действительно не знала. Не понимала. Голос его едва доходил до ее сознания, она лишь чувствовала — что-то произошло. Он заверял ее, что в полном порядке. Она опустилась на ручку то ли кресла, то ли дивана — ноги у нее подкашивались, ее подташнивало, а далекий голос Марвина продолжал:

— Я нахожусь в больнице в Сан-Антонио, но утром, я уверен, меня выпустят… Им надо только сделать рентген — я уверен, что ничего больше. Мне хотелось дозвониться до тебя, прежде чем ты что-либо услышишь и можешь разволноваться! Пилоту повезло меньше, чем мне… Но я не хочу сейчас в это вдаваться… А со мной все хорошо — просто пережил небольшое потрясение. Элина? Дорогая? Где ты была, почему так долго не подходила к телефону?

Она сумела все же что-то выдавить из себя.

— Они тут черт знает как разъярились — я имею в виду полицию, — продолжал Марвин. — Персонал в больнице тоже настроен против меня — они все знают, кто я, — но ухаживать за мной будут хорошо, не волнуйся. Через несколько дней я снова буду дома. В прессе будет сенсация, но ты, любимая, не обращай на это внимания — лучше вообще ничего этого не читай… Главное, что я в полном порядке, просто немножко тряхануло и еще, возможно, ребро сломано, ничего существенного…

Элина закрыла глаза. Ей было плохо от сознания своей вины, слегка пошатывало, и голова кружилась от облегчения, от воспоминаний о любви, обдававших ее теплом, любви ее возлюбленного, которую она еще ощущала всем телом… Муж говорил с ней издалека, заверял, что жив. Что вне опасности. Она чувствовала, что как-то ответственна за все это, за то, что случилось с ним, хотя и не знает, что именно случилось, и он вроде бы не хочет ей этого говорить. Она произнесла: Мне прилететь?..

— Господи, нет, конечно, — резко сказал Марвин. — Нет. Они только поднимут вокруг тебя шум, будут глазеть на тебя. Ситуация получилась весьма дикая — я не говорил тебе об этом деле, чтобы ты не волновалась, но ведь главное в том, что… Я продолжаю тут откапывать потрясающие факты, так что некоторые весьма могущественные люди забеспокоились… Даже судье стало не по себе, и я снова буду пытаться перевести дело в другой судебный округ — Собственно, если до тебя дойдет, Элина, слух, что нас подстрелили, то знай, что это не совсем так. Пули только прошили хвост, а это далеко и от меня и от пилота. Самолет разбился потому, что пилот поддался панике, а вовсе не потому, что его подстрелили… и… словом… Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, Элина, но не волнуйся: я в полном порядке. Очень скоро мы с тобой будем со смехом вспоминать об этом. Так что не волнуйся, хорошо? И не смотри передачи новостей, обещаешь? И не читай газет!

Элина обещала.

7. — Его собственный клиент пытался подстрелить его, — сказал Джек. — Я знаю, ты не хочешь об этом слышать, и я не хочу об этом говорить, но хочу, чтобы ты знала, что за… какого рода жизнь он ведет.

Элина молчала.

Джек повернулся и посмотрел на нее. Без улыбки.

— Неужели ты считаешь, что в жизни нет ничего серьезного, Элина? Совсем ничего?

— Я так не считаю, — смиренно сказала Элина.

— Неправда. Неправда, считаешь. Просто ты говоришь то, что, как тебе представляется, мне хотелось бы услышать, — сказал он. — А дело в том… что ты не думаешь о жизни.

— Я не знаю, — сказала Элина.

Джек расхохотался. Откинулся на подушки и расхохотался. А потом начал длинный монолог — монолог, исполненный черного юмора, о том, как он может умереть: его могут сшибить машиной, утопить, Марвин может напустить на него своих псов. Он уже не раз разглагольствовал на эту тему, и Элина не знала, не следует ли ей оскорбиться: какое он имеет право считать, что она замужем за убийцей?

А у него уже пропал интерес поддразнивать ее. Он лежал молча, забыв о ее присутствии. Элина слышала, как тикают его часы.

— О, черт, — сказал он. — Жалею я, что полетел тогда в Сан-Франциско… не следовало мне так рисковать. Это единственный поступок в жизни, который я не могу себе объяснить. Я никогда тебе этого не прощу.

А Элина подумала: «Он боится умереть». Они, казалось, находились в разных измерениях: он думал, прикидывал, настороженный и живой, в то время как Элина, словно олицетворяя собою наступивший в нем после вспышки страсти покой, овладевшее им чувство умиротворения, завершенности, лежала как в тумане, не ощущая своего тела. Она не спорила с ним, а молчала.

Джек вскочил и сказал со злым смешком:

— Ты, значит, согласна со мной? — И принялся искать сигареты в груде одежды. — Или как? Неужели тебе все безразлично?

— Мой муж не убьет тебя, — сказала Элина. — Поверь мне, пожалуйста. Этого не может быть.

— Не может? А почему?

— Такого не бывает.

— Обычно — нет. С таким человеком, как я, — нет. Никогда. Я недостаточно важная особа. Но моя добрая судьба катапультировала меня на такие высоты… Я стал теперь привлекать внимание, я замечаю, что люди смотрят на меня. Наверное, потому, что у меня такой счастливый, такой блаженный вид. В конце-то концов, я ведь не обычный человек: я маньяк. Жена вечно спрашивает меня, что со мной, почему во мне столько энергии, почему постель с моей стороны всегда влажная и смятая, почему я всегда так невесело шучу?.. Я ведь никогда столько не шутил до того, как встретил тебя.

— Возможно, это значит, что ты человек несерьезный, беззаботно заметила Элина.

— Нет, это значит как раз противоположное, — сказал Джек. — Шутят только серьезные люди. Нужен ум, духовное развитие, чтобы уметь шутить. Тебе этого не понять.

Элина закрыла глаза. Она слышала, как он ходит по комнате — вот он подошел к окну, прижался к стеклу лбом — у него была такая привычка — бессознательно прижиматься лбом к оконным стеклам, к стенам и дверным косякам; она слышала, как он прерывисто вздохнул.

— Люди преуспевающие — те, с какими ты, Элина, общаешься в Гросс-Пойнте, — они никогда не шутят, потому что им это не нужно. Нормальные мужчины, мужчины, сексуально не озабоченные, не шутят, потому что счастливы, как идиоты. Я это знаю. И такие, как ты, женщины тоже не шутят и не понимают шуток — для этого нужно кое-что выстрадать и обладать умом.